Домой – а теперь он направлялся в отчий дом, где провел детство и вырос, – Хиллари летел в темноте и под дождем, в узком горизонте между подошвой туч и верхушками домов, медленно и осторожно, а когда флаер вошел в плотную завесу дождя – и вовсе вслепую, ориентируясь по пеленгу диспетчерской службы. Красная линия маршрута, изгибаясь, ползла по экрану, приближаясь к зеленой точке – концу пути. «Птица полетит домой, даже если ей вырвать перья», – вспомнил Хиллари старинную поговорку. А еще он вспомнил, что отец до сих пор сохраняет его детские комнаты в полной неприкосновенности – «Чтобы ты всегда мог вернуться в детство»; словно у него было безмятежное детство, полное шалостей и беззаботного веселья!.. В детстве, учась, работая и снова работая и учась, Хиллари мечтал поскорее вырасти и удрать из этих трех комнат – детской, спортзала и рабочего кабинета, где стоял мощнейший комп. Теперь эта могучая машина казалась Хиллари игрушкой по сравнению с тем, что стояло у него в проекте. Но и это не предел. Сегодня он побывал в проекте «Сефард», и Джомар Даглас показал, что ожидает Хиллари, если он перейдет к нему, – гибридные «мыслящие станки» поражали воображение, и на каждом работали три оператора, так как один человеческий мозг был не в состоянии контролировать процессы.
Хиллари раньше видел Джомара Дагласа лишь издали, а сегодня наконец-то смог подержать его за руку. Джомар Даглас, полумифическая личность, создатель принципиально нового направления в кибер-науке и практике, испытавший безвестность и славу, суд и шельмование, тюрьму и присуждение национальных премий двух цивилизаций, оказался энергичным сухощавым мужчиной среднего роста, с черными глазами навыкате и с шапкой густых вьющихся волос, смуглым и быстрым, как ртуть. Он согласился поговорить с Хиллари из чистого любопытства – узнать, как же выглядит тот, о ком так много говорят, но не показывают. Хиллари держался ровно и уверенно, как равноправный партнер, а не как руководитель гиблого проекта, и, как истинный искуситель, соблазнил Джомара, обещав живые деньги чистоганом. Речь шла о том, чтобы задействовать мощности Дагласа на копирование защитных программ «Антикибера». «Как монополисты, реагирующие на ажиотажный спрос, мы можем взвинтить цены. Прибыль пополам…» Джомар, возглавляющий куда более мощный, но полностью сидящий на субсидиях и грантах проект «Сефард», и не имеющий права истратить ни басса, предварительно не записав его в три отчетные ведомости, пал в руки Хиллари, как переспелое яблоко. Пришел он в себя уже после того, как соглашение состоялось, и множительные машины Дагласа начали выдавать вместо уникальных разработок «Сефарда» поточный ширпотреб «Антикибера». Джомар потирал руки, хохотал и, качая головой, довольно повторял: «Теперь я понимаю, что такое – хватка настоящего централа!.. И правда, есть в этом парне что-то от Принца Мрака. Любого другого я бы в шею прогнал с таким предложением!..»
Но Хиллари этого не услышал. Он был рад, что свалил с плеч такую гору – к 17.00 «Роботех» получил заявленное число копий противоугонных программ с припиской, что завтра поступит вдвое больше – и по какой цене, о чем тут же был поставлен в известность коммерческий директор, уже примирившийся с мыслью, что «Антикибер» провалит все продажи, и готовивший замену; ну а если клиенты будут настаивать на своем – вот он, контракт на тиражирование программ в BIC. Хармону оставалось только подписать капитуляцию. Все было решено в воскресенье на закрытом совещании директоров BIC и «Роботеха». В воскресенье очередь росла и росла, в понедельник коммерческий директор позвонил Анталю Т.К. Дарвашу и премило с ним побеседовал об уик-энде (номера трэка Хармона у него не было); оставалось ждать означенного в договоре времени, чтоб влепить «Антикиберу» предупреждение о срыве поставок и та-а-акую неустойку… как вдруг буквально за час до срока пришло сообщение, что обязательства выполнены полностью, копии поступили, причем отменного качества. Директор выругался как последнее манхло и распорядился отобрать несколько экземпляров для экспертизы – а ведь на совещании звучало, что у Хармона всего три свободных машины, что он физически не сможет написать на них 20 000 копий за 36 часов!..
Хиллари не зря боялся шпионов из Brain International Company. Глава ее отдела промышленной разведки, как показал военный совет глав двух корпораций, знал даже, куда выходят чьи окна в проекте, и очень досадовал, что Хиллари Р. Хармон разместил свой кабинет где-то в недрах здания, и окон у него нет. «Воистину, Принц Мрака! Только искусственное освещение…» «А подключаться через сеть не пробовали?» «Там автономный внутренний контур, – гробовым голосом сообщил главный шпион, – и, по-моему, не один…» Директора переглянулись, и все почувствовали неприязнь к Хармону. Чем это он там занимается, сидя вдали от белого света, в автономном контуре? Не иначе как изучает тайны BIC; нет чтобы открытые методички читать, а он по мозгам киборгов шарит! Зачем шарит, чего шарит, что-то он нащупает?..
…Флаер заходил на посадку уже в сплошной тьме и под проливным дождем. Хотя к нему проворно и услужливо подбежал парень с огромным прозрачным зонтом, Хиллари прошел по мокрому покрытию площадки, покрытому тонкой пленкой воды; туфли сразу намокли, а настроение испортилось. Как истый централ, к тому же проводивший жизнь в закрытых помещениях с искусственным климатом, Хиллари не любил атмосферных явлений. Вдобавок он был чистоплотен, как кошка, и мокрые следы, которые тянулись за ним по полу холла, вызывали у него раздражение. Портье приветствовал его – «Лифт уже ждет». На 32-м этаже престижного небоскреба «Мадли Монт» была только одна квартира – четы Хармонов.
Хиллари внятно назвал себя, не глядя, набрал шифр и приложил ладонь к пластине папиллографа. Родной дом опознал его – в стене, доселе ровной, появилась дверь и отъехала вбок – вход свободен.
Он вошел в коридор; дверь сзади слилась со стеной. Его не ждали – из арки, соединяющей коридор с гостиной, доносились жуткие вопли, и проем ежесекундно озарялся разноцветными сполохами. «Вечеринка, что ли?..» – пронеслось в голове Хиллари, пока он крался по коридору, чтобы внезапно появиться на пороге гостиной – где его встретил мощный рев музыки. Ударник бешено отбивал ритм, а мелодия состояла из синтезаторного воя, непрерывно изменяющего частоту.
– Та-а-ак, – протянул Хиллари, разглядывая помещение. Можно было подумать, что он вышел на крышу высотки, где нет ограждения. Перед ним неслись белые перистые облака, то заволакивая небо полностью, то распадаясь на полосы. Купаясь в облаках, неистово танцевал, вскидывая ноги выше ушей, миниатюрный, но резкий парень; его Хиллари узнал сразу: виртуальный плясун Bezz, порождение компьютерной графики – босиком, в красных брюках и в переливах затейливых татуировок; кордебалет ему составляли четыре женщины-кошки, которые извивались как змеи, обмахиваясь хвостами. Кругом летали стаи фиолетовых бабочек величиной с газетный лист. Танцоры прыгали по щиколотку в воде, разбрызгивая ее при каждом па. Волны, как и облака, привольно гуляли по полу. Хиллари посмотрел под ноги – прозрачные воды уходили в бездну этажа на три, и в синих струях двигались зловещие силуэты хищных рыб…
– Визуализированная паранойя, – констатировал Хиллари и, закрыв глаза, чтобы не мешали, смело шагнул в аквариум. Легко ориентируясь вслепую, Хиллари прошел с детства знакомую гостиную, нащупал штекер на комби-центре и вырвал его из порта. После чего открыл глаза. Вой оборвался. Голографический проектор на потолке погас; гостиная приняла свой обычный облик – широкой светлой комнаты, соединенной арками с двумя соседними, и с лестницей, ведущей вверх. У стены колыхалась квадратная гидрокровать, на которой, лежа на спине, сучил ногами и руками, словно запутавшись в проводах, человек в видеомаске, скрывавшей лицо, – он еще пару раз дрыгнул ногами в воздухе, затем сел и стал отстегивать намордник. Из одежды на нем были только трусы и майка в жуках и бабочках. Хиллари встал перед кроватью и скрестил руки на груди. Человек наконец-то открыл лицо – скуластое, с прямым носом, тонкими губами и веселыми глазами, чем-то неуловимо похожее на лицо самого Хиллари, только более мужественное и энергичное.