По дороге в Хуму я проходила мимо многих домов знакомых мне людей и думала, что больше уже никогда их не увижу. Я почти остановилась перед домом миссис Тибодо, чтобы попрощаться. Она и миссис Ливоди были особенными друзьями для нас с бабушкой. Но я побоялась, что она попытается отговорить меня от поездки, возможно, оставить с собой или миссис Ливоди. И дала себе обещание, что когда-нибудь, когда окончательно устроюсь, напишу обеим дамам.

Когда я пришла в город, там были открыты лишь немногие заведения. Я направилась прямо на автобусную станцию и купила билет до Нового Орлеана. Мне пришлось целый час ждать до отъезда, и я провела его на скамейке подальше от света, опасаясь, что кто-нибудь заметит меня и сообщит деду, прежде чем я успею уехать. Дважды я подумала позвонить Полю, но побоялась разговаривать с ним. Если рассказать ему о том, что сделал дед, Поль просто рассвирепеет и сотворит что-нибудь ужасное. Я не стала ему звонить и решила написать прощальную записку. Я купила конверт и марку на станции и отыскала листок бумаги у себя в сумочке.

Дорогой Поль!

Объяснять, почему я покидаю Хуму не попрощавшись, займет очень много времени. Хотя, думаю, главная причина в том, что мне мучительно тяжело будет только посмотреть на тебя и уйти. Даже просто написать эту записку очень больно. Позволь мне только сказать тебе, что в прошлом произошло намного больше событий, чем я открыла тебе в тот полдень, и эти события уводят меня из Хумы в поисках моего настоящего отца и другой жизни. Больше всего на свете я хотела бы провести всю свою жизнь рядом с тобой. Кажется, Судьба очень жестоко пошутила над нами – позволила нам полюбить друг друга, а потом преподнесла сюрприз в виде безобразной правды. Но теперь я знаю, что, если не уеду, ты не сдашься и причинишь боль нам обоим.

Помни меня такой, какой я была до того, как мы узнали правду, и я буду помнить тебя именно тем Полем. Может быть, ты прав, может быть, мы никогда не будем любить кого-нибудь еще так же сильно, как любим друг друга, но мы должны попытаться. Я буду часто думать о тебе и представлять тебя на твоей красивой плантации.

Всегда с любовью,

Руби.

Я опустила письмо в почтовый ящик напротив автобусной станции, затем села, проглотила слезы и стала ждать. Наконец прибыл автобус. Он ехал из Сент-Мортинвилля и делал остановки в Новой Иберии, Франклине и Морган-Сити, прежде чем прибыл в Хуму, поэтому свободных мест почти не было. Я отдала билет водителю и прошла в заднюю часть автобуса, где увидела свободное место справа от хорошенькой женщины с кожей цвета темной карамели, черными волосами и бирюзовыми глазами. Когда я села, она улыбнулась, открывая зубы молочной белизны. На женщине была яркая розовая с голубым крестьянская юбка, черные босоножки и розовый хальтер,[16] на руках позвякивало бесчисленное множество браслетов. Волосы были повязаны белой косынкой – что-то вроде тюрбана с семью узлами, концы которых торчали вверх.

– Привет, – сказала она. – Тоже едешь в мокрую могилу?

– Мокрую могилу? – Я села рядом с ней.

– Новый Орлеан, милочка. Так называла его моя бабушка, потому что там нельзя похоронить кого бы то ни было в земле. Слишком много воды.

– Неужели?

– Именно так. Всех хоронят в склепах, мавзолеях и печах – в общем, над землей. А ты этого не знала? – спросила она, продолжая улыбаться. Я покачала головой. – Значит, в первый раз едешь в Новый Орлеан. Да?

– Да.

– Знаешь, ты выбрала самое лучшее время для своей поездки, – заявила она. Я заметила, какими блестящими были ее глаза и как она была возбуждена.

– Почему?

– Почему? Господи, милочка, это же Марди-Гра.[17]

– О… нет, – проговорила я, думая, что это как раз было наихудшим временем для поездки. Я читала и слышала, что творится в Новом Орлеане на Марди-Гра. Мне бы следовало сообразить, почему эта женщина была так разодета. Весь город будет праздничным. И это не лучшее время для того, чтобы пожаловать в дом моего отца.

– Можно подумать, милочка, ты только вышла из болота.

Я глубоко вздохнула и кивнула головой. Женщина рассмеялась.

– Меня зовут Энни Грей, – сказала она, протягивая тонкую гладкую ладонь. Я пожала ее. На всех пальцах были надеты красивые кольца, а кольцо на мизинце выглядело так, будто было сделано из кости в форме крошечного черепа.

– Я Руби. Руби Ландри.

– Приятно познакомиться. У тебя родственники в Новом Орлеане? – спросила она.

– Да. Но я не видела их… никогда.

– Ого, ничего себе.

Водитель закрыл дверь и вывел автобус со станции. Мое сердце пустилось вскачь, когда я увидела, как мы проезжали мимо магазинов и домов, которые были знакомы мне всю жизнь. Мы миновали церковь и школу, автобус проезжал по дороге, по которой я ходила почти каждый день. Затем мы задержались на перекрестке, и автобус повернул в сторону Нового Орлеана. Я много раз видела этот дорожный знак и много раз мечтала, что когда-нибудь и я последую в этом направлении. И вот теперь это случилось. Вскоре мы неслись уже по автотрассе, и Хума уходила все дальше и дальше. Я не могла не смотреть назад.

– Не оглядывайся, – быстро проговорила Энни Грей.

– Что? Почему?

– Плохая примета, – ответила она.

Я быстро повернулась и стала смотреть вперед.

– Почему?

– Принесет неудачу. Скорей перекрестись три раза, – приказала женщина. Я видела, что она совершенно серьезна, и сделала, как она говорила.

– Ну вроде достаточно, – сказала я. Это ее рассмешило. Она наклонилась и подняла свою маленькую матерчатую сумку. Порывшись в ней, Энни вынула что-то и вложила мне в руку. Я уставилась на эту вещь.

– Что это?

– Кусочек шейной кости черной кошки. Это гри-гри, – заявила она. И, видя, что я все еще не понимаю, пояснила: – Волшебный талисман, он принесет тебе удачу. Мне дала его бабушка. Это вуду,[18] – добавила Энни шепотом.

– О нет, я не хочу отнимать у тебя твой талисман, – сказала я, протягивая амулет обратно.

Энни покачала головой.

– Неудача теперь посетит меня, если возьму его обратно, и еще худшая ждет тебя, если ты его отдашь, – заявила она. – У меня есть еще несколько, милочка. Не беспокойся. Бери, – сказала она, сжимая мои пальцы вокруг кошачьей кости. – Спрячь, но носи с собой все время.

– Спасибо, – проговорила я и сунула кость в сумку.

– Уверена, что эти твои родственники с нетерпением ждут тебя, а?

– Нет, – ответила я.

Энни подняла голову и улыбнулась, будто не поняла моего ответа.

– Нет? Разве они не знают о твоем приезде? Некоторое время я смотрела на нее, а потом вновь уставилась на дорогу, выпрямившись на сиденье.

– Нет, – повторила я. – Они даже не знают о моем существовании.

Автобус прибавил скорость, свет его фар скользил в ночи, он вез меня вперед, к ожидавшему меня будущему, будущему, которое представлялось мне таким же темным, таинственным и пугающим, как это неосвещенное шоссе.