«Если бы рана была серьезной, давно бы сдохла», — равнодушно подумала она и заглянула в мешок. Кошельки, перстни, кинжалы и даже окровавленная вставная челюсть, которую Анаис с содроганием выбросила в грязь. Нащупав нечто лохматое, она преисполнилась плохими предчувствиями. Этот внушающий смутное беспокойство предмет, оказался головой любителя настойки трифолии. Судя по виду, она была не отрублена, не отрезана и даже не отпилена, а самым варварским образом оторвана.
Герея с отвращением отшвырнула голову и скорчилась, мучимая рвотными спазмами. Наконец, она отползла подальше от канавы, прислонилась к глухой стене небольшого дома, что приютился на самой окраине города, и крепко призадумалась.
«Что же получается? — размышляла Анаис. — Я ведь просто хотела смыться оттуда».
Такое самоуправство Шшахара стало для нее неприятным открытием.
«Еще немного, и он начнет диктовать мне, что делать, а это значит, что я не успею… Ничего не успею. Учитель, видят боги, я старалась».
У тебя еще есть время и силы.
«Вот насчет второго вы погорячились», — подумала Анаис.
Глубокой ночью, еле держась на ногах и окончательно заблудившись в темноте, поскольку освещение в городе в этот час уже было погашено, она каким-то чудом выбралась на храмовую площадь.
— Благодарю вас, боги, — прошептала она, присев на край фонтана, — и прошу простить.
Герея сползла в чашу, тут же загрязнив священные воды.
До западного квартала она добралась, когда горизонт уже начал светлеть. Костры среди развалин давно догорели, и всё вокруг спало мирным сном. Анаис, цепляясь пальцами за кирпичную кладку, которая крошилась и сыпалась к ее ногам, сползла на землю. Идти дальше она оказалась не в состоянии.
— Рака! — завопила девушка, собрав последние силы. — Рака, я не хочу просрочить выплату по нашему договору!
Стоит ей потерять сознание, как подельники тут же оберут ее до нитки, и попробуй потом что-нибудь докажи. А так слово сказано и услышано. Сон воришек и попрошаек, как она и предполагала, оказался чутким: развалины ожили. Уже не видя, только ощущая, что к ней кто-то подошел, герея провалилась в небытие.
— Богатый улов! — словно сквозь вату услышала она.
— Я бы не стал к этому прикасаться, — раздался чей-то встревоженный голос, — мешок весь в крови. Она кого-то пришила.
— Рака, ты недоволен моим вкладом? — с трудом разлепив губы, спросила Анаис и только после этого открыла глаза.
— Отчего же, — замялся тот. — Но мы предпочитаем не связываться с кровавой добычей.
— Как хотите. — Анаис едва сумела подняться. — Я условия договора выполнила, а дальше — ваше дело.
В эту минуту послышались утробный хрип и звук падения тела. Все оглянулись. Один из попрошаек бился в судорогах, изо рта у него шла кровавая пена, а рядом валялась злополучная фляга.
«Угораздило же меня снова ее прихватить!» — подумала Анаис.
— Не для меня ли ты принесла этот подарок? — сощурился Рака.
По улице пробежал мальчишка-оборванец, громогласно всех оповещая, что в городе объявилась шайка убийц.
— Я даже знаю одного из них, — мрачно заключил глава нищих. — Будет лучше, если ты нас покинешь, — сказал он, обратившись к Анаис, чем выразил общее мнение. Нищие смотрели злобно и настороженно.
Анаис подобрала сумку, покидала в нее свои вещи и, прихватив увесистый кошелек и пару побрякушек, вышла на залитую дневным светом улицу Ей все еще было плохо: от слабости мутило, ноги слушались неохотно. Сожаление? Муки совести? Нет. Каждый сам выбирает свою судьбу, иногда неосознанно, как этот нищий, что затих навсегда после страшных конвульсий. Каждый, кроме нее. Зависть — вот что она испытывала. Но это быстро прошло, потому что по складу характера Анаис была не из тех людей, которые, оказавшись в тупике, самым легким выходом из него могли посчитать смерть.
Да восславятся трудности и лишения, порождающие у непокорных азарт их преодолевать!
Анаис прошла через храмовую площадь, традиционно испив воды из фонтана. Правда, на сей раз она набирала ее, ловя струи ладонями, а не зачерпывая из чаши. Ведь недавно сама здесь выкупалась, извалявшись в нечистотах. Правда, следов этого святотатства уже не было видно. Анаис не задержалась у храма Нэре, паперть которого нынче пустовала, а пошла на шум толпы, какой обычно бывает на рыночной площади.
— А вот финики сладкие, словно мед! — донесся до нее крик торговца.
— Баранки! Баранки! — перекрикивал его другой голос.
Анаис вклинилась в толчею, вдохнула запахи базара и немного ожила. В суконных рядах она купила новую дорожную сумку и тут же, отойдя в закуток, переложила в нее пожитки. Очень кстати пришлись новехонькая одежда для путешествий и добротные сапоги, на сей раз по размеру. Более того, Анаис приобрела платье. Просто захотелось его купить. У торговки сладкими пирогами, вокруг которых вились злющие осы, девушка расспросила, где находится баня, и отправилась туда, уминая за обе щеки свежую сдобу.
Подойдя к указанному дому с торца, представлявшего собой глухую стену, Анаис в удивлении остановилась. У этой кирпичной тверди выстроилась очередь желторотых юнцов. Заплатив монетку двум парням, каждый желающий мог подойти к какому-то невероятно интересному месту в стенной кладке. Мальчишки утыкались туда носом, хихикая и переминаясь с ноги на ногу, проводили так минуту-другую, затем с красной до ушей, но потрясающе довольной физиономией отходили.
Анаис быстро сообразила, в чем дело, спряталась за угол, вынула из сумки широкополую, изрядно помятую шляпу и старый плащ. Перевоплотившись в существо ориентировочно мужского пола, она встала в очередь. Следом за ней тут же образовался изрядный «хвост» из новоприбывших и тех, кто уже побывал у стены, но жаждал повторения.
Наконец, очередь подошла, Анаис вручила означенную плату и склонилась к заветному кирпичу. Как она и предполагала, здесь поработали с заклинанием прозрачности. Она увидела женскую раздевалку, где раскрасневшиеся после бани или еще только собиравшиеся помыться женщины находились в разной степени оголенности. Нехорошо улыбнувшись, девушка выбросила в стороны руки, вцепилась в продавцов «клубнички» и, резко разогнувшись, дернула их навстречу друг другу. Несчастные так стукнулись лбами, что у них в головах зазвенело. Как в лучших детских страшилках, Анаис развернулась, распахнув плащ, качнула перед изумленной публикой мягкими округлостями грудей. Затем она сорвала с головы шляпу и, встряхнув гривой волос, прорычала:
— Вон отсюда!
После того, как улица опустела, Анаис отобрала кошельки у организаторов подглядывания, которые не сообразили сбежать за компанию с остальными, и подробно объяснила, как они были не правы. Теперь она могла быть уверена, что на ее прелести никто не будет пялиться исподтишка.
Как приятно оказалось расслабиться в горячей воде, намылить тело душистым мылом! Некоторые неудобства доставляла рана, о происхождении которой оставалось только гадать. Анаис нежилась в ванне среди ароматной пены, когда из блаженства ее вырвал разговор двух женщин:
— Муж сказал, что в этой таверне… Как же она называлась? Вспомнила! «Приют беглеца». Не правда ли, странное название?
Анаис напряглась.
— Так вот, там была настоящая мясорубка!
— Да что ты говоришь! — ужаснулась собеседница.
— Никто не выжил, — страшным шепотом сообщила женщина.
В том, что живых не осталось, у гереи сомнений не было, именно поэтому она позволила себе расслабиться и никуда не торопиться. Высылать новую партию охотников не станут, пока не выяснят в мельчайших подробностях, что случилось с предыдущей. «Да кто же им об этом расскажет? — усмехнулась Анаис. — Даже я не смогла бы».
— Ищут банду, которая учинила эту кровавую бойню.
«Будут ли нищие хранить молчание?» — вдруг задумалась Анаис. Конечно, она заплатила им более чем достаточно, но… Как же много «но» в ее жизни.
«Значит, пора уезжать, — решила Анаис. — После обеда».
Надев новое платье и красиво уложив золотисто-каштановые волосы, герея осталась весьма довольна результатом: теперь в ней трудно было узнать бродяжку, что вчера побиралась на паперти. Анаис опасалась, что в городе вся охранка стоит на ушах, а на выезде наверняка введен строгий контроль. Если бы она могла выбраться за пределы Турона еще ночью, то непременно бы это сделала. В любом случае, торопиться уже не было смысла, а вот поразмыслить, как выкрутиться из сложившейся ситуации, следовало. Анаис повздыхала, перехватила поудобнее сумки и пошла в сторону рыночной площади, намереваясь изображать ни в чем не повинную, праздношатающуюся особу.
