У директора сделалось такое лицо, будто он сейчас то ли кого-то пристукнет, то ли разрыдается. Петя взял его за рукав, отвел в ветслужбу, достал огненную воду из белого шкафчика и культурно разлил по чайным чашечкам.

– Катастрофа, однако… – протянул директор. – Это ты верно сказал. Вот так девку и назовем. Если, однако, еще родится. И если, однако, выживет.

– А парня? – спросил Петя, надеясь хоть так директора отвлечь от грустных дум о предстоящем. Им еще полтора года всем питомником страдать, ожидая результата, либо плохого, либо совсем плохого.

Двойня могла с равным успехом как угробить мамашу, так и родиться нежизнеспособной. При известной удаче все обойдется, но детеныши получатся слабые, с непременным дисквалифицирующим браком по здоровью. При большой удаче – нормальные, просто мелковатые. Не вырасти им здоровяками, не идти в разведение. А идти на работу.

Директор залпом опрокинул чашку, отдышался, занюхал рукавом ватника и уставился в потолок.

– Быть ему по жизни простым бульдозером. Значит… Что там у нас есть бульдозерного? Ага. Катерпиллер!

– А чего не Кошмар-то, однако? – спросил Петя самым невинным тоном.

Директор подхватил с пола старый валенок, служивший домиком для кошки, и засветил им – вместе с кошкой – ветеринару в лоб.

Катастрофа Звезда Чукотки – для своих просто Катька, – росла такой красавицей, что обрыдаешься. Это был самый пушистый, самый милый, самый умненький и ласковый мамонтенок на свете. От нее сходили с ума не только дети, но и взрослые. Еще совсем крохой она объехала весь федеральный округ, ее портреты висели в каждой школе и детском саду. Уже годам к пяти стало ясно, что у девушки нет шансов дорасти до стандарта, а значит, обрести положенные по нормативу тягу, упор бивнями и грузоподъемность, но питомник с этим смирился. Отдел продаж решил, что Катастрофа, если подумать, никакая не катастрофа, однако, а подлинная звезда Чукотки – вот и будем растить из нее звезду. Прославим наш питомник на всю страну. Затопчем нафиг якутов, которые уверены, что их мамонты круче, но совсем не заботятся о рекламе. А потом девчонку в цирк продадим, ей там самое место, скучать не будет.

Правда, сначала отдел продаж вынес затяжной скандал с директором, который орал, что это не мамонт, а профанация. Мамонт – силища, а не «ах какая пусечка»! Мамонт прёт, валит и тащит! Мамонт горы сворачивает! Мамонт пашет, сеет и удобряет!.. Тут он увидел, как во дворе Катастрофа, забавляясь, орудует снеговой лопатой, разгребая сугроб, – плюнул и махнул рукой: делайте что хотите.

Катерпиллер Звезда Чукотки – для своих просто Катька, – вырос, конечно, покрепче сестренки, помассивнее, но все равно до норматива не дотягивал, а главное, тоже был с виду какой-то игрушечный. Несерьезный мамонт. От мамы он унаследовал длинную челку, только не бурую, а пока рыжеватую, а от ветеринара Пети Омрына подхватил манеру совершенно по-человечьи сдувать ее, когда падала на глаза. И сами глаза у него сызмальства глядели так живо, будто зверь что-то про вас знает. Он за всеми подсматривал и у всех учился. Персонал теперь носил ключи от вольеров строго в карманах брюк: из боковых Катька моментально их выуживал. На свободном выпасе за ним следил персональный каюр: мамонтенку было пять лет, это самый хулиганский возраст, мамаши таких гоняют от стада, чтобы те не завязали кому-нибудь хвост узлом. Но Катьку жизнь стада занимала постольку-поскольку, он вечно косил своим хитрым глазом в сторону людей – как бы чего у них позаимствовать. Любил слушать радио, и ладно бы уносил его с собой, но потом начинал приемником жонглировать и не всегда успевал поймать. Обожал ездовых собак, и мало того, что воровал для них еду, так еще и распрягал их при каждом удобном случае. А главное, ему ничего не стоило завести снегоход и поддать газку, а потом бегать с машиной по тундре наперегонки, радостно трубя.

Когда об этом узнал Петя, он посоветовал каюрам не маяться дурью, а нагрузить ребенка ответственностью: пусть запускает в стойбище мобильные генераторы, все равно кто-то должен ручку дергать два раза в день. Ребенок будет при деле и сразу перестанет хулиганить, вот увидите.

– Ну ты шаман, однако! – сказали каюры, на всякий случай прикидываясь чукчами.

– Хватит дурью маяться, – повторил Петя. – Вы тут все с дипломами КТС, и мне прямо обидно, что вы забыли, чему вас учили в техникуме. Это же элементарный уровень работы с молодым зверем. А я, между прочим, в учебник для первого курса две главы насочинял и еще методичку редактировал. Я старый уже шаман, однако, если кто не заметил.

Через неделю Пете доложили, что Катька стал как шелковый. Правда, он научился обращаться с генераторами по-взрослому, и это немного озадачивает, а если честно, пугает. Зачем надо повернуть кран подачи топлива – тут легко проследить взаимосвязь. Но, допустим, рычажок воздушной заслонки «холодного пуска», и когда его закрыть, а когда открыть – не самая очевидная вещь даже для человека. Если человеку, конечно, не объяснить.

– Но вы же объяснили? – спросил Петя.

– Да он сам подсмотрел. Но там же надо по слуху ориентироваться…

– У него слух в десять раз лучше вашего… однако! – рявкнул Петя в трубку радиотелефона. И ушел к директору жаловаться на жизнь.

В кабинете директора теперь висел здоровый, на полстены, рекламный плакат «Звезды Чукотки»: красавица Катастрофа строит детскую площадку в Анадыре, ей помогают счастливые карапузы в ярких комбинезончиках. На заднем фоне матерый дедушка Домкрат тащит волокушу с грузовиком через болото; в кузове грузовика довольные мордастые нефтяники пьют чай из самовара. И поверху лозунг: «Любые задачи в любых условиях». Вот уж точно, подумал Петя, нарожали умников на свою голову, любая задача им по плечу, а дальше что? Кто им разрешит? Кто позволит? Люди даже собачек опасаются, а тут – мамонт. Не позволят ему показать интеллект во всю силу, забоятся.

Петя в мамонтах, конечно, души не чаял, но иногда ему думалось: те две последние хилые пары, что паслись себе мирно на острове Врангеля, загибаясь потихоньку, мелкие да тощие, дожили бы свой век – да и ладно. Ан нет, вцепились в них императорские зоологи, вытащили на материк, выходили-вылечили, добились потомства, стали его выращивать крупнее и крупнее, чтобы, как встарь, горам подобны стали наши исконно российские волосатые слоны – и нафига? Понятия ведь не имели, зачем это делают. Уже по ходу рожали отчаянные прожекты: чтобы вся матушка-Расея на мамонтах пахала, например. Да бог с вами, не нужен крестьянину-единоличнику тяговый механизм такой мощности. Лошади ему за глаза и за уши хватит. Ах, пушки таскать? Опоздали лет на сто, нынче мамонт в прифронтовой полосе – всего лишь огромная и довольно-таки уязвимая мишень… С появлением колхозов-совхозов вроде бы для мамонтов нашлась достойная площадь, чтобы порезвиться с бороной да плугом, только зверь наш к теплому климату адаптируется туго, и растительность средней полосы вызывает у него стойкое несварение желудка. Больше полувека билась над этой проблемой советская наука и вроде бы добилась, но тут – бац! – снова весь уклад в стране переменился, и опять мамонты не пришей кобыле хвост. Спасибо, осталась привычка работать с ними «на северах», а то бы вымерли по второму разу…

– Слыхал, чего Катька творит? – спросил директор. – Ага, вижу, слыхал.

Они с Петей никогда не ошибались, про какого – или какую – Катьку речь.

– Надо ему заранее место искать, – сказал Петя. – Готовить потребителя, чтобы лет через десять оторвал зверя с руками. Чего-то болит у меня душа за этого парнишку. Хочу его пристроить – и с чистой совестью на пенсию уйти.

– В армию его надо, – сказал директор.

– Думаешь, армия сделает из него человека? – Петя криво ухмыльнулся.

– В авиацию, – уточнил директор.

Кто другой сделал бы круглые глаза, а Петя надолго задумался.

– На шельфе пошла движуха, ты за прессой-то следишь? Будут дырявить его повсюду, и на северо-врангелевском участке, и на южно-чукотском. А это значит – что? Это ледовая разведка и военное прикрытие. С мыса Шмидта уже вовсю летают. И в Анадыре опять вояки зашевелились на Угольном. Когда Катька подрастет – самое место ему там будет. И от нас относительно недалеко, если что – поможем…