"Но тогда ничто не мешает сыну встретиться со своей матерью здесь. Значит, у них нет запретов на кровосмешение?"

Она погладила всхлипывающего юношу, и ей остро захотелось иметь ребенка. Юноша понемногу успокоился и сначала осторожно, затем все смелее и смелее начал гладить грудь Цендри и покрывать ее поцелуями, в которых совсем не было сыновней любви.

Последний мужчина, одиннадцатый или тринадцатый, Цендри уже давно сбилась со счета, опустился рядом с ней, уже когда небо осветилось первым лучом восходящего солнца. После он крепко и нежно поцеловал ее, положил возле ног свой подарок и, взяв маску и копье, торопливо ушел.

Цендри лежала на песке, прислушиваясь к плеску волн. К давно погасшему костру подходили женщины, усаживались около него, обнимались и, прижавшись, клали головы на плечи друг другу. Цендри почувствовала, как Лаурина обняла ее, и внезапно ей захотелось плакать. Она посмотрела на других женщин, они целовались, ласкали друг друга. Цендри поняла, что это — часть ритуала, признание того, что, несмотря ни на что, самые глубокие и нежные чувства женщина может испытать только к женщине.

Лаурина целовала Цендри в лоб, щеки и губы.

— На этот раз, я думаю, у меня родится малышка. В прошлом году я пришла с берега пустой. Моей дочери уже десять, мне так хочется понянчиться с младенцем.

Цендри крепко прижала ее к себе и ответила шепотом:

— Я буду очень рада, если у тебя появится девочка.

Ей вдруг самой захотелось забеременеть, но это было невозможно. Бракосочетавшись, они с Далом решили повременить с детьми, и Дал согласился на временную стерилизацию, чтобы избавить от этого Цендри, но она тоже сделала себе стерилизацию, хотя Дал не одобрял ее решения. В отличие от мужчин с Пионера, он не хотел подвергать Цендри процедуре, которая считается в ее мире не очень почетной.

И если бы он настоял, а не позволил ей самой решать, стерилизоваться или нет, то вполне возможно, что Цендри и забеременела бы после такого праздника. Таким образом, Дал, предоставив Цендри право самой решать, стерилизоваться или нет, спас себя от возможного позора, поскольку согласно брачному контракту Цендри не должна была рожать детей, зачатых не от Дала. Расскажет ли Цендри ему когда-нибудь обо всем?

Она не оттолкнула Лаурину, когда та начала целовать ее грудь, шею и губы, она была еще оглушена странностью ритуала любви, не понимала, что ей следует делать, радоваться или сокрушаться, но по мере того, как смелей и жарче становились объятия и поцелуи Лаурины, сомнения Цендри уходили куда-то в сторону. Напряжение и неуверенность исчезли, и Цендри страстно ответила на ласки Лаурины. Она начала гладить ее, покрывать ее тело нежными поцелуями. Странное чувство восторга и удовлетворения захлестнуло ее, когда она услышала, как девушка стонет и вскрикивает от страсти.

Странно, что в эти минуты Цендри вдруг подумала о Дале. Она знала, что он может простить ей связь с мужчиной, но не с женщиной. Ей было все равно, что думает Дал. "Пошел он к черту! Почему меня должно заботить, что обо мне подумает мужчина!" — пронеслась в ее мозгу последняя связная мысль, и Цендри растворилась в очередном экстазе любви.

Цендри и Лаурина еще долго лежали на песке, крепко обняв друг друга.

Когда Цендри проснулась, солнце было уже высоко. Женщины вставали, собирали разложенные подарки и, пряча их в складках накидок, отправлялись по домам. Некоторое время Цендри удивленно смотрела на женщин, ошарашенная происшедшим. Она до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что была участницей всего ритуала. Она встряхнула головой, пытаясь вспомнить события.

— Я должна идти в город, там у меня осталась маленькая дочь, ей всего десять. Через год или два она тоже будет ходить на праздник. Я не понадоблюсь вам сегодня, ученая дама? — спросила Лаурина.

Цендри поняла ее официальный тон, посмотрела на девушку и улыбнулась.

— Нет. — Цендри положила Лаурине руку на плечо. — Сегодня я буду спать. До завтра, Лаурина.

Все женщины из дома Ванайи уже ушли. Цендри заторопилась и, быстро собрав подарки, поспешила за ними. Нагнав их, она посмотрела на их одежду, затем оглядела свою накидку. Она была вся смята, кое-где на ней остался песок и водоросли. Цендри было все равно, она хотела только одного — побыстрее добраться до дома, принять ванну и лечь спать. Было еще довольно рано, и ни на ступеньках дома, ни внизу, в зале, Цендри никого не встретила. В одной из комнат она увидела Миранду, скрестив ноги та сидела на полу в окружении нескольких детей и, часто макая кисточку в акварельные краски, увлеченно разрисовывала стоящую перед ней перегородку маленькими рыбками и цветами.

— Я думала, что твоя малышка родится сегодня ночью, — произнесла Цендри.

Миранда вздохнула.

— Я тоже так думала. У меня было то же самое с первым ребенком, я мучилась перед родами почти тридцать дней.

Цендри удивилась, она не знала, что у Миранды были дети. Миранда заметила недоумение Цендри.

— Я родила мужскую особь, за ней в основном присматривает Лиалла, у нее нет детей. У Замилы тоже нет дочерей, — прибавила она и снова вздохнула. — Акушерка очень разозлилась на меня, ей не удалось попасть на праздник. Она даже не могла хорошенько выпить в ожидании родов. А видишь, все напрасно. Ру тоже ходит угрюмый. — Она засмеялась. — У нас говорят "угрюмый, как спутник наутро после праздника". Иди спать, Цендри, я для тебя сейчас не лучшая компания.

Цендри в душе жалела Миранду, девушка выглядела очень плохо — впалые глаза, измученное выражение серого лица.

— Красивая перегородка, — сказала Цендри и увидела, как Миранда покачала головой.

— Она мне опостылела, — со злостью проговорила она. — Я занимаюсь этой детской работой только потому, что она помогает хоть как-то скоротать время.

К Миранде подбежал малыш, мокрые ползунки его болтались у него на коленях. Миранда шлепнула малыша, тяжело и неохотно, поднялась и пошла менять ему штанишки.

Цендри поднялась в комнату и только тут почувствовала себя полностью измученной и опустошенной. Возбуждение и очарование прошедшей ночи исчезли. Посмотрев на мирно спящего Дала, Цендри убрала подарки в сумку, не рассматривая их. Когда-нибудь потом она их изучит, но уже как ученый. Сейчас смотреть на них Цендри не хотелось, они слишком многое напоминали ей. Задвинув сумку подальше, Цендри поняла, что она очень долго не сможет взглянуть на подарки, возможно никогда.

Она снова посмотрела на Дала, и ей мучительно захотелось лечь рядом с ним. Она оглядела свою измятую и грязную накидку, тут же сняла ее и, взглянув на свое тело, испачканное в песке и водорослях, пошла в ванную комнату. Она встала под душ и начала отмываться. Через некоторое время вошел Дал.

— Ну, как праздник? — спросил он весело.

Цендри притворилась, что за шумом воды не слышит его вопроса. Она закрыла глаза и начала намыливать голову, но Дал не уходил. Он терпеливо подождал, когда Цендри закончит мыться, и снова задал свой вопрос.

Цендри поймала себя на том, что ей не хочется вспоминать то, что было с ней ночью. Она пожала плечами.

— Довольно любопытно, — неохотно ответила Цендри. — Но тебе неинтересна антропология, поэтому детальным рассказом я тебе докучать не буду. В общем все было довольно необычно. Сначала мужчины копьями били рыбу, потом женщины готовили ее и ели.

Дал ухмыльнулся.

— Видимо, это не совсем все. Я спрашивал Ру об этом празднике, так его чуть не перекосило, когда он рассказывал о том, что там происходит. Надеюсь, ты не принимала участия в ритуале оплодотворения?

Цендри попыталась вспомнить недавнюю фразу Миранды. "Как она сказала? Угрюмый, как спутник наутро после праздника, кажется?" Ей внезапно захотелось все рассказать Далу, поделиться с ним, но она вспомнила, что родина его — Пионер, ему не понять чувств Цендри. Он сделает только один вывод — Цендри изменила ему. Цендри хорошо знала мужа, он был готов смириться с единичным случаем измены, вызванным наплывом внезапной страсти. Он бы понял это и смог бы простить, но разбираться в эмоциях Цендри, стараться понять, что и почему толкнуло ее на такую откровенную, необузданную сексуальность, на половые акты без разбора, он не будет.