— Я не знала, что он с вами. Я думала, он с Пилар. Славный человек, такой внимательный.
У нее был очень приятный голос, тихий, умиротворяющий…
— Так вы искали меня? — переспросил Пуаро. Она медленно кивнула.
— Да. Я надеюсь, вы поможете мне.
— С большим удовольствием, мадам.
— Вы очень умный человек, мистер Пуаро. Я убедилась в этом вчера вечером. Есть вещи, которые доступны не всякому, но вы хорошо их понимаете. Так вот, я бы хотела, чтобы вы сумели понять моего мужа.
— Да, мадам?
— Я бы не стала говорить об этом с инспектором Сагденом. Он наверняка меня бы не понял. А вы поймете.
Пуаро поклонился.
— Вы оказываете мне честь, мадам.
— Мой муж уже много лет страдает от некоего душевного разлада. В сущности, другим я, собственно, его и не знала…
— Вот как?
— Когда человека ранят физически, боль постепенно исчезает, рана затягивается, кость, срастается. Ну остается легкое недомогание, неприметный шрам — не более того. Мой муж, мистер Пуаро, в самом восприимчивом возрасте перенес сильное эмоциональное потрясение. Он обожал свою мать… И видел, как она умирала. Он считает, что в ее смерти виноват отец. Дэвид так и не оправился от этого потрясения. И всю жизнь относился к отцу очень враждебно. Это я убедила Дэвида приехать сюда — помириться с ним. Мне хотелось, чтобы душевная рана моего мужа наконец затянулась. Теперь я понимаю, что наш приезд был ошибкой. Симеон Ли решил доставить себе удовольствие — он нарочно разбередил эту незажившую рану. А это… это было очень опасно делать…
— Мадам, вы хотите мне сказать, что ваш муж убил своего отца?
— Я хочу сказать вам, мистер Пуаро, что он мог бы это сделать… Но — не сделал! Когда совершалось убийство, Дэвид сидел за роялем и играл «Похоронный марш». Им владело одно желание — убить. И оно передавалось его пальцам и изливалось в звуках, постепенно угасая… Да-да, я совершенно в этом уверена.
Некоторое время Пуаро молчал.
— А вы, мадам, — спросил он, — как вы относитесь к той давней драме?
— Вы говорите о смерти жены Симеона Ли?
— Да.
— У меня достаточно жизненного опыта, — медленно ответила Хильда, — и я понимаю, что нельзя судить о чем-либо только по тому, что бросается в глаза. На первый взгляд Симеон Ли конечно же виновен. Он действительно дурно обращался с женой. В то же время я совершенно уверена, что чрезмерная кротость, эдакий ореол мученицы вызывает у некоторых мужчин раздражение, пробуждая худшие стороны их натуры. Симеон Ли, мне думается, обожал бы свою жену, будь у нее сильный, независимый характер. А ее ангельское терпение и частые слезы только действовали ему на нервы.
Пуаро кивнул, соглашаясь.
— Ваш муж сказал вчера такую фразу: «Моя мать никогда не жаловалась». Это верно?
— Конечно нет, — с легкой досадой отозвалась Хильда Ли. — Она постоянно жаловалась, но только Дэвиду. Перекладывала свои тяготы на его плечи. А он был молод… Слишком молод, для того чтобы вынести все это.
Пуаро задумчиво смотрел на нее. Под его взглядом она вспыхнула и прикусила губу.
— Понятно, — сказал он.
— Что вам понятно? — резко спросила она.
— Что вам приходится быть матерью своему мужу, в то время как вы предпочли бы быть ему только женой.
Она отвернулась.
В эту минуту из дома вышел Дэвид и направился к ним.
— Какой сегодня чудесный день, не правда ли, Хильда? — воскликнул он, и в его голосе явственно прозвучала нотка радости. — Словно вдруг весна наступила!
Он подошел ближе. Голова его была откинута назад, на лоб легла непослушная прядь, голубые глаза сияли. Он выглядел таким молодым, почти мальчиком. От него веяло юношеским задором и беззаботностью. Эркюль Пуаро затаил дыхание…
— Давай спустимся к озеру, Хильда, — предложил Дэвид. Она улыбнулась, взяла его под руку, и они удалились. Пуаро смотрел им вслед. Неожиданно Хильда обернулась, и он уловил промелькнувшую в ее взгляде тревогу, а может, даже страх?
Пуаро медленно двинулся в противоположном направлении.
— Мне почему-то всегда достается роль духовника, — пробормотал он про себя. — А поскольку женщины ходят на исповедь гораздо чаще мужчин, то немудрено, что сегодня мне исповедуются исключительно женщины. Интересно, кто будет следующей?
Дойдя до конца террасы и повернув обратно, он понял, что вопрос его не был риторическим. Навстречу шла Лидия Ли.
— Доброе утро, мосье Пуаро, — поздоровалась с ним Лидия. — Тресилиан сказал, что вы здесь с Гарри, но я рада, что застала вас одного. Мой муж рассказывал мне о вас. По-моему, он жаждет поговорить с вами.
— Да? Пойти разыскать его?
— Не сейчас. Он ночью почти не спал, и я дала ему довольно сильное снотворное. Он еще спит, и мне не хотелось бы его тревожить.
— Вполне разделяю вашу заботу. Вчерашнее событие просто потрясло его.
— Видите ли, мосье Пуаро, мой муж искренне любил отца, — сдержанно заметила Лидия. — Гораздо больше, чем все остальные.
— Я понимаю.
— Есть ли у вас… Есть ли у инспектора хоть какие-то предположения.., о том, кто мог это сделать?
— У нас есть предположения о том, кто не мог этого сделать, — не вдаваясь в подробности, ответил Пуаро.
— Какой все-таки кошмар… Невероятно… Просто не верится, что все это правда! — с горячностью воскликнула Лидия. И добавила:
— Ну что Хорбери? Он и в самом деле был в кино?
— Да, мадам, его алиби не вызывает сомнений. Он говорит правду.
Лидия остановилась и оторвала веточку тиса. Ее лицо стало бледным.
— Но это ужасно! — воскликнула она. — Ведь это означает, что убийца — кто-то из членов семьи!
— Именно.
— Не могу в это поверить, мосье Пуаро!
— Можете и верите, мадам!
Она хотела было возразить, но лишь горестно улыбнулась:
— Ну и лицемеры же мы!
Пуаро кивнул.
— Будь вы более откровенны со мной, мадам, — сказал он, — вы бы признались, что не так уж удивлены тем, что убийцей может оказаться кто-то из родственников!
— Но в это действительно трудно поверить, мистер Пуаро!
— Что делать! Ваш свекор был человеком не совсем обычным, и смерть у него была необычная…
— Бедный старик! — отозвалась Лидия. — Сейчас мне его жаль. Хотя временами он невыносимо меня раздражал.
— Могу себе представить! — заметил Пуаро и стал разглядывать одну из каменных ваз. — Эти миниатюрные композиции просто замечательны! Столько выдумки!
— Я рада, что они вам нравятся. Это — одно из моих хобби. А как вам Арктика с пингвинами и льдом?
— Очаровательно. А это что?
— Мертвое море, только оно пока не закончено. Не смотрите. А вот это будет Пиана[31] на Корсике. Там розовые скалы, они удивительно красивы, особенно у подножия, где их омывает синее-синее море. Пустыня же выглядит довольно забавно, как по-вашему?
Она показала все свои композиции. Когда они осмотрели последнюю, Лидия взглянула на часы.
— Пойду посмотрю, не проснулся ли Альфред.
Когда она ушла, Пуаро вернулся к композиции с Мертвым морем и долго-долго ее разглядывал. Затем подобрал несколько камешков и пропустил их между пальцами.
— Sapristi![32] — воскликнул он. — Вот это да! Что бы все это значило?
Часть пятая
Двадцать шестое декабря
Не веря своим глазам, начальник полиции и инспектор Сагден уставились на Пуаро, который осторожно ссыпал камешки обратно в маленькую картонную коробку и отдал ее Джонсону.
— Это они, — подтвердил он. — Те самые алмазы.
— И вы нашли их… Где вы сказали? В саду?
— В одной из чаш с композициями мадам Альфред Ли.
— Миссис Альфред? — затряс головой Сагден. — Просто не могу поверить.