— Боже мой, Элли, ты смеялась над инаугурационной речью сенатора Ломакса! Миссис Ломакс сидела в аудитории, и у нее было такое лицо, словно она хочет тебя убить!

— И что было такого ужасного в речи сенатора? Он сказал только, что прогресс — вещь хорошая.

— Мама говорит, что у нас не было бы этой новой школы, если бы он и миссис Ломакс не заставили округ ее построить.

Элли, поправив шапочку, набрала в грудь побольше воздуха и выдала свое заключение сразу по всем вопросам:

— Чтобы пролезть наверх, сенатор Ломакс женился на деньгах моего дяди. Паяц хренов!

Из актового зала постепенно выходили ее одноклассники, расцвечивая вестибюль черным и белым: белые платья, черные шапочки. И все взгляды неизменно были обращены к ней, и шепотки тихонько клубились за спиной. Элли оглянулась в поисках Джейка, но его не было видно.

Зато лицом к лицу с ней оказался разъяренный Тим. Он покраснел так, что стал почти одного цвета с коротко подстриженными темно-рыжими волосами — грубоватые широкие черты дяди Уильяма, но без его благородства. Тим был президентом своего — младшего — класса, и сейчас поверх темно-синего костюма он повязал ленту, указывающую на статус церемониймейстера. Высокий, с бычьей шеей, мощными бицепсами и чересчур развитой вследствие занятий тяжелой атлетикой грудной клеткой, он был грозой футбольного поля — от его детской робости не осталось и следа, он был воплощенное высокомерие и самоуверенность.

— Ослица! — заорал он. — Думаешь, ты выставила дураком моего отчима? Нет, ты себя выставила полной идиоткой — себя и всю свою семью.

Элли не дрогнула, не отвела взгляда.

— Я говорила правду. Я не могу считать прогрессом то, что владелец гольф-клуба разравнивает индейский погребальный холм, чтобы сделать на этом месте восемнадцатое поле для гольфа. А также то, что на озере стало столько яхт, что диким уткам просто негде гнездиться. А «прекрасные новые возможности», о которых говорил Оррин Ломакс, открываются только для тех, кто ездит в «Мерседесах», имеет дома за четверть миллиона долларов. И если то, что я сказала, раздражает тебя — или его, или твою непробиваемую мамочку, — тем хуже для вас.

— Моя мама превратила этот захолустный городишко в то, чем он стал сейчас, и будь у тебя хоть капля ума, ты бы этому радовалась.

— Перестань глотать стимуляторы, — тихо сказала она. — Стероиды разрушают мозг.

— Я не принимаю наркотиков, — ошеломленно произнес он, от неожиданности тоже тихо.

Лучше бы она этого не говорила. У нее ведь не было доказательств. Но, так же как и Джейк, она знала множество тайн своих одноклассников. И вот прощание со школой, ощущение взрослой свободы ослабили ее всегдашнюю бдительность.

— Принимаешь, — прошептала она ему на ухо. — И стероиды, и амфетамины. Иногда после игры ты так взвинчен, что выпиваешь чуть ли не ящик пива, чтобы успокоиться. И когда ты в таком состоянии, ты можешь дать пощечину своей девушке, если она действует тебе на нервы. — Она отступила на шаг и закончила уже вслух: — А теперь скройся — иди к тому, кого интересует, что ты думаешь.

Он схватил ее за руку. Выпускники повисли на его мощных плечах, крича, чтобы он отпустил ее. Она попыталась вырваться, но он так стиснул пальцы, словно хотел добраться до кости. При этом его прикосновение сказало ей, каким паническим липким страхом он охвачен.

— Я сломаю тебе руку, если будешь повторять это вранье, — сказал он.

Вдруг на его запястье легла сильная рука Джейка. Элли видела, что обычно невозмутимые и непроницаемые глаза брата сверкают гневом. Черные, с медным отливом волосы упали на лоб — в спешке он потерял державшую их повязку. Жизнь на свежем воздухе, в горах, выдубила его кожу; привычка щуриться на горном солнце оставила морщины вокруг глаз; и зеленые глаза на этом темном лице сверкали изумрудным блеском.

Не говоря ни слова, он вывернул Тиму запястье так, что тот, взвыв от боли, тотчас отпустил руку Элли.

Его лицо вспыхнуло от унижения. Толпа одноклассников испуганно затихла.

— Куда ты лезешь? — громко, на публику, сказал Тим. — Хочешь, чтобы я сделал из тебя котлету?

— Нет, — ответил Джейк спокойно, так, будто это слово — плод его серьезных раздумий. — Но если ты еще раз дотронешься до моей сестры, то я, пожалуй, рискну.

— Ты ничтожество. Ты еще меньше, чем ничтожество. Ты даже в колледж не идешь. Мама сказала, что ты ни на что не способен, кроме как открыть сувенирную лавку для туристов и торговать в ней дешевыми камнями.

— Возможно.

То, что Джейк не обижался и не спорил, только сильнее разъяряло Тима. Выставив челюсть и опустив плечи, он подступил ближе.

— И девушек у тебя не было! Ты, что ли, «голубой»?

— Не думаю.

— Или ты любишь маленьких девочек? Вот почему мама держит племянниц от тебя подальше!

Элли похолодела. Коснувшись руки брата, она ощутила, что тот теряет терпение, хотя внешне Джейк никак не реагировал на оскорбления Тима. Она молилась про себя, чтобы у брата хватило хладнокровия и дальше держаться так же.

— Ты слишком зависишь от мамы, — сказал Джейк. — Это ведь ей ты сейчас стараешься что-то доказать, а не мне.

Тим толкнул его. Джейк отступил на шаг. Высокий и стройный, он двигался с грацией человека, с детства привычного к крутым горным тропам.

— Никогда больше так не делай, — не повышая голоса, предостерег он.

— Трус! — выкрикнул Тим и еще раз толкнул его. Правая рука Джейка взметнулась, и в следующее мгновение Тим распростерся на полу, из носа у него лилась кровь.

В это время церемония вручения аттестатов подошла к концу, и родители стали выходить в вестибюль. Раздались испуганные крики, вокруг них собралась толпа, рядом вдруг оказались мама с папой. Папа вцепился в Джейка, а Элли с мамой простирали руки к папе…

Тим сел, закрывая руками разбитое лицо. Капли крови медленно падали прямо на его костюм.

— Вставай! — Тетя Александра пробилась сквозь толпу и нависла над ним, сжимая кулаки. Тиму стало стыдно. С вымученным достоинством поверженного он неуклюже поднялся на ноги, отирая рукой окровавленное лицо и морщась от боли. — Напрасно ты изображаешь ветхозаветного патриарха, защищающего свое стадо, — набросилась она на отца. — Если твоя паршивая овца хочет бодаться, то лучше не мешай — Тим и сам может постоять за себя.

— Я не старался вырастить из своих детей боксеров-профессионалов, — довольно спокойно ответил отец. — Но мне кажется, что Тим уже в нокдауне.

— Я слышал, вчера ты сломал нос своему двоюродному брату, — приветливо сказал Джо Гантер, вылезая из машины. В руках он держал огромный сверток.

Джейк, с полотенцем на влажном плече, пошел к нему навстречу. За ним плелся неуклюжий бладхаунд-подросток по кличке Бо, насквозь мокрый и очень обиженный — Джейк только что устроил ему купание с антиблошиной обработкой. Нельзя сказать, чтобы Бо был выдающейся ищейкой, но он безусловно был великий актер. Он изображал очень серьезное отношение к работе, отчего и считался главной причиной успехов Джейка. А его репутация отменного поисковика распространилась уже по всем горам.

Джейк пожал руку мистеру Гантеру.

— У нас с Тимом возникла… ну, как бы это сказать… философская дискуссия.

Мистер Гантер засмеялся:

— В тихом омуте черти водятся. Никогда бы не подумал, что ты способен на такой бурный всплеск чувств. Я слышал, Элли своей выпускной речью тоже наделала немало шума.

Джейк пожал плечами, вежливо стараясь не смотреть на сверток в красивой специальной бумаге с цветочным орнаментом, перевязанный голубой ленточкой. На Джо Гантера это не похоже. Мистер Гантер любит украшать себя, а отнюдь не свертки. На каждом пальце блестит по драгоценному камню — большинство из них Джо нашел сам, под руководством Джейка, за последние четыре года. А мистер Гантер, со своей стороны, присматривает за Самантой, и Джейк за нее более-менее спокоен.

— А где же остальное семейство, так прославившееся своей неуживчивостью?