На следующее утро я была сама не своя. Когда я шла завтракать, мое сердце глухо стучало, а ноги будто сами по себе скользили по коридорам и лестницам. Мартин заехал за Жизель, чтобы отвезти ее в школу, но сестра не пригласила меня присоединиться к ним, да я и сама не хотела этого. Бо должен был явиться в школу вместе с родителями, поэтому я просто отправилась в школу пешком, похожая на сомнамбулу – взгляд устремлен вперед, глаза не видят ничего, что творится вокруг.

Придя в школу, я почувствовала себя отверженной. Даже Муки боялась общаться со мной и не встретила меня, как обычно, у шкафчика в раздевалке, чтобы поболтать о домашних заданиях и телевизионных передачах. Во всей этой истории жертвой оказалась я. Я была поставлена в ужасающе неловкое положение, но никому, видимо, не было меня жаль. Как будто я подхватила какую-то ужасную заразную болезнь, и люди, вместо того чтобы беспокоиться за меня, опасались за себя.

Позже днем я столкнулась с Бо, мчащимся по коридору в свой класс. Он и его родители уже побывали у доктора Сторма.

– Я на испытании, – сказал Бо нахмурясь. – Если выкину еще что-нибудь или нарушу хоть самое незначительное школьное правило, меня отстранят от занятий и вышвырнут из бейсбольной команды.

– Мне очень жаль, Бо, я не хотела, чтобы у тебя были неприятности.

– Все нормально. Мне было противно то, что они с тобой сделали, – проговорил он и опустил вниз глаза. Я догадалась, что последует за этим. – Мне пришлось обещать родителям, что некоторое время я не буду встречаться с тобой. Но это обещание я выполнять не намерен, – добавил он, и его красивые голубые глаза вспыхнули от возмущения и гнева.

– Нет, Бо. Делай то, что они требуют. Ты только наживешь еще больше неприятностей, и во всем обвинят снова меня. Пусть пройдет некоторое время.

– Это несправедливо, – жалобно возразил он.

– Что справедливо, а что нет, очевидно, не имеет значения, особенно если это касается репутации богатого креола, – с горечью сказала я. Бо кивнул головой.

Прозвучал звонок на следующий урок.

– Мне лучше не опаздывать на занятия, – проговорил парень.

– Мне тоже. – Я двинулась прочь.

– Я позвоню тебе, – крикнул Бо, но я не обернулась. Я не хотела, чтобы он видел на моих глазах слезы. Я подавила рыдание, сделала глубокий вдох и отправилась на следующий урок. На всех занятиях я сидела тихо, делала записи и отвечала на вопросы, только когда меня спрашивали. После окончания каждого урока, когда отпускали класс, я задерживалась, пока не выйдут все ученики, и выходила из кабинета в одиночестве.

Самым трудным временем был ленч. Никто не проявил желания сесть со мной за один стол, и, когда я нашла место, соседи пересели за другой стол. Бо сидел со своими бейсболистами, а Жизель – с обычными своими друзьями. Я знала, что все поглядывали в мою сторону, но старалась не встречаться с их взглядами.

Муки в конце концов осмелела и решилась заговорить со мной, но лучше бы она этого не делала – она лишь еще больше меня расстроила.

– Все думают, что ты специально сделала стриптиз. Скажи, это правда, что ты дружишь с проституткой? – быстро спросила она. Горячая волна краски залила мое лицо.

– Во-первых, я не делала никакого стриптиза, а во-вторых, я не дружу с проституткой. Девчонки и ребята, которые подстроили эту идиотскую шутку, просто распространяют сплетни, чтобы скрыть собственную вину. Муки, я думала, уж ты-то в состоянии это понять, – резко закончила я.

– О, я, конечно, верю тебе! – воскликнула она. – Но все говорят только о тебе, и когда я попыталась сказать матери, что ты не такая плохая, как говорят, она разозлилась и запретила мне дружить с тобой. Мне очень жаль, – добавила девушка.

То, что рассказала Муки, заставило меня оцепенеть.

– Мне тоже, – ответила я и как попало заглотила остатки ленча, чтобы побыстрее уйти.

В конце учебного дня я отправилась к мистеру Сэксону – руководителю драмкружка – и сказала ему, что отказываюсь от участия в пьесе. По выражению его лица было ясно, что он уже слышал об истории с фотографией.

– В этом нет необходимости, Руби, – сказал он, но на его лице появилось выражение облегчения из-за того, что я сама предложила эту идею. Еще бы, ведь он наверняка не без основания полагал, что моя нежелательная известность вряд ли пойдет на пользу пьесе.

Люди придут только из любопытства – посмотреть на эту порочную кайенскую девицу. – Но коль уж ты решила, я признателен тебе за то, что ты сделала это вовремя, когда тебе еще не поздно подобрать замену, – добавил мистер Сэксон.

Не говоря больше ни слова, я положила сценарий ему на стол и отправилась домой.

В тот вечер отец не пришел на обед. Сойдя вниз, я обнаружила за столом только Жизель и Дафну. Сердито глядя на меня, Дафна объяснила, что у отца очередной приступ меланхолии.

– Неудачи на работе и недавние злополучные события вогнали его в глубокую депрессию, – сказала она.

Я взглянула на Жизель, которая продолжала есть так, будто уже слышала об этом сотню раз.

– Может, нам следует пригласить врача или дать какое-то лекарство? – спросила я.

– Никакое лекарство не поможет, нужно просто наполнять его жизнь приятными эмоциями, – подчеркнула Дафна. Жизель вскинула голову.

– Я вчера получила девяносто баллов за контрольную по истории, – похвалилась она.

– Это очень приятно, дорогая. Я непременно скажу об этом папе, – изрекла Дафна.

Я хотела заявить, что получила за ту же работу девяносто пять баллов, но была уверена, что сестра и, возможно, даже Дафна поймут это как очередную попытку преуменьшить достижения Жизель. Поэтому я промолчала.

Позже вечером Жизель задержалась у моей комнаты. Насколько я могла заметить, хотя бедный папа находился в совершенном смятении по поводу происшедшего, моя сестра абсолютно не чувствовала ни вины, ни сожаления. У меня было желание накричать на нее и посмотреть, как рассыплется ее самонадеянность. Мне хотелось, чтобы ее улыбки облупились, как кора с деревьев, но я промолчала, опасаясь новых неприятностей.

– Дебора Таллан устраивает в конце недели вечеринку, – объявила она. – Я пойду с Мартином, и Бо пойдет с нами, – добавила моя сестра с садистским наслаждением. Она, похоже, действительно получала удовольствие от посыпания ран солью. – Я знаю, он теперь сожалеет, что так поспешно отказался от меня, но не собираюсь позволять ему легко отделаться и заставлю покрутиться, как мячик на резинке. Ну, ты знаешь, как это делается, – заявила она с елейной, противной улыбкой. – У него на глазах я страстно поцелую Мартина, я буду танцевать, так тесно к нему прижавшись, что мы будто сольемся в одно существо… и все в таком же духе.

– Почему ты такая жестокая? – спросила я.

– Я не жестокая. Бо это заслужил. Во всяком случае, я бы взяла тебя на эту вечеринку, но клятвенно обещала Деборе, что этого не сделаю. Это не понравится ее родителям, – объявила Жизель.

– Я не пошла бы, даже если бы Дебора меня пригласила, – ответила я. Губы Жизель перекосились от циничной улыбки.

– О нет, пошла бы, – проговорила она смеясь. – Пошла бы!

Она ушла, оставив меня в бешенстве. Некоторое время я сидела и вся кипела, а потом почувствовала, что успокаиваюсь до тихого безразличия. Я лежала на кровати, вспоминая и находя отраду в прекрасных картинах прошлой жизни с бабушкой Катрин в домике на протоке. Мне вспомнился Поль, и внезапно я почувствовала себя ужасно: я уехала, не попрощавшись с ним, хотя тогда мне казалось, что так лучше.

Я быстро села, вырвала лист бумаги из тетради и начала писать письмо Полю. Пока я писала, мои глаза наполнились слезами, а сердце в груди сжалось в плотный свинцовый комок.

Дорогой Поль!

Прошло уже немало времени с тех пор, как я покинула протоку, но ты все еще в мыслях со мной. Прежде всего я хочу извиниться, что уехала не попрощавшись. Причина моего поступка проста – я боялась, что это будет слишком тяжело для нас обоих. Я уверена, что ты, в такой же степени, как и я, был сбит с толку и взволнован событиями из нашего прошлого и, возможно, сердился по этому поводу. Но мы не в силах изменить судьбу. Легче удержать прибой.