– Смешной ты, Семхон! – улыбнулся Атту. – Можно, конечно, что-то объяснить и показать, но от этого ты не будешь попадать в цель. Вот, к примеру, ты рассказал мне, как можно построить маленькое жилище из палок и веток – без шкур. Люди нашего Племени не строят таких. Это новое знание, которое может быть полезным. Я все понял и, наверное, смогу построить такое же – в этом нет магии. Подумай сам и поймешь, что с луком все по-другому. Когда жарко или когда идет дождь, он натягивается по-разному. Каждая стрела имеет свой характер, но она должна знать и любить тебя, а ты – ее. Мишень может быть далеко или близко, стоять на месте или двигаться. Ветер может дуть справа или слева, быть сильным или слабым. Ты сам можешь стрелять из засады или после долгого бега – согласись, что это разные вещи. Когда я натягиваю тетиву и стрела проходит древком по телу лука, я уже чувствую, куда послать ее, чтобы она оказалась там, где мне нужно. Как этому можно научить? Что тут можно объяснить?
– Да-а… – совсем приуныл Семен. – И много у вас в жизни таких «магий»?
– Ну, не знаю! «Много» или «мало» говорят, когда что-то с чем-то сравнивают. А магия… У нас ее столько же, сколько у всех остальных, – мы же Люди! Разве может быть как-то по-другому? Но ты не расстраивайся! – попытался Атту утешить собеседника. – Понятно, что, побывав в могиле, ты растерял свою магию. В этом нет ничего страшного. Если ты воскреснешь в новом теле, оно уже будет иметь присущую ему магию. А если твое Имя вернется в старое тело, то оно, конечно, обретет свою прежнюю. Ведь Людей без нее не бывает, правда?
– Конечно! – согласился Семен, имитируя благодарность за подсказку. Сам же подумал: «Все не так плохо, Сема, как тебе казалось, – все гораздо хуже!»
Пока Семен собирал по дальним косам обломки кремня (теперь он брал все подряд, лишь бы были достаточно крупные), Атту ползал близ лагеря и выбирал из гальки камни различной формы по одному ему известным признакам. Попутно он подобрал несколько крупных костей и расколол их. Все это он складывал возле большого валуна, выступающего плоской верхушкой из грунта. Примерно в середине дня туземец сказал, что инструменты у него готовы и материала для начала процесса хватит. Они перекусили печеной рыбой и…
И началось действо. Семен забросил все остальные дела, сидел рядом и смотрел. Уже в первые несколько минут он вынужден был признать, что термин «магия» для этого занятия вполне уместен. С чем это сравнить? Представьте себе человека, сидящего за компьютером и со страшной скоростью вслепую набирающего текст. Его пальцы порхают над клавиатурой, и на экране возникают слова, предложения, строчки… А рядом сидит какой-нибудь древнешумерский чиновник (но не писец), который прекрасно знает, что такое письменность, и даже сам немного умеет читать надписи на глиняных табличках.
Атту уселся на валун и взял в руку полуторакилограммовый кремневый желвак. Довольно долго он щупал его и рассматривал. Взгляд его стал отрешенным, а лицо с отросшей бородой – почти одухотворенным. Потом он потянулся правой рукой и на ощупь выбрал из своих «инструментов» полуобкатанную грушевидную гальку из твердой породы. Еще минут пять он как бы приучал руку к орудию, а потом нанес первый удар – короткий и совсем несильный, просто слегка тюкнул одним камнем по другому. На землю упал широкий полупрозрачный кремневый отщеп с острым, как бритва, краем. Это уже был неплохой режущий инструмент, но Атту он не заинтересовал – туземец продолжал работать с «ядрищем».
Приемы и методы обработки камня, известные Семену по книгам (прямое и косвенное расщепление, с помощью долота или без, ретушь ударом или отжим, заготовка в левой руке, лежит на наковальне или зажата между коленями, ударник каменный, костяной, деревянный…), туземец применял не задумываясь, как бы машинально. Он даже не всегда смотрел туда, куда наносил удар, тем не менее заготовка «подчинялась» – медленно, но верно приобретала нужную форму. Атту пребывал в состоянии, похожем на транс, и Семен подумал, что если его сейчас отвлечь, то он, наверное, ошибется и испортит работу. На всякий случай он решил сидеть тихо и вопросов не задавать.
То, что Семен обозначил для себя термином «магия», на самом деле не являлось ни волшебством, ни колдовством. Да, пожалуй, туземец такого смысла в свои слова не вкладывал. Наверное, точнее было бы назвать это «мастерством», «искусством» или просто не поддающейся рациональному объяснению способностью делать нечто. Ученик детской музыкальной школы, неумело тычущий пальцами в клавиши, и музыкант, импровизирующий за роялем, занимаются, по сути, одним и тем же – извлекают из инструмента звуки, но есть между ними качественная разница. Наверное, если накопить много «количества» (навыков и умений), то оно в конце концов может перейти в новое качество. А может и не перейти. Вероятно, вот такой переход и обозначается у местных «овладением магией».
Впрочем, некий колдовской, мистический элемент во всем этом безусловно был. Не зря же знаменитый фильм с Аркадием Райкиным в главной роли был назван «ВОЛШЕБНАЯ сила искусства». Наверное, любое искусство обладает такой силой, и искусство обработки камня не является исключением. Семену вспомнился эпизод на подмосковной стройке коттеджа для одного из олигархов, которой командовал его институтский приятель. Пожилой мастер при помощи молотка и скарпели (стальное долото особой формы) подтесывал мраморную плиту для камина. Плита стоила несколько тысяч долларов и была привезена спецрейсом из Италии. Крохотный дефект скола, маленькая трещинка способны были загубить работу со всеми вытекающими финансовыми последствиями для исполнителя. Рядом лежали дорогие электрические инструменты, которыми данную операцию можно было бы выполнить если не быстрее, то уж во всяком случае с минимальным риском. «Зачем же вы так? – удивился Семен. – Неужели не страшно?» Мастер пожал плечами: «Чего бояться? Я же чувствую, что и где должно отколоться. А эти новомодные штуки не люблю – шум, пыль…» Другой пример является хрестоматийным: когда в девятнадцатом веке цивилизация проникла в центральные районы Австралии, аборигены быстро научились… нет, не пользоваться металлическими инструментами! Они освоили изготовление «каменных» наконечников из бутылочного стекла и осколков фарфоровых изоляторов с телеграфных столбов.
Часа через два-три Атту вышел из творческого транса и протянул Семену готовое изделие. Наконечник был длиною с ладонь, половину его составлял плоский клиновидный хвостовик. Острие имело листовидную форму, а гранями, обращенными вперед, можно было если не бриться, то без труда заточить карандаш или зубочистку. Оценкой своего труда туземец не поинтересовался – он был уверен, что сделал именно то, что нужно. Семен с этим согласился: вероятно, у них тут существуют свои стандарты, и легче к ним приспособиться, чем их изменить. «Древко придется делать в соответствии с формой и размером наконечника. Принцип крепления, в общем-то, понятен: конец палки расщепляется, в щель вставляется хвостовик, и все это обматывается полосками размоченной кожи. Вот только… Вдруг и в этом, казалось бы, простом деле существует своя „магия“?» Семен решил не изобретать велосипед, а обратиться к опыту туземных поколений. И, как оказалось, правильно сделал…
Крепежные ремешки должны быть особой формы – из куска шкуры, прошедшей специальную обработку. Конец древка действительно расщепляется, но предварительно его надо перемотать ремешком, чтобы трещина не пошла дальше. Место «перетяжки» определяется исходя из свойств данного куска древесины – ориентировки волокон, наличия сучков и так далее. Затем расщепленный конец замачивается, в него вставляется хвостовик, высушивается, скоблится и строгается, обматывается, обмазывается древесной смолой. Короче говоря, если все это и не было «магией», то к ней приближалось. Тем не менее Семен решил, что уж это освоить он сможет. И старался…
Помимо прочего предстояло определить оптимальную толщину и длину древка, и в этом деле туземец помочь никак не мог. Приходилось полагаться на собственный здравый смысл, интуицию и… остатки школьных знаний по физике. В общем, прошел не один день напряженного труда, прежде чем в распоряжении Семена оказалось пять полуметровых толстых стрел-болтов с каменными наконечниками и оперением из жестких перьев чайки, подобранных на берегу. Остался сущий пустяк – научиться попадать ими в цель.
