Брат Климент продолжал вещать, повторяя раз за разом одни и те же слова. Вбивая их в сердце каждого, кто мог услышать. И знал, что вот-вот его величеству Максимусу Второму придется гасить разгорающееся восстание. Но как только его гвардия прольет кровь жителей Хоккена, ярость толпы захлестнет людей. И вся гвардия поляжет.

К исходу первого часа проповеди брат Климент увидел, как к площади медленно подбираются гвардейцы одетые в доспехи с гербом королевства. Вздохнув поглубже, священник поднял руку, указывая на них.

— Смотрите, братья, явились предатели рода людского! — исступленно закричал он, пользуясь нехитрым артефактом для усиления голоса. — Они пришли, чтобы разогнать вас! Чтобы наказать за то, что вы хотите достойной жизни! За то, что хотите защищать свои семьи!

Крики гвардейцев, призывающих простолюдинов разойтись, просто тонули в шуме и гаме толпы. Сидящий верхом Септим отдал приказ, и его воины обнажили оружие. Не успел никто из воинов короля его применить, как среди толпы рухнули несколько человек, стоявшие ближе всего к гвардейцам.

— Убили! — завопила какая-то женщина. — Убили! Убили!

Крик сработал ровно так, как и должен был. Накрученная речью аронийского еретика толпа взревела, требуя крови. И Септим с ужасом увидел, как вчерашняя чернь, с которой никто не считался, обрушивается со всей своей яростью на лучших воинов королевства.

Набрасывается, валит с ног и давит. Кровь потекла по улицам Хоука. Септим в мгновение ока оказался окружен. Разряженные из-за постоянной близости к королю артефакты не сработали. Кое-как отбиваясь мечом от наседающей толпы, капитан гвардии уже было развернул коня.

— Райог! — выкрикнул Климент, вскидывая руку.

Молния поразила закованного в металл гвардейца, убив его на месте.

— Вперед! К дворцу! — закричали в толпе люди Паука. — Спасемся, братья!

И многотысячная толпа потекла по городу, на ходу собирая кровавую жертву из редко встречающихся отрядов гвардии и солдат. Те, кто не примкнул к благородному порыву черни, уничтожались на месте.

А через несколько минут к небу потянулись первые дымы. Погромы, пожары, убийства от безнаказанности. Никто не пытался остановить восстание, а братья Райога двинулись вслед за толпой, постоянно подбадривая и вещая о том, как должно спасти себя.

Максимус Торн смотрел в окно, как к дворцу стекается все больше восставшей черни. Апостол Хибы не поверил, что это произошло само собой. Но как осознание своего поражения могло сейчас помочь?

Стража дворца расступилась перед разъяренной и уже вкусившей крови толпой. Сердце его величества Максимуса Второго пропустило удар, и он медленно снял корону. Бросив ободок на трон, Торн направился к тайному ходу.

Можно было явить свою силу, убить несколько сотен простолюдинов. Но что это меняло? Их там десятки тысяч, и они вот-вот ворвутся во дворец. Сохрани Максимус свой врожденный дар к магии, он бы легко отбился. Но, став апостолом Хибы, его воплощением в Эделлоне, Торн лишился этой возможности. Он и сам теперь, как эта чернь, что бежит по коридорам, громя дворец и убивая прислугу.

Иллюзий его величество не питал, остановить такую армию простолюдинов он не сможет. Оставшиеся во дворце воины скорее разбегутся, чем станут жертвовать собой ради узурпатора. И обещаниями сладкой жизни восстание не остановишь.

Он уже не видел, как в толпу простолюдинов ворвались дружины аристократов. Во главе мчался граф Конкор, громко призывая спешить, чтобы не дать узурпатору уйти.

— Слава Хоккену! — кричал не отстающий от его сиятельства барон Крауз. — Убьем проклятого! Спасем Хоккен!

Быстро избавившись от дорогих одежд, Максимус ворвался в комнату для слуг и, натянув на себя одеяние прислуги, поспешил к тайному ходу. Не забыл его величество прихватить с собой увесистый кошель с деньгами — уходить с пустыми руками он не собирался.

Сборы не заняли много времени, так что к моменту, когда заговорщики уже вливались в тронный зал, глава культа Хибы уже петлял по подземелью дворца, направляясь к выходу в город.

Но стоило открыть потайную дверь в один из пустующих домов, как в грудь Максимусу ударило заклятье. Чары рассеялись, не достигнув цели, а его величество усилием воли скрутил зараженный эфир, и словно копьем пронзил врага.

Чернокнижник Аркейна, выстреливший первым, схватился за грудь, и тут же опал на землю горсткой праха. Другие искоренители атаковали одновременно, осыпая Торна своими личными заклятьями, так и стреляя из предоставленных «Чертополохом» револьверов. Натиск оказался таков, что Максимусу пришлось отступить на шаг.

Его аура пожирателя магии не успевала восстановиться, как ее буквально забивал обратно. Эфир загустел, с каждым ударом чужих чар эфир все сильнее бурлил, грозя выжечь все присутствующих.

Наконец, Торн умудрился найти лазейку, и принялся методично — одного за другим, убивать искоренителей. Они не бежали, не отступали, лишь старались усилить натиск, переходя на все более мощные чары.

И когда рухнул последний, Торн шатаясь вышел на улицу. Четыре горки пустой одежды, покрытой пылью — вот и все, что осталось от сильных чародеев ордена Аркейн. Но и сам апостол Хибы чувствовал себя на пределе. Скорость восполнения его резерва была не такой высокой, и моментально восстановить силы не получалось. А нужно было спешить.

К тому же одно заклинание все же пробилось сквозь его защиту, и левая рука повисла плетью. Раздробленные кости заставляли сцепить зубы и, шипя от ослепляющей боли, шагать прочь от места схватки. Если бы Максимус не сидел в опустошенной от эфира зоне, он бы легко расправился с искоренителями, и сейчас зарастил бы раны.

Очередная вспышка боли заставила короля Хоккена замереть, сжимая губы, чтобы не вырвался крик. И в этот момент он ощутил, как входит в спину острый металл. Распахнув глаза, Торн попытался вырваться, но чужая рука схватила за горло, и новые удары в спину сотрясали тело.

Кровь хлестала на землю, заливая булыжники мостовой, а нападавший, которого Торн так и не смог увидеть, все продолжал и продолжал бить. Даже когда король оказался на земле, его противник всаживал зачарованную сталь.

Но, наконец, его величество затих, зарезанный в нищем квартале. И Хэммет медленно сполз с его трупа. Меч остался торчать в измочаленной спине главы культа Хибы, и дознаватель, тяжело дыша, уставился в небо.

От центра города шло облако гари — восстание горожан растеклось по Хоуку и грозило спалить весь город. Впрочем, подумал об этом Хэммет отстраненно. Главное он совершил — он спас мир.

Киррэл «Чертополох» Шварцмаркт сдержал свое слово.

Хоук, столица Хоккена. Киррэл «Чертополох» Шварцмаркт .

Я подошел к двум застывшим телам.

Сын герцога, глава культа, король. Человек, благодаря которому начались все мои проблемы в Эделлоне, лежал изрубленного мяса на грязной мостовой в луже собственной крови. Никакой радости, однако я не испытывал — собаке собачья смерть.

Подняв руку, я прошептал заклинание, и стена огня вспыхнула, превращая труп его величества Максимуса Второго в прах. Затем я обернулся к Хэммету.

Дознаватель лежал на спине, раскинув руки, и остекленевшими глазами смотрел в небо. На его губах застыла довольная улыбка. Он совершил то, о чем мечтал. Доказал, что с орденом Аркейн еще предстоит считаться. Впрочем, ничего хорошего на самом деле я и про Хэммета сказать не мог.

Когда-то очень давно я пообещал, что убью его, и теперь я сдержал свое слово. Фанатичная вера дознавателя стала его ахиллесовой пятой. Жертвовать собой было не обязательно, но я не стал его об этом предупреждать.

— Прощай, Хэммет, — сказал я, прежде чем добавить: — Адорэ шеалис.

Стена огня вспыхнула вновь, уничтожая тело спасшего мир героя. Оставлять трупы членов ордена, чтобы давать Аркейну повод доказать, что именно его люди спасли Эделлон? Я не настолько сумасшедший.