Что же касается 1-ого батальона 33-его танкового полка 9-ой танковой дивизии, то за первый день боев, пройдя к вечеру 45 километров, было потеряно девять танков, два грузовика, две ЗСУ и четыре самоходки. Формально задача была выполнена и 30 мая Дамаск таки взяли в кольцо со всеми обороняющими его частями сирийской и советской армии. Вот только уровень потерь с первого дня превысил все расчёты, что скажется несколько позже, впрочем, уже тогда даже последнему рядовому из интендантской службы стало очевидно, что простой новая война для Германии не будет.

Первый удар вермахта, не смотря на всю подготовку Красной Армии, оказался страшен. Понятное дело, что нападения Германии в Кремле ждали — все-таки скрыть концентрацию такой массы войск на границе было откровенно невозможно, поэтому вопрос был только один — когда именно Третий Рейх нарушит договор о ненападении.

Согласно плану «Барбаросса» вся группировка, предназначенная для боевых действий с СССР в Европе, была разделена на четыре неравных части. Это были группы армий «А» — предназначенная для вторжения в Прибалтику, «В» — содержащая главные ударные силы и долженствующая нанести главный удар на Москву и «С» — закрывающая южный фланг и занимающаяся оккупацией Украины. Плюс армейская группа, состоящая из словацких и венгерских дивизий, усиленных несколькими немецкими соединениями, выделенная для быстрого захвата Карпатской Руси, обещанной впоследствии Венгрии.

Главной целью на кампанию 1944 года ОКХ ставило захват Москвы с рассечением Европейской территории СССР на две малосвязанные между собой части — южную и северную. Отдельно войска, наступающие с юга из Палестины, должны были захватить нефтепромыслы Кавказа и решить, таким образом проблемы Германии с этим сырьем.

После трехлетней кампании во Франции немецкое командование весьма осторожно высказывалось насчет возможных сроков решения вопроса с Советским Союзом. С одной стороны, стратегия блицкрига уже один раз откровенно подвела, ведь Французов-то собирались разбить за два-три месяца, а война получилась куда как более затяжная. С другой стороны, кампания 1943 года в Северной Африке и на Ближнем востоке показывала, что при наличии возможности свободно маневрировать, максимальные темпы наступления могут составлять десятки километров в день.

По этому поводу у Гитлера случились разногласия с бессменным начальником генерального штаба ОКХ Францем Гальдером, который решительно протестовал против «шапкозакидательских» планов Гитлера. Еще 18 апреля на одном из очередных совещаний по поводу вторжения в СССР, раздражённый фюрер бросил своему генералу

— Почему вы закладываете в план всего семь-десять километров продвижения в день? Вы что не верите в доблестного немецкого солдата? Уже в сентябре мы возьмем Москву, а на следующий год выйдем на линию Архангельск-Астрахань, навсегда устранив красную угрозу с востока!

Просто неспособный разговаривать без пафоса Гитлер, особенно когда на него преданно смотрят «верные генералы», принял эффектную стойку и задрав нос, посмотрел на Гальдера свысока.

Мало того, что «бесноватый австриец» собирался решить все вопросы на востоке к концу 1945 года, он еще и планировал во врем зимней оперативной паузы 1944–1945 года одним ударом разобраться с «Балканской Антантой», которая давно уже мозолила немцам глаза. Эти планы уже совсем выходили за грани разумного, о чем, впрочем, Гитлеру говорить напрямую опасались. Можно было враз слететь с должности.

— Мой фюрер, — попытался как-то отбрехаться генерал. — Считаю планы разгромить русских в течение всего двух летних кампаний слишком оптимистичными. Как показал пример Франции, нельзя всерьез считать, что все пойдет по нашему сценарию. По-моему, война может затянуться на три-четыре года и нужно готовиться к худшему сценарию, чтобы в случае его наступления, это не стало для нас сюрпризом.

В общем, как в старом анекдоте «вот так слово за слово и получил ежик по морде» а Гальдер за свой невосторженный образ мыслей отправился в отставку. На место же главы штаба ОКХ был назначен Цейтлер, если и имевший свое мнение насчет гитлеровских планов, то разумно держащий его при себе.

Практически вся масса танков, предназначенных для наступления в Европе, была сосредоточена в составе группы армий «В», поэтому в первые дни именно войска Манштейна — а именно он командовал этим направлением — показывали самые ударные темпы наступления.

В самом начале войны согласно плану «Барбаросса» две танковые группы должны были ударить по флангам еще, по сути, не существовавшего Западного фронта и сомкнуть свои клещи за Минском. При этом именно группе армий «В» были приданы самые опытные летчики первого и второго воздушных флотов, а группам армий «А» и «С» в начале войны отводилась лишь вспомогательная роль.

Получилось, однако, не столь беспроблемно, как себе это представлял Гитлер. Советский союз действительно последние пять лет только тем и занимался, что готовился к будущей войне и было бы странно, если бы самый первый удар отправил красного гиганта в нокаут.

Проблемы немцев начались с самого начала: по опыту Франции и Бельгии, относившиеся к долговременным оборонительным сооружениям весьма скептически, немцы были неприятно удивлены стойкостью, с которой советы обороняются на возведённой после присоединения Польши так называемой «линии Молотова».

В отличие от практически сплошной «линии Мажино» во Франции, эта система укреплений не предполагала долгой статичной обороны и была предназначена в первую очередь для того, чтобы замедлить продвижение врага с запада на первых этапах войны. И надо сказать, она с этим в общим и целом справилась. Также проблемы сразу наметились и в воздухе.

Так, уже 27–28 мая в люфтваффе, а следом и в наземных частях с удивлением для себя обнаружили, что захватить преимущество в воздухе даже на центральном участке фронта им не удается. В небе в эти дни развернулась грандиозная битва, в которой с обеих сторон участвовало около пяти тысяч самолетов, что делает ее одной самых массовых в истории военных конфликтов во все времена.

По немецким данным за период с 27 по 30 мая люфтваффе уничтожило 1089 советских самолетов, из которых 973 в воздухе и 116 на земле. При этом собственные потери немцев, прошедшие по всем документам, составляли 311 машин и 213 пилотов, из которых часть погибло, а часть попало в плен, поскольку основное сражение разворачивалось над территорией занятой советскими войсками. Данные по раненным отсутствуют.

С другой стороны, по данным ВВС РККА за тот же период было потеряно всего 468 машин, из которых 71 была повреждена вследствие атак на аэродромы. Потери в летном составе составили 189 летчиков, при этом в графе «сбитые вражеские машины», согласно докладу Жигарева Сталину за первые четыре дня войны числилось 605 вражеских самолетов.

Таким образом, ни одна из сторон точных данных о происходящем не имела, однако, именно немецкие летчики за счет куда более обширного опыта показывали в первые дни войны несколько лучшие результаты.

Советских летчиков часто спасала техника, которая, что стало большим удивлением для немецких асов, не предполагавших от коммунистов столь мощного рывка в авиации, ничем не уступала самолетам люфтваффе.

Основу истребительной авиации СССР к 1944 году составляли три боевых машины, вернее если формулировать точнее — линейки машин. Самой старой, выпускавшейся еще с 1940 была линейка МиГов, самая последняя модификация которого носила индекс «7». МиГ был весьма специфической машиной, первой из самолетов нового поколения пришедших на смену верным «ишакам». Отличная скорость, хороший потолок и боевой радиус совмещались в нем с плохой маневренностью у земли, высокой посадочной скоростью и крайне сложным — благодаря задней центровке — управлением. При этом конструкторы все пять лет активно дорабатывали самолет, методично изживая недостатки, а достоинства усиливали еще больше. Тут нужно отметить, что авиаконструктор Микоян был родственником — если точнее братом сталинского наркома Анастаса Микона — и возможно только благодаря такой «волосатой лапе» его КБ позволяли доводить самолет так долго, в то время как любую другую, столь же проблемную, машину уже давно бы «зарубили».