В какой-то определенный день здесь, в порту Помина, или вне его должно было что-то произойти. Что касается «Комиры», карта на этот счет не давала разгадки.

В дверь постучали. Я сунул карту под подушку и сказал:

— Войдите.

Это был герр Вальтер Шпигель. Он уселся на стул, положил свою ротанговую трость на колени, отер лицо шелковым платком, а затем воззрился на меня с сияющей улыбкой:

— Приятно провели день?

— Не особенно.

— Научились чему-нибудь?

— Да, самоконтролю.

Он улыбнулся, демонстрируя полное понимание, а я, поскольку он думал, что использует меня, решил использовать его, чтобы выжать из него хоть немножко информации.

— Я не верю этой девушке, Кэтрин Саксманн. Кэтрин знает, что я слежу за мадам Вадарчи, но она словно подыгрывает мне и ничего не говорит своей старухе. Я не могу вычислить почему, и она мне ничего не сообщила. Я думал, что хорошо умею разглядеть в людях второе дно, но здесь я ошибся.

Шпигель кивнул, поджал губы, нахмурился и задумался. Наконец важно произнес:

— Я много думал о ней. Это преданная девушка. Кэтрин предана себе. С таким лицом, фигурой, умом какой еще она может быть? Все остальное было бы ненужным. Кэтрин решила, что выбирать будет только она сама. Но это не все. Теперь она наблюдает, что будет происходить, и ждет, что можно извлечь из этого. Она держится за вас потому, что вы, возможно, где-нибудь и когда-нибудь пригодитесь ей. Но, конечно, такая девушка не станет действовать в одиночку. За ней стоит какой-то мужчина. Простая психология. Женщина, независимо от того, насколько она красива, умна и решительна, всегда должна иметь у себя за спиной мужчину. Таков закон природы.

— Может быть.

Шпигель был изворотлив и хитер. Он отрабатывал свой заработок, пожалуй, получше, чем Говард Джонсон. К тому же старая школа, никаких эмоций, никакого героизма, просто работа, и для него не было ничего лучшего, чем провести вечер за книгой, а затем лечь спать.

— Мы с вами мало что знаем, — сказал я, — и нам остается лишь держать нос по ветру и идти по следу. Но думаю, что Кэтрин знает многое. А может быть, и все.

— Не исключено.

— Как по-вашему, кто же этот человек?

Он лукаво, с пониманием улыбнулся:

— Думаю, вам это известно так же хорошо, как и мне. Не стоит играть в прятки.

— У меня создалось впечатление, что он не принадлежит к тому же типу, что и она.

Я подумал о герре Стебелсоне и понадеялся, что речь шла о нем. Стебелсон, как мне казалось, был единственным кандидатом.

— А что это за тип? Есть мужчины, и есть женщины, и комбинаций может быть множество. Вы не увидите его досье, поскольку вы, скажем так, franc-tireur[11]. Что касается меня, то я имел возможность заглянуть в него, правда, только краем глаза, но даже этой информации было достаточно.

Шпигель поднялся, и я понял, что он был не прочь пойти дальше, поговорить на профессиональные темы, скинуть с себя груз прошлого опыта и переложить его на плечи человека помоложе, который еще новичок в этой игре и не настолько увяз в ней, как он. Сидя в ногах у мастера, ученик всегда найдет чему поучиться, пока учитель будет разглагольствовать. Но Шпигель слишком хорошо сознавал, чем чреват уход в воспоминания.

Уже у двери он спросил:

— Так она не сказала вам ничего?

— Только что они уезжают.

Это его как будто не удивило.

— Когда?

— Она не знает.

— А как?

— Кэтрин думает, что морем.

— Откуда?

— На полпути к северной оконечности острова есть деревня, или городок. Он называется Бабино Поле. Язык сломаешь, произнося местные названия, правда?

Шпигель улыбнулся:

— Я не сломаю. Языковое родство, не забывайте об этом. Но почему она так решила?

— Потому что мадам В, говорила о том, что они через день уедут.

— Может быть, мне стоит послать туда фрау Шпигель?

— Скажите ей, чтобы она захватила свой транзистор.

Добродушно-грубоватое лицо старого адвоката сморщилось от некоего подобия улыбки. Затем уверенной походкой, которую вы редко встретите в наши дни, он вышел из комнаты. Я не мог понять, удалось мне его надуть или нет. Но попробовать, по-моему, стоило.

Вода и электричество не были отключены, поэтому я побрился и принял душ, а затем оделся и спустился на террасу, чтобы ухватить последние лучи солнца, прежде чем оно окончательно скроется за холмами, и выпить с Веритэ.

— Как провели день?

— Почему вы спросили об этом? Так себе.

— У вас есть что-нибудь, о чем я могла бы написать герру Стебелсону?

— Стебелсону?

— Естественно, ведь все мои отчеты Малакоду проходят через него.

— Ну, естественно. — Это было интересно. — Нет, — ответил я, — пока ничего.

В тот вечер я закончил чтение «Пятна позора». У книги было довольно несложное содержание, но оно имело глубокий смысл и сопровождалось большим количеством исторических справок.

Вообще, в книге речь шла о том, что общепринятые концепции характерных особенностей наций, профессор Вадарчи предпочитал называть их неврозами, были вполне обоснованы. Но обоснованность эта исходила не из того, что именно нации думали о себе, а из того, что воспринималось другими нациями в качестве истинного национального невроза или мифа. Например, англичане в массе своей являются упрямыми лицемерами, неспособными рационально спланировать жизнь нации и ее защиту, и в то же время оказываются умелыми импровизаторами в те моменты, когда нации грозит кризис. В целом же их стали считать легковозбудимыми, нелогично действующими людьми, которые во что бы то ни стало стремятся сохранить свою репутацию и озабочены этим еще сильнее, чем, например, японцы.

Это последнее умозаключение и побудило одного из журналистов «Тайме» высказаться о книге с напыщенным возмущением. Естественно, это было связано с тем фактом, что герр Малакод назначил профессора Вадарчи директором научного фонда, который он учредил для исследования национальных неврозов, с отдельной ссылкой на их влияние на международные политические события. (В действительности через две недели профессор Вадарчи, как говорили, по естественным причинам, оставил этот пост.) Другие нации в такой же степени не лишены недостатков, и, кстати говоря, автор говорит о них как о «мировом сообществе преступников, среди которых то и дело встречаются лица с психическими отклонениями». Кроме того, Вадарчи был строг а к средствам массовой информации. Он доказывал, что радио, телевидение и информационные агентства связаны с дьяволом, поскольку, сократив расстояния и войдя в дом каждого, они преуменьшили важность всего мира и сделали людей равнодушными друг к другу. Каждый день за завтраком люди читают в газетах о войне, трагических происшествиях, убийствах, кражах, грабежах, изнасилованиях, поджогах, преступлениях на сексуальной почве, о моральном разложении людей и партий, все это, вскармливая ad nauseam[12] к миру, стремится загасить в людях естественное сочувствие к ближнему. Уровень развития цивилизации находится в зависимости от уровня развития средств массовой информации, и на протяжении всей истории самые высшие точки развития цивилизаций связаны с наиболее отталкивающими примерами нечеловеческого поведения в людях.

Цивилизованный, общительный человек всегда был жестоким, порочным и не считал жизнь чем-то святым. За партиями, политиками, причудливой униформой, за истоками социальных реформ и набирающего силу национализма стоял не кто иной, как дьявол.

В целом книга впечатляла и гарантировала повышение кровяного давления. А заканчивалась она тем, что автор поносил все виды международных объединений: Лигу наций, ООН, европейский союз, панамериканский, мировое сообщество, он называл их ненужными, убогими развлечениями, в то время как за спиной людей, которые им предаются, происходят убийства и вашей жизни все время что-то угрожает. По мнению профессора Вадарчи, единственная возможность разрешить эту проблему состоит в создании нормального человеческого общества, которое позволило бы людям стать тем, кем они стремятся стать — настоящими человеческими существами, и тогда мир заново обрел бы силу. Никаких национальных сообществ. Только одна нация, верховная, жестокая поначалу, подчиняющая себе другие нации, но в конце концов, именно она приведет их к Земле обетованной. Среди западных наций Вадарчи предложил двух кандидатов — итальянцев или немцев, больше склоняясь в сторону немцев. Что касается Востока, то достойных людей он нашел среди китайцев.

вернуться

11

Вольный стрелок (фр.).

вернуться

12

Тошнотворное отношение (лат.).