0,03… 0,01 — и вот он, как раз там, где и сказал компьютер.

Враг.

Он был мощнее, чем корабль Затара, быстрее и в отчаянии считал секунды. Только увидев их, враг бросился вперед во тьму, оставив преследователей позади. Затар и Сезал последовали за ним. Азеанец был в меньшинстве и ближе к дому, поэтому станет избегать конфронтации, а они рисковали все время, что следовали за ним. Но они должны достать его или их уничтожить «Завоеватель».

Вопреки здравому смыслу Затар проверил фактор риска.

Тридцать два процента.

Он выключил дисплей.

Давление снова нарастало, но на этот раз кайм’эра был к нему готов. Боль вывела из строя четверых из лучших людей Сезала, не сломив его самого и лорда-командира, но как хорошо азеанец справится с этим тестом? Да, компенсационная система лучше, чем у большинства, но это — азеанцы, а эта раса создавалась, чтобы напоминать расу Затара во всем, кроме цвета кожи и волос. Враг должен быть высоким, крепко сложенным, но его предки — не воины. Вес будет работать не в его пользу и сделает полет борьбой за выживание. И на этой арене Затару нет равных.

«Повернись и сражайся!» — думал он, бросая вызов вражескому кораблю, но вместо этого враг пытался от него убежать. Плохой знак. Ему бы следовало воспользоваться преимуществом своей прекрасной маневренности: им было бы трудно следовать за ним, если бы азеанец применил серию резких изменений курса. Но противник продолжал следовать только вперед, а это говорило о том, что он находится близко от дома, а это в свою очередь означало, что…

Затар отключил дисплей по вполне определенной причине и теперь заставил себя учитывать другие факторы, не те, которые выдавал компьютер. Такие, как: смеют ли они открыть огонь, когда неприятель доказал, что может прогнозировать такое действие. Кораблям-мечам сперва требуется занять лучшее положение, но они его не займут, пока азеанец не смилостивится…

Во время этого ускорения боль сильно не беспокоила лорда: предвкушение предстоящей битвы позволил забыть о неудобстве, дыхание стало естественным, как взмах меча. Затар вышел из состояния забытья, он чувствовал страдания тела, но был отстранен от этого, словно его телесная форма была не больше, чем груз, только частично подсоединенный к его личности и который вечно требуется таскать за собой. Что это — сила воина или предвестник разрушения? Лорду не пришлось решать этот вопрос. Его тело агонизировало долгое, очень долгое время и внезапно все кончилось. Вражеский истребитель стабилизировался и корабль Затара встал тем же курсом, словно прилепившись к противнику. Он выжил.

Затару потребовалось недолгое время, чтобы привести дыхание в норму.

— Сезал? — несмело спросил он.

Первый Меч ответил не сразу, но все-таки ответил:

— Я думаю, это ловушка.

Затар не согласился — так подсказывал ему инстинкт, а не здравый смысл. Откуда он знал, что противник сдался перед болью? Почему он так уверен, что азеанское сознание медленно отключилось, заключенное в теле, не выдержавшем давления? Не было времени размышлять, каждая потерянная минута еще больше увеличивала риск.

— Давай снимем его поле, — сказал он Сезалу.

Последовало молчание. Затем ответ:

— Для этого потребуется время.

— Я это понимаю.

— Что вы собираетесь делать?

Затар улыбнулся, но не ответил. «Увидишь!» — сказал он мысленно.

Он открыл огонь по врагу, проверяя, не окажет ли тот сопротивления. Сопротивления не последовало. Учитывая, что азеанский истребитель показал, что способен сбить корабль-меч как раз в момент выстрела, его бездействие являлось разумным доказательством того, что пилот больше не управляет кораблем. Отлично.

Поле поглотило огонь, на короткое время замерцало, затем рассеяло энергию. Разбивание поля потребует исключительной точности. Слишком слабая атака — и поле просто ее рассеет. Слишком сильная — и произойдет перегрузка. Им требовалось идеальное равновесие — достаточно сильный удар, чтобы повредить генератор, но недостаточно сильный для разрушения корабля.

Конечно, пилот может очнуться в любой момент.

А ведь еще имелся и корабль-база…

— Вперед, — сказал Затар, передавая браксинцам схему атаки.

Осторожно, осторожно: стрелять именно так, с такой силой, в таком ритме, немного больше, чем может выдержать силовое поле, и затем ослабить огонь, ослабить быстро! И чуть больше энергии для окончательного удара…

«Внешнее силовое поле разрушено», — проинформировал компьютер.

— Отлично, — прошептал Затар.

— Что теперь, командир? — спросил Первый Меч.

Затар отметил, что Сезал говорит неровным голосом, значит, он или сильно пострадал во время полета, или посмотрел на поднимающийся фактор риска. В его голосе могли ощущаться боль или страх, результат бы получился тот же.

— Теперь мы его захватим, — облегченно выдохнул Затар.

Молчание. Никаких комментариев не требовалось. Затар прекрасно знал мысли пилота, словно они появились в его собственной голове: «Он, вероятно, спятил! Это совершенно немыслимо!»

Но лорд говорил серьезно. Им требовалось взять этот корабль, чтобы знать, против кого они сражаются, и поэтому они должны были подняться на борт. Пока находятся в Пустоте. Фактор риска взлетел так высоко, что любой человек по здравом размышлении уже давно повернул бы назад. Ведь обстоятельства делали их беззащитными перед врагом.

Затар колебался только секунду, затем выключил наружное силовое поле.

Никакого ответа.

Он быстро проверил регуляторы собственного силового поля. В теории оно должно было защитить от Пустоты, на практике следовало это проверить. Но все, казалось, в порядке. Затар протянул руку к корабельному запору и ослабил его, в кабину стал просачиваться воздух. Покалывание на коже, это силовое поле использует проходимость его тела, как опорную плиту для действия, стабилизируясь против притяжения вакуума. Рециркулятор щелкнул и переключился на режим Пустоты, теперь он не только будет поставлять Затару свежий воздух, чтобы дышать и поддерживать температуру тела, но также будет следить и за давлением внутри поля.

Он подумал обо всех вещах, которые может дать непроницаемое силовое поле, и поразился, как человек когда-то осмеливался выйти в Пустоту без него. Столкнуться с Пустотой, не имея ничего, кроме ненадежной тряпочки между собой и убийственным вакуумом… — мысль эта ужасала. Затар в последний раз проверил рычаги управления, открыл люк…

Хаос, черный и зловещий, заполонил его разум.

Сверхсветовая Пустота. Таинственный мир, что природа не собиралась показывать человеку, реальность, которую не мог познать человеческий ум. Бесконечность темноты; в ней разум бросал вызов наблюдениям — такая абсолютная пустота, что разум боролся, чтобы отказать ей в существовании. Где недоставало движения, его создавал бессознательный разум. Темнота ползла, извивалась, искажалась перед глазами лорда и пронзала сопротивляющийся мозг, отгоняя рациональные мысли в пользу сенсорного хаоса. Присутствовал шум, но не поддавался описанию — шум слепящий, шум удушающий, черный, пустой звук, который наполнял вселенную своей пустотой. Чувства смешивались и сливались, каждое искало в другом какой-то настоящий стимул, чтобы служить якорем в вечном Ничто — и потерпело поражение. Разум барахтался и старался выбраться, потерянный в хаосе… и приветствовал страх, как что-то конкретное, знакомое ощущение во вселенной, сошедшей с ума.

— Командир?

Затар закрыл глаза и попытался сфокусироваться на звуке, шедшем из передатчика, вмонтированного в шлем.

— Командир! Вам нужна помощь?

— Нет, — прошептал Затар. Никто не должен видеть его в таком состоянии. — Со мной все в порядке, — «Со мной все должно быть в порядке». — Прикрой меня. Я иду туда.

Компьютер повел его к врагу. Затар едва ли что-то чувствовал. «Соединение закончено», — наконец объявила машина. До азеанского корабля можно было дотянуться рукой и, казалось, он висит без движения рядом с его собственным. Затар пытался не смотреть на окружающий его хаос, устанавливая на своем корабле компенсационный режим от возможного толчка. Это требовалось для того, чтобы корабль оставался в одной позиции по отношению к азеанскому истребителю. Если удача будет сопутствовать Затару, — и если вражеский пилот не очнется слишком быстро — то кайм’эра сможет подняться на вражеский корабль и подключить его компьютер к своему собственному. По крайней мере теоретически все было верно. Но сколько раз это делалось в реальности?