об одной плитке молочного шоколада и о кошке, которая однажды вечером взбудоражила весь квартал

Пробило три часа, потом половину четвертого и, наконец, четыре, а Мегрэ все еще сидел в холле, испытывая то чувство раздражения, которое бывает у людей после долгих дней предгрозовой жары, когда они становятся похожими на рыб, вынутых из воды.

Разница заключалась в том, что здесь он был единстсвенный в этом состоянии. В воздухе не чувствовалось даже намека на грозу, небо над Стрэндом было безоблачным, красивого голубого цвета, без малейшего лилового оттенка, и только изредка на нем появлялось легкое белое облачко, напоминающее пушинку, вылетевшую из перины.

Минутами Мегрэ ловил себя на том, что он с ненавистью смотрит на своих соседей. А затем его снова охватывало чувство собственной неполноценности, которое камнем давило на желудок и придавало комиссару вид скрытного и неискреннего человека.

Люди, окружавшие его, были слишком благополучными и уверенными в себе. Самым невыносимым из всех был дежурный администратор в элегантной визитке и безукоризненном пристежном воротничке, на котором не было ни единой пылинки. Он проникся к Мегрэ симпатией, а может быть, и жалостью и время от времени с видом сообщника улыбался, как бы желая ободрить его. Казалось, он хочет сказать через головы снующих взад и вперед туристов: «Мы с вами жертвы профессионального долга. Может быть, я чем-нибудь смогу помочь вам?»

Мегрэ хотелось ответить: «Принесите мне сандвич». Ему хотелось спать. Ему было жарко. Он умирал от жажды. Когда после трех часов он снова позвонил, чтобы заказать кружку пива, официант был так шокирован, как будто Мегрэ снял в церкви пиджак и остался в одних подтяжках.

— Сожалею, сэр. Бар закрыт до половины шестого, сэр!

Комиссар проворчал:

— Дикари!

Минут через десять он смущенно обратился к посыльному, самому молодому и менее важному, чем все остальные:

— Не сможете ли вы купить мне плитку шоколада?

Он не мог больше выдержать без еды. Он засунул плитку молочного шоколада в карман и, отламывая маленькие кусочки, незаметно съел ее. Не правда ли, сидя здесь, в холле роскошного отеля, он походил на французского полицейского, каким его обычно изображают парижские карикатуристы? Мегрэ заметил, что, изучая себя в зеркале, чувствует тяжеловесным, плохо одетым. Вот Пайк не походил на полицейского, скорее у него был вид директора банка. Нет, вернее, заместителя директора. Или безупречного чиновника, доверенного лица начальника.

Интересно, стал бы Пайк ждать и сидеть здесь, в холле, как Мегрэ, не зная даже, произойдет что-либо или нет?

Без двадцати четыре дежурный сделал ему знак.

— Вас вызывает Париж. Я думаю, вы предпочтете говорить отсюда.

Направо от холла была комната, в которой стояли телефонные кабины, но оттуда он не сможет следить за выходом.

— Это вы, патрон?

Было очень приятно услышать голос славного Люкаса!

— Что нового, старина?

— Нашли пистолет, которым было совершено убийство. Я подумал, что вас надо предупредить.

— Рассказывай.

— Сегодня днем, около двенадцати, я решил наведаться к старику.

— На улицу Попинкур?

— Да. На всякий случай я пошарил по углам. Ничего не нашел. Потом, услышав, что во дворе плачет ребенок, высунулся из окна. Вы помните, что квартира находится на самом верху и что потолок там довольно низкий. По карнизу проходит желоб для дождевой воды, и я заметил, что до этого карниза можно достать рукой.

— Пистолет был в желобе?

— Да. Точно под самым окошком. Маленький, бельгийской фирмы, очень красивый, и на нем выгравированы инициалы «А. Д.».

— Андрэ Дельтель?

— Совершенно верно. Я справился в префектуре. У депутата было разрешение на ношение оружия. Номер совпадает.

— Стреляли из него?

— Мне только что звонил эксперт, сообщил результаты. Я как раз ждал его ответа, чтобы вам позвонить. Он подтверждает.

— Отпечатки?

— Есть. Покойного и Франсуа Лагранжа тоже.

— Больше ничего не произошло?

— Дневные газеты выпустили целые полосы. В коридоре полно репортеров. Мне, кажется, что один из них разнюхал о вашем отъезде в Англию и тоже вылетел. Старший следователь звонил несколько раз, он интересуется, есть ли от вас новости.

— Все?

— У нас чудесная погода.

И он туда же!

— Ты завтракал?

— Основательно, патрон.

— А я нет! Алло! Не разъединяйте, мадемуазель. Ты слушаешь, Люкас? Я хочу, чтобы ты на всякий случай поставил людей около дома 7–6 на бульваре Ришар-Валлас. Потом порасспроси шоферов такси, не отвозил ли кто-нибудь из них Алена Лагранжа… Слушай внимательно! Речь идет о сыне, фото у тебя есть…

— Понял, патрон!

— Надо узнать, не отвозил ли его какой-нибудь таксист в четверг утром на Северный вокзал.

— А я думал, что он вылетел ночью самолетом, — сказал Люкас.

— Не важно. Скажи шефу, что позвоню ему, как только будут новости.

— Вы еще не нашли парнишку?

Мегрэ предпочел промолчать. Ему было неприятно признаваться, что он говорил с Аленом по телефону, что в течение нескольких часов следил за каждым его шагом и до сих пор дело не сдвинулось с мертвой точки.

Ален Лагранж с украденным у Мегрэ огромным револьвером в кармане находится где-то поблизости, а комиссару ничего больше не оставалось, как сидеть в холле и ждать, разглядывая проходящих мимо людей.

— Ну, до свидания, Люкас.

Веки отяжелели. Он не решался больше садиться в кресло, так как боялся задремать. Его подташнивало от шоколада.

Он вышел на улицу подышать воздухом.

— Такси, сэр?

Он не имел права взять такси, он не имел права пойти погулять, он имел только одно право — сидеть здесь и изображать из себя идиота.

— Чудесный день, сэр!

Он не успел вернуться в холл, как его личный враг дежурный с улыбкой на губах протянул ему телефонную трубку:

— Вас, месье Мегрэ. Звонил Пайк.

— Я только что получил известие от Брайена, передаю его вам.

— Благодарю вас.

— Эта дама доехала до Пиккадилли-Серкус, отпустила такси и пешком прошлась по Риджент-стрит, останавливаясь у витрин. По-видимому, она никуда не спешила. Она зашла в несколько магазинов, сделала покупки, которые велела отослать в отель «Савой». Хотите получить список?

— А что она покупала?

— Белье, перчатки, обувь. Затем она вернулась по Олдбон-стрит на Пиккадилли и полчаса тому назад зашла в кино. Она до сих пор находится там. Брайен продолжает следить за ней.

Еще одна неприятная деталь, на которую при других обстоятельствах он бы не обратил внимания, а теперь разозлился: вместо того, чтобы позвонить ему, Брайен позвонил своему непосредственному начальнику.

— Пообедаем вместе?

— Не знаю. Начинаю сомневаться, что мне удастся освободиться.

— Фентон страшно огорчен, что так получилось.

— Он не виноват.

— Если вам нужен кто-нибудь из моих людей… Или несколько человек…

— Благодарю.

Куда девался этот скотина Ален? Неужели Мегрэ все время ошибался?

— Вы можете соединить меня с отелем «Гилмор»? — спросил он, закончив разговор с Пайком. По выражению лица дежурного он понял, что это отель не первого класса. На этот раз ему пришлось говорить по-английски. Человек, подошедший к телефону, не понимал ни одного слова по-французски.

— Возвращался ли в течение дня в отель господин Ален Лагранж, приехавший сегодня утром?

— Кто говорит?

— Комиссар Мегрэ из парижской уголовной полиции.

— Будьте добры подождать. Не вешайте трубку. К телефону подозвали другого служащего, судя по солидному голосу, более ответственного.

— Простите. Директор отеля «Гилмор» слушает вас.

Мегрэ снова отрекомендовался.

— По какой причине вы задаете подобный вопрос?

Пришлось пуститься в объяснения, которые привели к полной путанице, потому что Мегрэ не мог подобрать соответствующие слова. В конце концов дежурный взял у него трубку из рук.