Семен еще некоторое время сидел и напряженно вспоминал все, что он знает о глинах. Как это ни странно, оказалось, что не так уж и мало: начиная от занятий в кружке «умелые руки» и кончая курсом минералогии. И чем больше он думал, тем сильнее удивлялся самому себе: как это ему вообще пришло в голову что-то лепить из чистой жирной глины?! Конечно же, нужен наполнитель-отощитель, а может быть, и что-нибудь еще!

Нужен-то нужен… А сколько? Пять процентов объема, десять, тридцать, пятьдесят или восемьдесят? И какой: мелкий или крупный? Песок, он ведь разный бывает: пустынный наполовину состоит из пылевидных частичек, а речной из зерен размером один-два миллиметра.

«Ну, последний вопрос можно решить простым интеллектуальным усилием: всякие там древние греки и египтяне делали тончайшую изощренную керамику. Уж наверное, в глиняную массу для своих амфор они добавляли не грубый наполнитель, а, скорее, наоборот – растертый в пыль. В Египте же вообще под боком пустыня – там песок перевеивается ветром и от этого становится очень мелким. В данном же конкретном случае особого выбора нет: нужно поискать мелкий песок без примеси ила».

Нечто подходящее Семен нашел в сотне метров от места работ – крохотный песчаный пляжик довольно далеко от воды – вероятно, он был намыт во время паводка. Песок был слежавшимся, светлым и довольно мелким. На всякий случай Семен его протестировал – промыл, как промывают песок для аквариума, – мути почти не было, а та, что образовывалась, быстро оседала. Сойдет, решил он и принялся нагребать песок в подол рубахи.

«Итак, – размышлял он, сидя перед большой кучей глины и маленькой горкой песка, – вопрос „что?“ мы решили. Осталось выяснить „сколько?“. Может ли эта проблема быть решена теоретически, интеллектуальным, так сказать, усилием? Очень похоже, что нет: глины бывают разные, как и пески. Они различаются по составу собственно глинистых частиц и, кроме того, содержат чужеродные примеси. Наверное, если изучить этот продукт всеми доступными современной науке методами, то ответ на вопрос, получится ли горшок, все равно найден не будет. Только эксперимент, а это значит…

А это значит, что нужно размять и подготовить как минимум три одинаковых порции глины. Замесить в каждую разное количество песка: ну, скажем, на три части глины одну часть наполнителя, другая проба – три к двум, и третья – три к трем или один к одному, что, по сути, одно и то же. А еще лучше сделать и четвертую пробу с обратной пропорцией: на две части глины три части песка. Потом из каждой надо вылепить что-то одинаковое и посмотреть, как продукт будет себя вести при просушке. Вот такой подход будет научно обоснованным и гарантирующим если не успех, то обнаружение дороги к нему! М-да-а, но возни-то сколько! Вот Робинзон у Даниэля Дефо, кажется, что-то там взял, вылепил, обжег, и все сразу получилось – везет же людям!»

Семен даже закручинился, осознав необъятность этой задачи: «Стоит ли? Минимум день тяжкого и скучного труда только для того, чтобы выяснить, КАК надо делать. А ведь это лишь первая операция… Обходились же люди тысячи лет без керамической посуды? Да, обходились, но приходится признать, что без нее жить плохо. И чем заменить? Кора, древесина, кость, камень… Чтобы вскипятить воду, нужно греть на костре камни и бросать их в емкость с водой… Интересно, кто-нибудь из моих тамошних современников видел эту процедуру в натуре?»

Если бы речь шла лишь об ублажении собственного желудка, Семен, наверное, бросил бы эту затею. Или, на худой конец, подумал бы об экспедиции за «той» глиной – материала на пару мисок притащить, наверное, можно, а больше и не требуется. Только у него были более серьезные планы. Рано или поздно входить в контакт с туземцами придется. Надо будет предложить им что-то ценное, чтобы заработать хоть какой-то авторитет. А керамическая посуда во все века была очень ходким товаром для обмена с теми, у кого ее нет. То есть ему нужна даже не столько керамика, сколько УМЕНИЕ ее делать. А ради этого стоит постараться.

И он старался. У него с непривычки жутко болели руки, он умудрился сжечь спину на солнце, он забросил сбор ягод и активную рыбалку… Но результат был налицо! Не в буквальном, конечно, смысле, поскольку на свое лицо Семен смотреть не мог, но регулярно счищал с него ошметки глины, смешанной с потом.

Первый опыт удался, хоть и не полностью. Лучше всего высушивание перенесли образцы с максимальным содержанием наполнителя. Это означало, что нужно делать еще одну пробную партию, чтобы выяснить, какое содержание песка будет уже излишним. Последнее титаническое усилие, и фундаментальный вывод был сделан: на три части глины две части наполнителя – пропорция оптимальная! Правда, это означало не окончание трудов праведных, а лишь возможность к ним приступить – все это было, по сути, лишь подготовкой. Оставалось радоваться, что путь, который, наверное, занял у народов мира не одну сотню лет, он прошел за несколько дней. Или, во всяком случае, мог надеяться, что прошел.

Отставив в сторону подсохшие миски, Семен от души поздравил себя с радостным событием, пожелал себе дальнейших успехов и… объявил выходной. В том смысле, что весь следующий день с глиной возиться он не будет.

Потом он три дня подряд с упорством тупого маньяка разминал и готовил глину для великой лепки. Занятие это было тяжелым и скучным, ему пришлось развлекать себя, воображая, как и что именно можно изготовить из полученного материала. В ходе этих умственных упражнений выявилась некая закавыка: форма керамических сосудов, виденных Семеном «живьем» или на картинках, сильно отличалась от формы привычной металлической посуды. К чему бы это, а?

«Самый главный предмет на кухне – это кастрюля. Что может быть проще: плоское дно, ровные вертикальные стенки. Правда, у металлического котелка или котла типа „казан“ дно округлое – перемешивать продукт в такой посуде удобнее, но хранить и ставить на ровную поверхность трудно – того и гляди опрокинется. Но вот почему-то никак не вспоминается, чтобы какой-нибудь глиняный сосуд напоминал формой кастрюлю. Наоборот, они все какие-то округлые, а дно если и плоское, то маленькое, незначительное. Гончары всех веков как бы старались в своих изделиях свести к минимуму присутствие плоских поверхностей. А почему? Какой в этом философский смысл? Если он и есть, то только один: выпуклые, округлые поверхности реагируют на нагрузки и внутренние напряжения иначе, чем плоские. Хуже или лучше – неважно, главное, что иначе. Соответственно, их сочетание в одном изделии может вызвать… скажем так, дополнительные проблемы.

Ну, нет! – решил Семен. – Вот уж чем я точно не буду заниматься, так это выяснять опытным путем, что нужно делать, чтобы у посудины не откалывалось дно! Жизни не хватит! Пускай все будет равномерное и округлое. В конце концов, кухонные столы здесь еще не изобрели! Кроме того, сосуд в форме кувшина, наверное, не обязательно помещать над огнем, а можно просто поставить в костер и обложить дровами».

Способ наращивания вверх стенок сосуда Семен придумал просто замечательный. Из цельного кома вылепляется, точнее, выдавливается подобие миски или округлого корытца. Потом на камне раскатывается несколько «колбасок» из глины, и эти колбаски прилепляются на края миски по кругу или по спирали. Места стыков можно при необходимости смочить водой и промять, а колбаску, прищипывая пальцами, сделать плоской. Пока раскатывается следующая, изделие успевает слегка подсохнуть и стенки не оседают. Семен был так доволен своим технологическим прорывом, что рискнул изготовить пару посудин, напоминающих настоящие горшки – пузатые в середине и сужающиеся кверху. Он не мог нарадоваться мощи своего конструкторского гения, пока в памяти не всплыл давно забытый термин «ленточная керамика». Он зацепился за него и стал рыться вокруг, словно грибник, ворошащий листья возле найденного белого гриба. Ничего путного он, правда, не раскопал, только вспомнил, что ленточный способ лепки сосудов был, кажется, самым распространенным в примитивном керамическом производстве древности. «В конце концов, это не важно, – утешил он себя. – Я же сам додумался!»