-Только я знаю, как смешать краску, чтобы передать рыжину волос вашей воспитанницы, - говорил один.

-Спросите любого в этом городе, и он скажет, что только на моих портретах можно увидеть сияние кожи и живой блеск глаз! – настаивал второй.

-Я никогда не приукрашиваю своих клиентов и работаю очень быстро, - рекомендовал себя третий. – Не сочтите, что я сую нос не в свое дело, но ведь у вас времени в обрез, не так ли?..

Времени у нас и в самом деле было маловато, но Хорвек, словно позабыв об этом, терпеливо выслушивал каждого художника, а затем показывал кусок холста, где была изображена тонкая женская рука.

-Я найму только того, кто нарисовал это, - говорил он.

-Но сударь, зачем вам этот неизвестный мастер? – в отчаянии вопрошали у него отвергнутые живописцы. – Разве можно судить по этому клочку, насколько хорош он в деле?

-Мне нужен именно этот человек, - отвечал Хорвек, глядя так значительно, что опечаленные художники наперебой уверяли друг друга, будто здесь непременно замешаны колдовство, воля звезд, предопределение и прочие чародейские хитрости.

Но никто из них не признался в том, что узнает руку мастера, и мне начинало казаться, что демон тут перехитрил самого себя. Дни уходили за днями, истрачиваясь до остатка на глупые визиты к глупым людям, которым все еще не наскучило разгадывать загадки, сочиняемые Хорвеком. Я же, оставшись наедине со своими страхами, думала только о том, живы ли дядюшка Абсалом и Мике, и сколько еще мучительных дней существования отвела им воля рыжей колдуньи. Спокойная жизнь оказалась губительной для меня, ведь теперь у меня хватало сил и времени ужасаться тому, что я натворила.

Неудивительно, что в мои сны вернулся заснеженный старый лес, который, как теперь я знала, был душой рыжей ведьмы, средоточием ее жестокой силы, зародившейся где-то в далеких северных землях. Поначалу мне удавалось очнуться ото сна до того, как на снегу появлялись первые брызги крови – кто-то певуче и тихо нашептывал мне, что это всего лишь видение, плод моего воображения, и я могу сбежать из него, уйти от колючего холода… Так я и делала, каждый раз просыпаясь с чувством, что избежала самого худшего – точно выныривая из ледяной воды. Но на третий или четвертый раз я узнала голос, шептавший, чтобы я уходила из зимнего леса: то говорила сама ведьма, хитростью желавшая отвадить меня от своих владений.

-Я не покорюсь твоей воле! – крикнула я, смутно понимая, что не должна слушаться рыжую колдунью, пусть даже мне самой больше всего на свете хотелось, чтобы искрящийся снег перестал слепить глаза.

-Ты! Как ты смеешь?.. – она, более не прячась, выступила, казалось, одновременно из-за каждого дерева, словно весь этот зимний мир превратился в осколки зеркала, каждый из которых отражал ее красно-рыжие волосы и горящие лютой звериной зеленью глаза. – Зачем ты вновь пришла сюда? Я знаю, что ты здесь, хоть и не вижу… Здесь, в моем лесу, в том, что питает мое колдовство, в самой его сердцевине! Я слышу, как ты говоришь со мной, мерзкое отродье, я чую твой запах… Что за сила защищает тебя? Где ты? Покажись!

И десятки призраков, глаза которых горели от ненависти, закружились вокруг меня, осыпая с ног до головы искрошенным льдом, мерзлым снегом – о, как больно кололи меня эти крошечные острия!.. Однако ведьма и в самом деле не видела меня – ледяной вихрь бушевал безо всякой цели, яростно и тщетно. Я была всего лишь чужим голосом в ее голове, в ее душе – пустынном царстве снегов, отмеченных когда-то отпечатком ее окровавленных ног. Обессилев, я упала на колени, пытаясь прикрыть лицо.

Вновь на снегу показались красные капли – но на этот раз то была моя кровь: крошечные льдинки иссекли мои руки острыми кромками. Я в ужасе ждала, что ведьма услышит запах крови и найдет меня, как ищут добычу гончие, взявшие след подранка, но ее крики становились все глуше, словно я медленно проваливалась под снег, в холод и тишину, из которых не было пути обратно.

Крик, с которым я проснулась, разбудил весь дом: первой в мою спальню вбежала горничная Бриулья, затем остальные слуги, последним появился Хорвек, одежда которого указывала на то, что спать он еще не ложился. Комнату ярко осветили лампы и свечи.

-Что это, господин? – испуганно спросил старик-слуга, в растерянности замерший, как и остальные, около моей кровати. – Откуда здесь это?

Я, все еще тяжело дыша и содрогаясь от холода, запоздало рассмотрела то, что так встревожило слуг: пол около моей кровати был покрыт снегом: белые полосы мерцали на свету, поскрипывали под башмаками слуг.

Теплый ветер с моря едва заметно шевелил края полупрозрачных занавесей, скрывавших приоткрытое окно. От его теплого дыхания иней, которым был покрыт нарядный полог моей кровати, исчезал на глазах, да и снег уже таял, растекаясь по полу неопрятными лужицами.

-Это снег? – спрашивала тихонько Бриулья у старичка, который недоверчиво растирал в пальцах кусочек льда. – Всамделишный снег? Я его с самого детства в глаза не видала!

-Колдовство, провалиться мне на этом самом месте, - отвечал тот, в восторге позабыв, что их господин находится тут же. – Никак магия ослабела, душа у девчонки вон просится. Вскорости превратится она в ледышку, каковой и была изначально. А затем растает и поминай как звали…

Хорвек, словно не слыша этой глупейшей беседы у себя под боком, быстро подошел ко мне и осмотрел мои окоченевшие руки. Я, почти ничего не соображая от холода, тряслась и слова не могла вымолвить. Мне казалось, что я до сих пор лежу под толщей снега в далеком северном лесу, и кровь моя превратилась в лед – вся, до последней капли.

До самого утра меня согревали горячим питьем, грелками и теплыми одеялами, и только с рассветом я смогла задремать. Хорвек сидел рядом – мою постель перенесли в его покои. Я пыталась расспросить его о произошедшем, время от времени пробуждаясь от тяжелого, горячечного сна, но он заставлял меня отпить немного жгучего настоя, и я снова засыпала, больше всего страшась того, что вновь попаду в северный лес, скованный вечной стужей.

Солнце уже начинало клониться к закату, когда я почувствовала себя лучше. Хорвек в тот день отменил все встречи и не отходил от меня ни на шаг. Все сплетники Астолано, захлебываясь от восторга, пересказывали друг другу новость: век колдовского существа оказался недолог, и жизнь начала уходить из тела, сотворенного то ли из глины, то ли изо льда.

Я же могла говорить только об одном, и повторяла, вцепившись в руку демона:

-Это был тот самый лес! Снег, снег, и ничего, кроме снега. Я видела ведьму – она прячется там за каждым деревом, хочет изловить меня. О, как она зла! Мне нельзя больше видеть этот сон, Хорвек! Почему меня тянет туда? Ты можешь сделать так, чтобы мне никогда больше не приснилось это страшное место?

-Но ведь ты знаешь, что должна найти в том лесу, - ответил он, глядя куда-то в сторону.

-Мике?.. – я содрогнулась, вспомнив, каким он был в другом моем видении. – Он все еще там?

-Да, и он навечно останется там, если ты не будешь с ним говорить, звать, напоминать о том, что он не принадлежит этому месту, - Хорвек говорил это словно через силу, хоть лицо его оставалось спокойным. – То, что получено по старому закону, не должно быть брошено.

-Но как ему поможет то, что я вижу во сне? – воскликнула я, всплеснув руками, все еще помнящими холод льда, безжалостно впивающегося в кожу. – Разве Мике слышит меня на самом-то деле? Разве ведьма не захочет убить его, когда поймет, зачем я появилась в ее владениях?

-Даже ей не по силам спорить со старыми законами, - я услышала в голосе Хорвека что-то неумолимое, жестокое. – И не тебе. Ты будешь каждую ночь приходить в этот лес и искать мальчика, который отдан тебе древней волей.

-И что же я сделаю, когда найду его? – едва не закричала я. – Во всем этом нет ровным счетом никакого смысла, ведь я здесь, а Мике там, в Таммельне, рядом с ведьмой!.. Это все сон, морок…