Внизу чертыхались девчонки, но их голоса слышались и на верхнем ярусе лабиринта. Они знали здесь все. Пару раз на бегу Андрею попадались мощные рычаги, вделанные в стены, по привычке он рванул пару из них, некоторые оторвал, другие ответили ему гулким обвалом где-то за стеной. Нет, правила компьютерных игр в этом мире не действовали.

Может, повернуться к ним лицом, улыбнуться пообаятельнее, сказать: «Чур, не трогать меня»? Те, которые тут лежат по частям, тоже, наверное, так пробовали сделать. При этой мысли Андрей с размаху налетел плечом на какие-то створки, которые, к его удивлению, открылись. Но это был не выход, а, скорее, вход в помещение, одновременно напоминающее купейный вагон и отделение банка с личными ячейками. Справа и слева красовались дверцы, небольшие, как заслонки в колумбарии. И, тем не менее, в каждой, очевидно, располагалось спальное место, потому что у каждой открытой дверцы покоилась смена постельного белья.

Андрей, решив, что открытые дверцы наверняка пересчитаны, рванул одну из запертых и ужом ввинтился в узкую и длинную, точно корабельная койка, нору. Устроившись на чем-то мягком и переведя дух, он сначала зачем-то вспомнил, что названное Феодором число сбежавших весталок странным образом превосходит количество занимавшихся в пещере почти вдвое, потом прикинул, что эти безумные девчонки вполне могли установить сменный режим сна, для чего и служит эта сотовая, как говорят в Японии, гостиница. И только тут понял, что в соте он не один.

– Щас закричу! – со злорадным удовольствием сообщила наполовину придавленная массой его тела весталка.

– Извините, – пробормотал Андрей со всей возможной в данной сложной ситуации галантностью. – Не надо кричать. Меня сейчас могут убить.

– Могут, – охотно согласилась она, – да не только могут, но и убьют. Щас закричу.

– Этого делать не надо! – грозным шепотом повторил лейтенант ФСБ, аккуратно ухватываясь за гриву спутанных на затылке волос девицы.

Она запрокинула голову, но тут же снова пообещала прежним шепотом:

– Щас…

Могучим подсознательным инстинктом Андрей вдруг отлично понял, чего она хочет. Можно было бы строить умозаключения: религиозный орден – длительное воздержание – арест – изнуряющие тренировки – женский коллектив, но ситуация казалась ясной и без того.

– Ладно, провокаторша дешевая! – прошипел Андрей, рукавом затыкая жертве рот, а свободной рукой распеленывая тогу. Особой нежности он обещать не мог, но в таких условиях, знаете, не до ласк.

В жизни он не занимался любовью в такой неловкой в прямом, физическом, смысле этого слова ситуации. Гробовидная подземная койка навевала мысли о клаустрофобии. Утешало лишь то, что драться в таком положении еще неудобнее.

Новые, а точнее сказать, старые, а еще корректнее выразиться, молодые, но древние амазонки шли по коридору, колошматя по дверцам рукоятками мечей.

– Что, уже? – слышались отовсюду заспанные девичьи голоса.

– Тревога первой степени! – отвечала ночная смена дневной. – Нарушение периметра. При обнаружении незнакомых в зоне видимости принять меры к уничтожению.

– Господи, опять учебка! – стонали невыспавшиеся весталки дневной смены и, перевернувшись на другой бок, натягивали на головы грубые солдатские одеяла. – Ради Эос лазурноперстой просим, дайте поспать!

Из одной спальной ячейки доносились прерывистое дыхание и сдавленные стоны. Тренерша осуждающе покачала головой и строго постучала.

– Идите, идите, – пробормотал из-за двери задыхающийся голос. – Все в порядке, я просто плачу, ностальгия по солнечному свету.

– У них у всех ностальгия по свету, – без ноты доверия в голосе хмыкнула тренерша. – На утреннем построении поговорим! Совсем стыд потеряли.

Она уже собиралась сказать волшебное слово «чисто», которым завершаются и осмотры тумбочек, и зачистки деревень, и вообще все ключевые проверочные действия в военном лагере, но вдруг с сомнением поглядела на дверцу, за которой дышали.

Андрей прислушался. Всюду было тихо. Тоскующая по дневному свету весталка лежала рядом, оплетя его шею руками, и тихо-тихо гладила по затылку. Вот она перевела дыхание. Открыла глаза. Сейчас начнется самое тягостное, почувствовал Теменев: признания, упреки, просьбы не бросать и слезы, слезы в любом сочетании.

Весталка потерлась об него с некоторой иронией, набрала в грудь побольше воздуха и вдруг завопила как сирена, нет, не та, что чуть не погубила хитроумного Одиссея, а самая настоящая милицейская сирена или, скажем, тревожная сигнализация в сберкассе:

– Он здесь! Ко мне! На помощь, подруги, на защиту своей сестры от черного надругательства!!!

– Дура ушастая! – только и смог сказать Андрей, вышибая дверцу обеими ногами и выпрыгивая наружу, как ошпаренный.

Прямо напротив себя он увидел ту самую рыжую, топлесс, которая постигала в спортзале основы ненависти. Ее оставила здесь тренерша, кивнув на подозрительное спальное место «на всякий случай».

При виде рухнувшего сверху, аки Бэтмен-неудачник, Андрея девушка сначала открыла рот, потом стиснула зубы и добросовестно замычала. Меч свой она подняла по замысловатой траектории и держала на уровне чуть выше головы горизонтально нацеленным в лицо Андрею.

– Мычим? – приветливо осведомился сотрудник российских спецслужб, римских казино, а также антигладиатор. – Раскрепощаем движения? Расковываем речевой аппарат, освобождаясь от социальных клише и фрейдистских комплексов? А известно ли вам, девушка, что кто с мечом к нам придет, тот от меча… – Не договорив великую цитату, он ушел в длинный передний кувырок, осуществляя прием, применимый только против вооруженного противника. Поскольку тот перестает контролировать что-либо, кроме руки, сжимающей оружие. Перекатившись на спину, Теменев вытянул как мог ноги, дотянувшись левым сандалием до колена искренне старающейся возненавидеть его весталки, а потом, упершись ладонями в пол, сделал стойку на лопатках, принимая на обе ступни локоть руки с мечом, падавшей сверху. Прием верный, но главное в нем: уклониться от рушащегося вниз уже выбитого меча. Подхватив меч одной рукой, Андрей другой вцепился в волосы противницы, но взгляд глаз, почти скрывшихся под веками, так живо напомнил ему только что случившееся любовное приключение, что добивания кулаком в переносицу он производить не стал, за что на тренировке непременно схлопотал бы технический нокаут. Собственно, то же самое можно и словами.

– Non feminae, non pedist.[30] – проговорил он низким голосом совестливого киллера и побежал дальше.

Его настигли в том же самом спортзале, вбежав в который он остановился и привалился к стене. Нет ничего хуже, чем после часа беготни вернуться к старту. Будь проклят змей, кусающий свой хвост! Будьте прокляты круговорот воды в природе и еще не изобретенные карусели! Воздух, со свистом входящий в легкие, обдирал по дороге горло, оно саднило, как сбитые в детстве коленки. Весталки выходили из двери за спиной и из проема впереди и строились полукругом.

Вперед выступила тренерша и поглядела на прижавшегося спиной к известняку мужчину. Андрей похлопал себя по коленкам и подпрыгнул на левой ноге в слабой надежде, что учительница ненависти признает в нем своего.

– Так… – тихо и зловеще произнесла она, – издевается. Не признает систему тренировок. Так познай же ее на деле! – внезапно закончила дамочка, возвысив голос. И прежде чем эта фраза успела уложиться в голове Андрея, он уже увидел перед своим лицом короткие босые ноги, стремительно стригущие воздух, словно ножницы.

– Ни хрена себе! – пробормотал Теменев, пригибаясь, будто под автоматной очередью: складывалось впечатление, что тренерша пробежала по потолку.

Да, приходилось признать, что ноги эти стоили многих, которые и подлиннее, и постройнее. Наставница весталок оказалась отличным бойцом, поднаторевшим в руко– и ногопашном бою. Правда, справедливости ради следует заметить, что при этом она не мычала, не закрывала глаз и не принимала красивых поз, но дралась отменно. Андрей сначала отступал, отмахиваясь мечом, потом плюнул и стал пропускать удары мимо в призрачной надежде использовать против врага его же силу.