Не успел утихнуть его зов, как дверь распахнулась в ночь: на пороге нашего дома извивалось и корчилось нечто темное. Я с трудом смогла угадать в этом истерзанном существе человека, который полз, с трудом приподнимаясь на руках и снова падая. Какая-то страшная сила тащила его, бессильного и измученного, к Хорвеку – выворачивая суставы, срывая ногти, сдирая кожу с коленей и локтей, на которые бедняга пытался опираться.

-Прости, прости господин, - шептал он, хотя ему, наверное, казалось, что это крик. – Сними проклятие, не наказывай меня!

-Ты узнал, - удовлетворенно сказал на это Хорвек, поднимаясь на ноги. – В самом деле, тебе ли не распознать, что яд разлился в твоей крови.

-Да, да, я все понял… - человек бился на полу, словно его одолевал эпилептический припадок. – Сними проклятие, умоляю! За что караешь?! Я не знаю тебя, я не причинял тебе зла, колдун…

Хорвек бесстрастно смотрел на его мучения. В самом деле – зачем ему было отвечать на какие-либо вопросы?

-Отдай то, что украл у дома Белой ведьмы, - сказал он. – От моего гнева эта магия тебя не убережет.

-Но я умру, умру без тех костей, - простонал проклятый.

-Ты умрешь и с ними, - хмыкнул Хорвек. – Причем та, прежняя смерть, покажется тебе не столь уж страшной.

Я не раз видела, как демон проявляет жестокость – да и что могло лучше соответствовать его природе? Удивляться стоило, скорее, внезапным проявлениям человечности в нем. И уж точно мне не следовало вмешиваться в то, что он считал своим по праву – в свершение мести, ведь именно так он понимал истинную справедливость.

На меня воздействовала магия, о которой говорил не так давно Хорвек – глаза не желали видеть проклятого, ум отторгал возможность самого его существования. Жалость, отвращение, ужас – вот что внушало это существо, и я едва удерживалась от того, чтобы выбежать из комнаты, зажмурившись и закрыв уши. Но мне теперь было известно многое о колдовстве, и я понимала, что будет дальше: поддавшись первому приказу темной силы, я выполню и все остальные – перестану видеть, перестану слышать, забуду то, что узнала. В уме и в душе появится несколько червоточинок – магия всегда оставляет отметки на тех, кто ее творит, и на тех, кто подвергается ее воздействию. Более крепкие телом и простые духом продолжают жить, как ни в чем не бывало, лишь изредка чувствуя что-то темное и дурное, засевшее в глубинах сердца – так ноют старые раны на перемену погоды. Кто-то окажется слабее, тоньше, и гниль, распространяющаяся от тех отметок, постепенно пожрет его душу. В любом случае, бегство не спасало от колдовской заразы – лишь ослабляло, как любой самообман. Мне следовало остаться и сказать то, что вертелось на языке.

-Хорвек, - позвала я срывающимся голосом. – Пожалей его. Он просто спасал свою жизнь. Ты ведь не знаешь, за что его прокляли тогда. Быть может, те чары были совершенно несправедливы. Разве не прав человек, когда начинает искать спасения любой ценой?..

-Пожалуй, мне это ничуть не интересно, - ответил демон, разглядывая свою жертву. – Судьба привела его сюда для того, чтобы я отомстил, и этого достаточно.

-А вдруг нет никакой судьбы? – упрямо возразила я, собрав невеликую храбрость и глупую дерзость воедино. – Уж прости, но тебе попросту удобно думать, будто некая сила ведет тебя по пути мести.

Что-то переменилось в том, как держался демон: до того он лениво и чуть расслабленно покачивался, словно прислушиваясь к какой-то далекой музыке, заключавшейся в стонах и бормотании несчастного у его ног. Но после моих слов он вдруг замер, и мне показалось, что каждая мышца в его теле напряглась, как у зверя, готовящегося к прыжку.

-Разумеется, Йель, тебе бы хотелось верить, что я иду по пути, где мне положено спасти одну маленькую рыжую девочку, - хищно усмехнулся он, повернувшись. – Но не кажется ли тебе, что ты переоцениваешь собственную важность?

-Ха, - с деланной храбростью ответила я, на самом содрогаясь от ужаса. – Я-то никогда не боюсь признать, что не отличаюсь сообразительностью и частенько ошибаюсь. Как по мне, тот, кто считает, будто знает все на свете, поступает гораздо хуже. Неужто тебе навредит, если ты узнаешь, как жизнь довела беднягу до того, чтобы тот пошел откапывать чародейские кости?..

Хорвек смотрел на меня, не моргая, и я поняла, что он всерьез удивлен моим упрямством.

-Ты и вправду веришь, что узнав его историю, я сжалюсь? – спросил он.

-Я верю, что даже ты не можешь знать свою судьбу наперед, - сказала я, и слова эти ударили точно в цель – я поняла это по тому, как засветились расплавленным золотом глаза демона. Возможно, в ту пору я не понимала этого, но смутно угадывала: тому, что он сейчас считал своей судьбой, демон покорился, но предугаданное будущее считал наказанием, а вовсе не наградой.

-Что ж, - он, помедлив, отступил от проклятого. –Потратим впустую еще немного времени. Итак, вор костей, расскажи, что за колдун тебя проклял и почему.

-Но я не знаю! – простонал человек. – Однажды ночью она… она вошла в мой дом и сказала, что я вскоре умру. Яд побежал по моим жилам и я услышал, как идет за мной смерть. Ни на секунду я не мог забыть о том, что время мое уходит, что спасения нет…

-Она? – переспросила я.

-Я никогда не видел ее до того, клянусь! – нет, он не мог обманывать, слишком измучили его страдания. – Ее волосы были как огонь, на белой шее синяки от петли. Двери распахнулись, как будто не были заперты на все засовы, в окна ворвалась вьюга, и на снегу отпечатались следы босых ног, забрызганных кровью. Это все, что я помню.

-Волосы… рыжие? – я вздрогнула: перед глазами ожили кошмары, которые я видела каждую ночь. Следы босых окровавленных ног на снегу, метель, ало-огненные волосы – все это была она, она!..

-Я всего лишь художник, - выл из последних сил проклятый. – Я не причинял никому зла!

Вначале мне показалось, что я ослышалась. Появление мастера Глааса, история гибели Белой Ведьмы, болезнь Харля – все это заставило меня на время позабыть, зачем мы когда-то прибыли в Астолано. Выходит, я и сама поверила в то, что судьба привела сюда Хорвека ради мести, а я стала всего лишь его безликим и покорным спутником.

-Художник? – медленно повторил Хорвек. – Художник, проклятый рыжей ведьмой?

-Покажи! Покажи ему тот клочок холста! – я, захлебываясь от волнения, забыв о страхе, вцепилась в руку Хорвека. – Не дай ему умереть, умоляю. Это он нарисовал герцогиню! Это он знает тайну чародейки!..

Руки проклятого скребли пол и я вспомнила, как мастер Глаас говорил, что принял своего случайного знакомца за алхимика – из-за пятен от реактивов на коже. Но художники день-деньской возятся со всякой дрянью точно так же, как и алхимики, пытаясь добиться от красок истинной яркости и стойкости! Алхимики ищут философский камень, который превращает свинец в золото, а художники мечтают раскрыть секрет, как устроены голубизна неба, искорки света в прозрачной воде, сияние глаз счастливого человека… Чем же помешал рыжей ведьме этот несчастный? Где перешел дорогу?

Хорвек медленно, словно сомневаясь в каждой своей мысли, в каждом своем движении, приблизился к проклятому. Затем опустился рядом с ним на колени, протянул руку.

-Отзываю свое проклятие, - негромко, но чеканя каждое слово, произнес он. И тут же его швырнуло в сторону, точно невидимая сила мстила за пренебрежение к ней. Хорвека ударило о стену, затем еще раз и еще. Проклятие хотело смять, уничтожить, переломать все кости тому, кто посмел призвать его на голову врага, а затем отказаться от мести. Я должна была догадаться, что это заклятие нельзя отозвать, не прогневав магию, которая пришла карать и причинять боль. Разве не знала я, как жестоко расплачиваются люди и нелюди за свое право колдовать?

-Остановись, злая глупая сила! – яростно закричала я, не слишком-то надеясь, что меня услышат. – Ты убьешь его и он не сможет больше служить тебе! Кто еще так любит тебя? Кто сумеет колдовать так искусно? Будешь так жестоко обращаться со своими слугами – останутся самые худшие, вот в них и будет заключаться вся твоя слава!..