Поэтому, пока еще есть время, будь внимателен и обдумывай каждый свой шаг, будь постоянно настороже и не ошибайся в оценке самого себя. Кто ты? Кем ты был? Откуда и куда идешь? И до какой степени смеешь ты выдвигаться, не вредя свободе, представителем которой ты являешься? Какое имя носишь? Какие надежды ты пробудил? Какие теории во всеуслышание проповедовал? Обдумай все это и тогда ты поймешь, что ты не господин республики, а только слуга ее.

Прощай. Генуя, 29 ноября, 1347 г.».

Дописав последнее слово, Петрарка, не подписываясь, свернул бумагу и протянул капитану:

— Передай Коле. Здесь все, что я желал ему сказать. — Поэт поднялся из-за стола и стал собирать в деревянный футляр принадлежности для письма.

* * *

— Еще немного усилий, и мы покончим с трибуном. — Кардинал Бертран де До неторопливо обвел взглядом прелатов и рыцарей, собравшихся в малом зале дворца ректора Патримониума. — В ближайшие дни нанесем решающий удар.

— В прошлый раз, наступая на Рим, я тоже так думал, — негромко заметил Стефано Колонна, вызванный папским письмом вместе с другими баронами в Монтефьясконе.

— С тех пор кое-что изменилось, — с улыбкой возразил седовласому воину кардинал. — Наша общая борьба с отступником начинает приносить плоды. Рим почти отрезан от мира. Теперь многие, не только купцы, недовольны и перестали доверять Коле. Трибун не решается даже собирать народные собрания. Я не говорю уже о введенных им налогах, которые чуть было не вызвали там настоящий мятеж.

— И все же чтобы ворваться в Рим, надо иметь втрое больше солдат, чем у нас, — пробормотал Стефано. — Да и стены — преграда немалая.

— А мы не станем туда врываться, — возразил папский легат. — На этот раз мы нанесем удар изнутри.

— Но как? Кто это сделает? — Все устремили взор на кардинала.

— Это сделает золото, — спокойно произнес Бертран де До. — Золото и наши люди, прежде всего люди нашего нового союзника графа Минорбино.

— Разве Минорбино не на службе у венгерского короля, друга трибуна? — удивленно воскликнул барон Лукка Савелли. — Или король Людовик решил примириться с папой?

— Конечно, он служит королю и сейчас находится в Риме, чтобы набрать солдат в королевскую армию, — вмешался в разговор папский племянник рыцарь Гуичард де Камбрен. — Но к счастью, нам удалось с ним договориться. Минорбино выступит со своими людьми, как только получит приказ и обещанные ему деньги.

— Кто же будет платить? Обычно граф продает свои услуги не дешево, — усмехнулся Лукка Савелли. — А мы, сами знаете, вконец разорены этой войной.

— Не беспокойтесь, средства есть, — ответил папский племянник. — Вы должны лишь предупредить своих людей в Риме, чтобы они нс сидели сложа руки и действовали заодно с графом.

— Пока что у Минорбино всего сто пятьдесят солдат, — кивнул кардинал де До. — Но если все наши сторонники дружно его поддержат, то успех обеспечен. Главное, умело подготовить выступление. А этим мы уже давно занимаемся. Во многих римских церквах идет раздача денег и хлеба тем, кто высказывается против трибуна.

— Есть, верно, и план выступления? — спросил Стефано Колонна.

— Я посоветовал графу укрепиться в вашем квартале под аркой Спасителя и действовать оттуда. В назначенный день он велит ударить в набат в церкви Святого Ангела.

— Полагаете, их не перебьют, прежде чем они соберутся?

— Если все пойдет, как мы задумали, вряд ли трибуну удастся поднять горожан, — сказал легат. — Кола до сих пор не может выплатить жалованье ополченцам. Они разуверились в республике и не станут сражаться даром. К тому же в ближайшие дни Рим будет официально подвергнут интердикту. Мы уже имеем сообщение о предании Колы анафеме. Булла Климента Шестого должна вот-вот прийти из Авиньона. Каждый, кто выступит против отступника с оружием в руках, получит отпущение всех грехов. А с отлученных прежде будет снято отлучение.

— Слава господу! — перекрестился старый Колонна. — Наконец-то разделаемся с проклятым плебеем.

* * *

— Сова! Опять она кричит! — Кола ди Риенцо вскочил с постели и возбужденно заходил по комнате. — Каждую ночь это исчадье прилетает на колокольню.

— Ты стал чересчур раздражителен, — прислушиваясь к отдаленным крикам ночной птицы, сказала Нина. — Раньше тебе и в голову не пришло бы обращать внимание на такие мелочи.

— «Мелочи»! — Кола наткнулся впотьмах на стул и отшвырнул его в угол. — Чует мое сердце — накличет она беду.

— Что тебя так расстроило? Нам пока ничего не угрожает, — заметила Нина. — После разгрома Колонна армия грандов вряд ли рискнет снова приблизиться к стенам Рима.

— Не страшны бароны с их армиями, — подходя к окну и всматриваясь в темноту, отозвался Кола. — Не боюсь я и папской своры с ее отлучением. Другое меня бесит.

— Что же именно?

— Равнодушие! Подлое равнодушие тех, ради кого я начал борьбу. Большинство римлян готовы променять свободу на чечевичную похлебку. Они нуждались в республике, пока их грабили бароны. Теперь же они не желают служить честью и совестью. Все ждут выгоды, наживы. Всем надо платить наличными за каждый шаг, за каждую услугу. Но чем, спрашивается, платить, если казна пуста, если никто не хочет голосовать за введение налогов?

— Можно ли упрекать людей за то, что они стремятся обеспечить свои семьи? — вздохнула Нина. — Положение с хлебом трудное.

— Эти песни я уже слышал! — резко сказал Кола.

— Многих тревожит завтрашний день, — продолжала Нина. — Запасы продовольствия на складах невелики, а конца войны с баронами не видно. К тому же этот страх перед интердиктом. Говорят, папа уже подписал буллу.

— Если бы все столь же усердно заботились о благе государства, как заботятся о своем собственном, — с усмешкой сказал трибун, — мы сумели бы разбить грандов и достать что надо. Но наши уважаемые сограждане вместо того, чтобы честно служить общему делу, предпочитают ходить по монастырям и храмам. Ведь там раздают зерно и денежные подачки. Разумеется, тем, кто готов бунтовать против законно избранного правительства.

— Ты говоришь это мне, — с упреком сказала Нина. — Почему же ты не хочешь рассказать и другим о том же? Можно было бы созвать народное собрание. Можно наконец конфисковать имущество священников и монастырей, уличенных во вражде.

— Что проку собирать, объяснять, доказывать, если не хотят понимать? — безнадежно махнул рукой Кола.

Трибун, заложив руки за спину, ходил по комнате.

— Что же ты думаешь делать? — чуть слышно спросила Нина.

— Еще не знаю, — взглянув на жену, отозвался Кола.

— Ко надо что-то делать. Если сидеть сложа руки, бароны опять вернутся в Рим.

— Пусть возвращаются, — останавливаясь, сказал Кола. — Пожалуй, так даже будет лучше. Тогда у всех откроются глаза. Римляне и без моих речей поймут, как им жить дальше.

* * *

Вечером 14 декабря 1347 года квартал Колонна огласился воинственными криками. Наемники графа Минорбино, эмиссара венгерского короля, размахивая оружием, прошли по улицам, призывая к убийству трибуна. У церкви Сант Анжело они встретились с небольшим отрядом в форме римских гвардейцев.

Из рядов солдат графа Минорбино раздались угрожающие крики:

— Убирайтесь отсюда! Уходите, пока целы! Смерть трибуну!

По приказу капитана гвардейцы обнажили мечи и бросились на крикунов. После короткой схватки им удалось обратить наемников в бегство. Но выстрелом из арбалета был ранен стрелой в бедро капитан гвардейцев. Лишившись начальника, солдаты не стали преследовать мятежников и ушли к Капитолию, унося на руках раненого капитана.

Сторонники грандов вскоре вернулись на площадь и стали сооружать баррикаду под аркой Святого Спасителя в Пезоли. Они укрепились также в развалинах цирка Фламиния и на соседних улицах. По распоряжению графа Минорбино его люди поднялись на колокольню церкви Сант Анжело и ударили в набат. В ответ, призывая ополченцев к оружию, загудел большой капитолийский колокол.