— Это Откровения, которые три тысячелетия назад пришли в видении клирику Люминору. Обновленные постулаты веры и заповеди Лита, собранные в свод догматов под общим названием «Прозрение», — как по писанному отчеканила Анаис.

Рубиус прослезился:

— Сильна в тебе искра божья!

— Это всего лишь общеобразовательные знания, — отмахнулась девушка.

— Сколько времени тебе потребуется, чтобы закончить вышивку? — спросил Рубиус.

— Э-э-э… трудно сказать, — честно призналась Анаис.

— Пойду, составлю контракт, — улыбнулся Рубиус. — А ты приступай. Вот нитки, иголки, в верхнем ящике комода найдешь пяльцы. Как твое полное имя?

— Анаис Кхакай.

По крайней мере, так было написано в документах.

«Ну, влипла! — подумала девушка. — И оплату вперед взяла». Постучала ладошкой по животу, прикрыла глаза и бросила мысленный клич о помощи. Оказалось, что вышивать умела только бабушка Вергейра.

Когда вернулся Рубиус, девушка уже укрепила незаконченную вышивку в пяльцах и подобрала нитки нужных цветов.

— Вот, написал, — старичок положил перед ней контракт, в котором говорилось, что он нанимает Анаис Кхакай для выполнения художественной вышивки, а в качестве оплаты обязуется предоставить кров, пищу и пару монет на карманные расходы. — Завтра сходим к нотариусу, он заверит подписи и рассчитает сумму налога.

Анаис расписалась и, вздохнув, принялась за работу. Она сосредоточилась на внутренних ощущениях, собирая по крупицам бабушкины знания. Легкое оцепенение, состояние полудремы, так легко возникающее после сытной еды, и покалывание в кончиках пальцев возвестили о появлении Вергейры. Анаис привычным жестом взяла иголку, вдела нить и сделала первый стежок.

Через некоторое время работа более-менее заспорилась: стали выплетаться диковинные узоры, буйство красок заполнило канву…

В дверь грубо постучали:

— Открывай, умалишенный болван!

Рубиус пожал плечами, как бы говоря: «Вот так всегда», — и отпер дверь.

Осматривать замок, в особенности его темницы, Анаис не планировала. Но по намекам охранников поняла, что ей на пару с Рубиусом предоставят оные помещения в бесплатное пользование. На вопрос, чем она заслужила подобную милость, служители правопорядка огласили список, в который вошла порча городского имущества, торговля недоброкачественными малярными устройствами и участие в запрещенном вне стен храма литопоклонническом обряде.

— Однако, — только и смогла произнести Анаис, пораженная числом и тяжестью свершенных преступлений.

«Провела в городе каких-то полтора часа, а послужной список внушает», — с досадой подумала она и покосилась на Рубиуса. Он, конечно, никогда не лжет, да только окружающим нет дела до того, что говорит безумец.

В том, что Рубиуса считают городским сумасшедшим, сомнений у нее не осталось, когда детишки, что окружили старичка, начали строить рожи, дергать его за одежду, а взрослые даже не пытались их остановить. В ответ на подначки старик лишь улыбался сорванцам.

«Этот блаженный легко увильнет от суда, — решила Анаис. — А вот мне это вряд ли удастся. Знала же, что в Харанде нужно держаться подальше от литариев!»

Чем ближе они подходили к замку, тем активней росла толпа любопытствующих. Когда арестованных ввели во двор, он тут же заполнился горожанами. У распахнутых настежь ворот стражи не оказалось, поэтому людской поток беспрепятственно просочился внутрь. Анаис огляделась. Память одного из предков услужливо развернула перед ней картину: квадрат ночного неба в обрамлении серых каменных стен, а в северном крыле вход в подземелье и решетка над жаровней для пыток огнем. Девушке стало нехорошо, колени дрогнули.

Из кухни выскочили стражи.

— Господин Лебериус уехал, а госпожа приболела, — сообщил начальник караула, стараясь перекричать гул толпы. — Судебного разбирательства сегодня не будет, — разочаровал он пришедших. — Добро пожаловать, Рубиус. Давненько ты к нам не заглядывал, темница по тебе скучала.

Люди начали расходиться, недовольно переговариваясь друг с другом. Анаис поняла: для них суд над сумасшедшим литарием излюбленное развлечение. Когда двор почти опустел, на втором этаже южного крыла с шумом распахнулось окно.

«Хозяйка», — прошептал кто-то рядом с Анаис.

Женщина в густой вуали поманила начальника караула пальцем. Тот ушел в дом, а когда вернулся, велел вытолкать всех зевак и запереть ворота.

— Госпожа рассмотрит ваше дело, — сообщил он. — Обвинителей она просит прийти через час, а обвиняемые пока посидят в темнице.

Дверь закрылась. Анаис подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и осмотрелась: узкий каменный мешок, похожий на колодец, у стены — одинокое бревно. Она подошла, уселась на него и тяжело вздохнула. Рядом пристроился Рубиус.

— Хорошо ориентируешься, — сказала ему Анаис. — Часто здесь бываешь?

— Приходится, — ответил литарий. — Хочешь, расскажу притчу?

— Благодарю покорно, не стоит.

— Очень поучительная история. Вот послушай, как мудрец литарий наставлял своего сына: будь безгрешным, чтобы не испытывать страха, будь благодарным, чтобы быть достойным, будь благоразумным, чтобы быть богатым…

Анаис прикрыла глаза и постаралась отрешиться от происходящего. Сначала монотонный голос Рубиуса вогнал в дрему, но, войдя в экстаз, литарий поднялся и громко, нараспев начал читать Символ веры. Анаис вздрогнула и проснулась.

— Клятвой обязуюсь вершить добрую мысль, клятвой обязуюсь вершить доброе слово, клятвой обязуюсь вершить доброе деяние, — закончил Рубиус.

«Сижу я сейчас твоими деяниями в каменном мешке, — с раздражением подумала Анаис. — Верно говорят: бесплатный сыр, тьфу ты, пирожки…»

Распахнулась дверь, и вошел стражник, чтобы проводить заключенных на суд. Некоторые дела в Харанде решались очень быстро.

В покоях госпожи Лебериус было прохладно, несмотря на то, что на улице нещадно жарило. Сам воздух тут казался древним, как и камни, из которых много веков назад сложили замковые стены.

В массивном кресле восседала хозяйка. Ее лицо по-прежнему скрывала густая вуаль. По бокам стояли стражи.

Анаис и Рубиуса вывели на середину зала. Только теперь девушка заметила, что у стены между окон сидят на низких стульчиках «маляр» с супругой. За столом, на котором лежали выпотрошенная сумка Анаис и ее документы, расположился писарь — щуплый человечек с колючим взглядом. Он сразу вызвал у девушки неприязнь. «Мелкая мнительная сошка», — подумала она.

— Назови себя, — велела госпожа Лебериус, взявшая на себя роль судьи.

Девушка покосилась на свитки, в которых были все сведения, касающиеся ее скромной персоны, и с тщательно выверенным рипенским акцентом сказала:

— Анаис Кхакай, травница из княжества Нуатди, южный Рипен.

— Зачем ты приехала в Харанд?

— Чтобы показать свое искусство на съезде магов, — ответила девушка, гордо вздернув подбородок. А как же иначе? Следовало гордиться тем, что харандские снобы признали твои способности дотягивающими до приемлемого уровня.

— Бродяжка она, нищая побирушка, — высказалась жена «маляра». — А бумаги у нее липовые.

— Травница я или нет — легко проверить, — заявила Анаис, проигнорировав выпад.

— Проверим, — кивнула госпожа Лебериус. — Правда ли, что ты продала господину Кафирису принадлежности для покраски дома за один час?

— Нет.

— Лжет! — подскочил Кафирис. — И акцента у этой девки не было!

Госпожа Лебериус чуть повернула голову к стражу. Тот взглядом заставил «маляра» замолчать и сесть на место.

— Сколько вы заплатили? — поинтересовалась хозяйка замка.

— Пять нюфов тридцать гимиков, — тут же отреагировал Кафирис.

— Так вы утверждаете, что обвиняемая получила от вас пять серебряных и тридцать медных монет? — уточнила госпожа Лебериус.

— Да, именно так.

— За это негодное малярное приспособление, которое сделали в Леберике на наших мануфактурах, — хозяйка мельком взглянула на клеймо.