— А вторая пещера? Что там? — перебил невежливо, пресекая в зародыше намечающуюся порцию «опиума для народа».

— Во второй демы не бывали. Или побывали, но им не понравилось. Много там мышей летучих, как местные вам тогда и рассказывали. Все загадили. Дерьма столько, что за век не вычистить. Даже демам свинским не по нраву такая грязища.

Эта новость мне очень понравилась. То, что надо: именно на такой зловонный подарок я и рассчитывал, когда первый раз выслушал рассказ охотников о пещерах возле побережья и живности, в них обитающей. Раз даже зацикленный на возвышенных материях епископ не поленился упомянуть о колоссальных залежах отходов мышиной жизнедеятельности, значит, их там действительно много. Наверное… Если верить моим инструкторам, в условиях пещерного микроклимата в экскрементах рукокрылых могут протекать полезные для меня процессы. А именно: выделяются и накапливаются нитраты. То есть селитра. Основной компонент черного пороха, сырье для производства азотной кислоты и разнообразных взрывчатых веществ.

Накопление идет медленно и не без проблем. Но, учитывая, что селитра в этом мире даром никому не нужна, можно твердо рассчитывать на нетронутость залежей. А я это дело исправлю. Начну с простейших бомб для баллист и ручных гранат, а дальше… Дальше видно будет.

— В пещере этой народ скрывался. Пара семей. Точнее, их остатки. Уже одичать немного успели, бедолаги. Видели бы вы их детей — звереныши. Наверху там грот почти чистый, вот в нем они и сидели. Похлебку из поганых мышей варили в котелке глиняном, тем и жили. Трудно с ними пришлось, но поговорить все же удалось. Про демов рассказали. Говорили, что галеры ходят под берегом, ничего не боясь. И высаживаются часто. Потому к морю ходить на промысел опасно. А как тогда быть, если раньше морем жили? Вот и дошли до того, что нетопырей едят. Тьфу! Нечисть же! Где тьма поганая, там и они!

Догадываясь, что дальше последует рассказ, в котором епископ поведает, как с помощью слова божьего пытался изменить гастрономические привычки несчастных, я поспешно уточнил:

— Демы просто мимо ходят? Лагерей или поселений не ставят?

— А кто его знает — эти кроты, кроме пещеры своей, толком ничего не видели. Думаю, раз капище есть, то и другое непотребство имеется. Им здесь вольготно и удобно. Проливы неподалеку. Поймал купца, ограбил, затем — сюда на отдых, и галеру опять же починить надо иногда. Не придется на юг уходить, а помешать никто теперь не сможет: вымерло Межгорье. Хорошо бы рейд устроить отрядом большим, да только сил у нас для таких дел маловато. Эх… такую землю сгубили… Раньше тут… Да что говорить — старик в пещере рассказывал, что помнит самого сэра стража Буониса.

Мне это ни о чем не говорило, но заинтересовало (все, что касается стражей, дико интересно). Поэтому спросил прямо, не опасаясь, что епископ удивится такому невежеству, — с ним всегда можно сослаться на перенесенную амнезию:

— Буонис? Страж? Не помню такого…

— Эх… крепко же вас приложило, раз такое позабыли. Великий человек был. А по легенде и сейчас где-то есть, только от мира удалился и не показывается. Хотя не верю в такое — даже стражи столько не живут. Век назад именно он остановил погань на реке. Граница — его рук дело, и линию морской обороны тоже он держал. Пока Буониса не было, битву за битвой люди проигрывали. В Ортаре уже было молитвы отходные начали по стране заказывать, и тут — первая победа. Затем вторая. А следом и вовсе остановили и отбросили к воде. Причем силами малыми. Сэр Буонис и тогда уже дряхлым был, а к концу войны и вовсе в развалину превратился. Так говорят. Кенгуд ему место почетное при дворе назначил, да только не захотел он в Ортаре оставаться. Уехал к морю, в Межгорье. Местные на радостях дом ему там поставили. А он хоть и одряхлел, но еще не раз показывал демам, как из одного человека два делаются, а то и четыре. Ну и погань отвадил. Сами видите — граница тут, по сути, без охраны, но почти не шалят твари. Запуганы чем-то крепко.

— Говоришь, старик этот стража помнит?

— Если не врет, то да. По виду не врет — очень дряхлый. Мог и застать. Странно, что зиму пережил. Тут молодым трудно, а уж таким… Говорит, что его отец прислуживал сэру стражу в молодости.

В следующий миг я очень сильно удивил собеседника:

— Люди ваши устали, но выделите двух, из тех, кто покрепче. Завтра они покажут дорогу к той пещере, где межгорцы прячутся. Мне надо самому на них взглянуть.

— Вы хотите съездить к побережью? — изумился епископ.

— Не хочу, но придется.

— Дан! Вы что?! Дорога трудная, и на телеге лишь половину пути пройти можно. А дальше верхом. По такой погоде и здоровому нелегко, а уж вам…

— Я понимаю. Но придется ехать.

— Но зачем?

— У меня там дела. Важные.

— Какие?

— Я — страж. У меня хватает секретов. И дел.

— Да какие могут быть дела в вашем состоянии! Если уж очень надо, так весны дождитесь. Глядишь, и лучше станет!

Вот что сказать? Я ведь чувствую, что лучше мне не станет. Хуже. Только хуже. Каждый день я теряю очередную частичку жизни. Во мне запущен какой-то непонятный деструктивный процесс. Рано или поздно он меня неизбежно доконает. Но даже если это будет поздно, уверен — весной я уже не смогу и минуты в седле провести. Нельзя терять времени. Если ехать, то сейчас.

Зачем? Не знаю… Я вообще мало что знаю. В том числе и про стражей. Но где-то на побережье доживает свой век старик, который про стражей знает больше меня. Слуга — это серьезно. Человек, который видел своего господина в подштанниках. Причем Буонис к тому моменту был дряхл. Вот как я сейчас. Но при этом выписывал люлей и демам, и нечисти. Причем так щедро, что и те и другие дорогу в Межгорье позабыли.

Это меня очень заинтересовало…

Может, старик помнит, какими способами страж поддерживал себя в рабочем состоянии? Наверняка Буонис не был самозванцем вроде меня и знал, что надо делать в столь плачевных случаях. Раз не удастся встретиться с ним, то надо хотя бы со слугой пообщаться. И чем быстрее, тем лучше. Весной слишком поздно.

По непроверенным слухам, некоторые европейцы и американцы до сих пор свято верят, что если в России неосторожно выглянуть за дверь, то можно стать частью суточного рациона бурого медведя. Косолапый — это, дескать, русский аналог вездесущих крыс и воробьев. Чувствует себя как дома везде, в том числе и в мегаполисах, а плодится со скоростью китайцев. Отличается нехорошими повадками, а именно — любит кушать людей, подкарауливая их везде, где можно и нельзя: на заднем дворе магазина, торгующего балалайками и матрешками; за углом тюрьмы для политических заключенных; в зарослях голубых елей возле мавзолея Ленина.

И еще про водку не забывают вспоминать. Вот это совсем уж лицемерно: считать, что «пьяный» и «русский» — слова-синонимы. Я однажды был в Лондоне и случайно забрел в район, куда не возят моих соотечественников-туристов. Боятся, видимо, что дикие азиатские алкоголики умрут от зависти, увидев европейских коллег. Было чему «завидовать» — народ там валялся на улицах в количествах, не поддающихся исчислению. Передвигаться приходилось как по минному полю: один неосторожный шаг — и подошва в блевотине или отходах жизнедеятельности двуногих млекопитающих.

И ведь не бомжи-бродяги в глухих переулках: респектабельно одетые граждане и гражданки на фоне сияющих витрин упивались до выпадения в осадок на тротуары, вымощенные дорогим камнем. Задушевности не заметил даже на уровне «ты меня уважаешь?». Монотонно хлебают что-нибудь предельно дешевенькое. Практически не закусывая. Будто стадо свиней, запущенное в осеннюю дубраву.

На родине я если и встречал подобное, то лишь в упоминаниях о событиях времен Степана Разина или в случаях индивидуального одичания. Возможно, плохо искал и где-то такие массовые явления имеют место быть, но сильно сомневаюсь, что их можно наблюдать в приличных районах.