— У нее нет ни пенни. Она должна быть благодарна!
Лидия пожала плечами.
— Теперь тебе понятно, что это будет необычное Рождество? — обернулся Симеон Ли к Альфреду. — Все мои дети соберутся наконец в моем доме. Все мои дети. А теперь отгадай, кто наш второй гость, я ведь, считай, уже подсказал.
Альфред смотрел на отца ошарашенным взглядом.
— Все мои дети! Неужели не догадываешься? Гарри, конечно. Твой брат Гарри!
Альфред побледнел.
— Гарри… — с трудом выдавил из себя он. — Но разве он…
— Гарри собственной персоной!
— Но мы же считали, что он умер!
— Жив!
— И ты пригласил его сюда? После всего, что случилось?
— Блудного сына? Ты прав! Мы должны приготовить ему достойную встречу. Мы должны заколоть откормленного теленка[3], Альфред.
— Он дурно вел себя по отношению к тебе.., ко всем нам. Он…
— К чему перечислять его проступки? Их чересчур много. Но на Рождество, как ты помнишь, грехи прощаются. Встретим блудного сына теплом и радушием.
Альфред встал.
— Да, это и вправду сюрприз, — пробормотал он. — Я и представить себе не мог, что Гарри когда-нибудь вернется в этот дом.
Симеон подался вперед.
— Ты никогда не любил Гарри, верно? — вкрадчиво спросил он.
— После того, как он так с тобой поступил…
— Что было — то быльем поросло, — усмехнулся Симеон. — На Рождество следует забыть старые обиды, не так ли, Лидия?
Лидия тоже побледнела.
— Я вижу, вы тщательно подготовились к нынешнему Рождеству, — сухо заметила она.
— Я хочу, чтобы рядом со мной была вся моя семья. Хочу мира и доброжелательности. Я старик. Ты что, уже уходишь, дорогой?
Альфред поспешно вышел. Лидия задержалась.
— Расстроился, — кивнул Симеон вслед удаляющейся фигуре сына. — Они с Гарри всегда не ладили. Гарри любил поддразнивать Альфреда. Говорил, что Альфред соображает медленно, зато действует наверняка.
Лидия шевельнула губами. Она хотела что-то сказать, но, увидев нетерпеливо-выжидательное выражение лица свекра, сдержалась. Что явно его разочаровало. Поэтому она решила хоть что-то ему ответить:
— Заяц и черепаха?[4] Но ведь в конце концов состязание выигрывает черепаха.
— Не всегда, — отозвался Симеон. — Не всегда, дорогая моя Лидия.
— Извините, — улыбнулась Лидия, — Пойду посмотрю, как там Альфред. Неожиданности всегда выбивают его из колеи.
Симеон усмехнулся.
— Да, Альфред не любитель перемен. Он всегда был слишком уравновешенным и на редкость прозаическим человеком.
— Альфред очень предан вам, — заметила Лидия.
— Тебе это кажется странным, не так ли?
— Иногда, — сухо отозвалась Лидия и вышла из комнаты.
Глядя ей вслед, Симеон тихо хмыкнул и потер руки.
— Значит, повеселимся! — пробормотал он. — Ох и повеселимся! Меня ждет весьма нескучное Рождество.
Он поднялся и, всем телом опираясь на палку, прошаркал к стоявшему в углу большому сейфу. Набрав шифр, он отворил дверцу и дрожащими пальцами нащупал что-то внутри.
Он вытащил небольшой замшевый мешочек, развязал его и пропустил сквозь пальцы струйку необработанных алмазов.
— Не спешите, мои красавчики, не спешите… Вы все такие же, вы старые мои друзья. Отличное было тогда времечко… Отличное. Вас не будут обтачивать и шлифовать, друзья мои. И вам не придется украшать чьи-то пальчики или шейку, или висеть в ушах. Вы — мои! Мои друзья! Мы с вами знавали такое, о чем другим и невдомек. Говорят, я совсем старый и больной, но нет, я еще поживу. Старый пес живуч. И не откажет себе в удовольствии еще разок позабавиться. Еще разок…
Часть вторая
Двадцать третье декабря
Раздался звонок, и Тресилиан направился к двери. Звонок был непривычно настойчивым — не успел еще старый слуга преодолеть холл, как он раздался снова.
Тресилиан вспыхнул. Что за наглец там растрезвонился? Между прочим, это дом джентльмена! Ну если это опять кто-нибудь из рождественских попрошаек, он выскажет им все, что о них думает.
Сквозь матовое стекло верхней половины двери был виден силуэт рослого мужчины в шляпе с опущенными полями. Тресилиан открыл дверь. Так и есть: очередной бродяга в дешевом отвратительно сшитом костюме! Да вдобавок еще и немыслимой расцветки!
— Будь я проклят, если это не Тресилиан, — произнес бродяга. — Как поживаешь, Тресилиан?
Старый дворецкий во все глаза уставился на него. Глубоко вздохнул и снова всмотрелся. Дерзкий, высокомерный подбородок, нос с заметной горбинкой, нахальный взгляд. Да, все тот же, как много лет назад. Только раньше черты этого лица, пожалуй, были менее резкими…
— Мистер Гарри!
— Похоже, я навел на тебя страху, старина! — рассмеялся Гарри Ли. — С чего бы это? Ведь меня ждут, не так ли?
— Да, сэр. Конечно, сэр.
— Тогда почему у тебя такой ошарашенный вид? — Гарри отступил на шаг-другой, чтобы окинуть взглядом дом: внушительных размеров строение из красного кирпича, незатейливое, но весьма солидное.
— Все тот же уродец, — заметил он. — Стоит, и ничего с ним не делается, а это главное. Как отец, Тресилиан?
— Не очень, сэр. Большую часть времени проводит у себя. Сэр, и почти не выходит. Но держится молодцом.
— Старый греховодник!
Гарри Ли вошел, позволил Тресилиану снять с него шарф и несколько театрального вида шляпу.
— А как мой дорогой братец Альфред?
— Очень хорошо, сэр.
— Наверное, ждет меня с нетерпением, а? — усмехнулся Гарри.
— Конечно, сэр.
— Сомневаюсь. Держу пари, что мое появление — для него сокрушительный удар. Мы с Альфредом никогда не ладили. Ты читаешь Библию, Тресилиан?
— Разумеется, сэр, когда есть время.
— Помнишь притчу о возвращении блудного сына? Его добродетельному братцу это совсем не понравилось! Вот и нашему домоседу Альфреду мое появление тоже придется не по нраву, я уверен.
Тресилиан лишь молча опустил глаза, всем своим видом выражая явное неодобрение.
— Ладно, пойдем, старина, — хлопнул его по плечу Гарри. — Меня ждет откормленный теленок. Ну-ка, где он там? Давай веди.
— Прошу в гостиную, сэр, — пробормотал Тресилиан. — Не знаю, где все в данную минуту… Меня не послали вас встретить, сэр, потому что никто не знал, когда вы прибудете.
Гарри кивнул, шествуя вслед за Тресилианом.
— Все по-прежнему, — заметил он, озираясь по сторонам. — По-моему, с тех пор как я смотался отсюда двадцать лет назад, ничего не изменилось.
Доведя его до гостиной, старик пробормотал:
— Пойду поищу мистера Альфреда или миссис Лидию, — и исчез.
Гарри Ли собирался войти в комнату, но замер на пороге, увидев, что кто-то сидит на подоконнике. Он с изумлением обнаружил, что этот кто-то — экзотическое создание с черными волосами и кожей цвета свежих сливок.
— Господи Боже! — вырвалось у него. — Неужто вы седьмая и самая красивая жена моего отца?
Соскользнув с подоконника, Пилар подошла к нему.
— Меня зовут Пилар Эстравадос, — представилась она. — А вы, наверное, дядя Гарри, брат моей мамы?
Гарри не сводил с нее глаз.
— Так вот ты кто! Дочь Дженни!
— Почему вы спросили, не седьмая ли я жена вашего отца? — сказала Пилар. — Неужели у него уже было шесть жен?
— Нет, по-моему, официально он был женат всего один раз, — засмеялся Гарри. — Значит, тебя зовут Пилар?
— Да, Пилар.
— По правде говоря, Пилар, я был поражен, увидев столь юное создание в этом мавзолее.
— В этом мавзо…
— В музее восковых фигур. Этот дом всегда вызывал у меня отвращение! А теперь он кажется мне даже более отвратительным, чем прежде!
— О нет, здесь очень красиво, — удивившись, возразила Пилар. — Чудесная мебель, повсюду толстые ковры и полно украшений. Все отличного качества и дорого стоит.
3
…заколоть откормленного теленка… — Имеется в виду библейская притча о блудном сыне, в честь возвращения которого в лоно семьи отец велел заколоть откормленного теленка (Евангелие от Луки, 15, 11—32).
4
Заяц и черепаха? — Здесь намек на притчу о зайце и черепахе, восходящую к басне древнегреческого баснописца Эзопа (ок. 620—560 до н.э.): «Черепаха выигрывает состязание в беге в то время, как заяц спит».