Во всех сказаниях об этой битве нигде не говорится об оружии повстанцев, которое я считаю самым главным, – о языке.

Хауф-воа потребовалось немало времени, чтобы пробраться сквозь толчею лодок и причалить к тесной пристани. Забитая кораблями гавань объясняла отсутствие движения выше по течению.

Как только корабль был привязан, нуры с Хауф-воа с воплями перегородили трапы, требуя платы. Довольно напевая благодарственную песню, корабельный кок спустился к существам с черным мехом и наделял каждое кусками твердых сладостей. Каждый нур затолкал один кусок в пасть, а остальные спрятал в водонепроницаемую сумку; потом все они перепрыгнули через борт и исчезли среди прыгающих, раскачивающихся корпусов, едва избегая смерти.

Как обычно, Незнакомец наблюдал за происходящим со смесью удивления, радости и печали в глазах. Он отказался от носилок и спустился по трапу, опираясь на трость, а Пзора пыхтел от гордости: ему удалось оторвать пациента от смертного входа и привезти к опытным целителям города Тарек. Пока Прити отправилась на поиски рикши, они наблюдали, как экипаж хунов с помощью блоков и лебедок извлекает из трюма ящики. Во многих их них – продукция фабрики Нело, которая направляется к разнообразным печатникам, писцам и ученым. На их место грузчики укладывали ребристые пакеты, в которых отправляют из Тарека с одной и той же целью

осколки глиняной посуды и шлак из кузниц уров;

использованные керамические пилы из квуэнских лесоперерабатывающих мастерских;

изношенный типографский шрифт и порванные струны виолы;

те части покойников, которые не могут сгнить, например, кости кремированных людей и уров, позвоночники хунов, оси г'кеков и восковые кристаллы треки;

а также сверкающую пыль от размолотых панцирей квуэнов и множество буйурских остатков. Все это погружают в мусорные корабли и отправляют в большую Помойку, чтобы очиститься огнем, водой и временем.

Рикша ур помогла им погрузить в низкую четырехколесную тележку раненого, а Пзора стоял рядом и двумя щупальцами-руками держал Незнакомца за плечи.

– Вы уверены, что я вам не понадоблюсь? – спросила Сара, у которой были свои соображения. Пзора вежливо отстранил ее.

– До больницы совсем близко. Разве у тебя нет срочных дел? Разве не должна ты выполнить поручения? Все-вы скоро встретитесь со всеми-нами, сегодня вечером. А наш везучий пациент увидит ваши прекрасные личности завтра утром.

Незнакомец посмотрел на нее своими темными глазами, улыбнулся и потрепал по руке. Ни следа его прежнего ужаса перед треки не осталось.

Вероятно, я ошибалась насчет его раны. Он способен помнить.

Может, в Тареке мы узнаем, кто он. Если удастся привезти членов семьи или друзей, они помогут ему больше меня. Эта мысль причинила боль, но Сара напомнила себе, что она больше не ребенок, который ухаживает за больным птенцом. Главное сейчас, что о нем будут хорошо заботиться. Пзора прав. У меня много своих дел.

Анархический стиль города Тарека означал, что на пристани корабль не встречало ни одно официальное лицо. Но в гавань устремлялись торговцы, торопясь получить свои товары. Другие приходили в поисках новостей. Ходили слухи об ужасных происшествиях на севере и востоке. О приземлении покрытых льдом кораблей зенгов или о целых городах, сожженных титаническими лучами. Рассказывали о жителях, которых толпами гнали на суд, совершаемый судьями – инсектоидами из галактического Института Миграции. Один легковерный человек даже поспорил с Джопом; он настаивал, что фермер ошибается, так как всем известно, что деревня Доло уничтожена.

Это объясняет, почему мы не встретили ни одного корабля, идущего вверх по течению, думала Сара. Из Тарека должно было показаться, что корабль пришельцев проложил огненную полосу как раз над родным поселком Сары.

Во всех гаванях главный товар – слухи и новости, но разве повсюду не преобладают более холодные головы?

Прити сделала знак, что все ящики Нело получены, кроме одного. Этот ящик Сара погрузила на колесную тележку, чтобы самой доставить Энгрил, переписчице. Потом попрощалась с остальными посыльными из Доло, договорившись встретиться сегодня вечером и сопоставить наблюдения.

– Пошли, Джома, – сказала она сыну Хенрика, который удивленно смотрел на шум и толчею городской жизни. – Сначала отведем тебя к твоему дяде.

На пригаванном рынке голоса звучали приглушенно, торговались неохотно и небрежно. Торгуясь с членами других рас, большинство покупателей и продавцов даже не надевали реуки – явный признак того, что сама процедура торговли для них не очень важна.

Одна владелица магазина, элегантная серая самка-квуэн со сложной золотой росписью панциря, подняла две руки-клешни и посчитала девять неровных пальцев-подушечек, показывая одновременно легким наклоном купола, что это ее окончательное предложение. Продавец, деревенского вида красная самка квуэн, в отчаянии зашипела и показала на прекрасные соляные кристаллы, которые привезла с далекого моря. Сара расслышала ответ городской жительницы:

Качество или количество – какая теперь разница? И почему меня должна интересовать цена?

Этот ответ поразил Сару. Представить себе городского серого, равнодушного к коммерческой сделке? Да, местные жители явно не в себе.

А разве мы в Доло в лучшем состоянии?

Горожане собирались небольшими группами, сплетничали на своих диалектах. Многие хуны держали обитые железом трости – обычная прерогатива капитанов, в то время как урские лудильщики, скотоводы и торговцы держались поближе к своим драгоценным вьючным животным. У каждого ура на холке в ножнах топор или мачете – полезные орудия в сухих лесах и степях, где они живут.

Почему же эта картина заставила Сару нервничать?

Если подумать, то многие люди ведут себя так же, ходят только группами, вооружены орудиями, предназначенными для рубки, копания, охоты – или для таких целей, о которых Сара и думать не хотела. Жители г'кеки держались своих квартир и студий.

Мне нужно узнать, что здесь происходит, и поскорее, подумала Сара.

Она испытала облегчение, когда кончился полный напряжения рынок и началась сверкающая яркость Мешанины.

До сих пор они шли в тени, но вот перед ними отверстие в густом растительном навесе. Возвышавшиеся когда-то сооружения лежат в развалинах, их аккуратные геометрические корпуса расколоты, разбиты и собраны в одну груду, по которой и названо это место. Между обломками камней текут мутные потоки, возникают и лопаются пузыри, остатки того времени, когда это место было ядовитым и подвергалось восстановлению.

Джома заслонил глаза.

– Я его не вижу, – пожаловался он.

Сара сдержала порыв утащить его назад в тень.

– Чего не видишь?

– Паука. Он ведь должен быть здесь, в этой груде?

– Паук мертв, Джома. Он погиб до того, как мог все уничтожить. Он только начал. Поэтому город Тарек не стал еще одним болотом, полным изжеванных камней, как у нас, к востоку от Доло.

– Это я знаю. Но отец говорит, что он все еще здесь.

– Это верно, – согласилась она. – С самого причала мы проходим под ним. Видишь эти кабели над головой? Даже рампы и лестницы обвиты старыми нитями мульк-паука, и многие из этих нитей все еще живы – по-своему.

– Но где сам паук?

– Он был в своей паутине, Джома. – Сара показала на густую перекрещивающуюся сеть, натянутую между башнями. – В целом виде эта паутина и представляла собой особую форму жизни, задача которой – уничтожение древнего города буйуров. Но однажды, еще до того, как на Джиджо высадились г'кеки, именно этот паук заболел. Его нити разучились действовать вместе. И когда это произошло, паука не стало.

– Ага. – Мальчик немного подумал, потом осмотрелся. – Ладно. Я знаю, что здесь есть кое-что еще…

– Джома, – начала Сара. Ей не хотелось обрывать мальчика, который так похож на Двера в таком возрасте. – Мы должны идти…