В наши дни основными культурами высокогорного сель­ского хозяйства являются сравнительно недавно освоенный батат, таро, бананы, ямс, сахарный тростник, злаки со съедобными стеблями и несколько разновидностей листовых овощей. Поскольку таро, бананы и ямс являются уроженцами Юго-Восточной Азии, бесспорного места их доместикации, раньше считалось, что, за исключением батата, горные культуры Новой Гвинеи были заимствованы из Азии. Однако в конечном счете выяснилось, что дикие предки сахарного тростника, местных листовых овощей и злаков со съедобными стеблями — новогвинейские аборигены, что конкретные сорта бананов, выращиваемые здесь, имеют местных, а не азиатских диких родственников, а также что таро и некоторые виды ямса в равной степени являются аборигенами Юго-Восточной Азии и Новой Гвинеи. Если новогвинейское земледелие и впрямь имело азиатское происхождение, логично было бы ожидать найти среди культур высокогорья однозначные заимствования из Азии, однако таковых найдено не было. Учитывая все эти обстоятельства, сегодня общепризнано, что сельское хозяйство возникло на Новой Гвинее самостоятельно, путем окультуривания местных видов диких растений.

Таким образом, Новая Гвинея, наряду с Ближним Востоком, Китаем и еще несколькими регионами, входит в число мировых центров независимого происхождения производства продовольствия. Никаких остатков тех самых культур, которые выращивали земледельцы в долинах 6 тысяч лет назад, археологам найти не удалось. Это, однако, неудивительно, поскольку современные культуры высокогорья не оставляют видимых археологических следов (кроме как при некоторых исключительных условиях). Поэтому есть все шансы, что некоторые из них как раз и являлись первыми основными культурами высокогорного земледелия, особенно если учесть разительное сходство сохранившихся дренажных систем древности с современными системами, применяющимися при выращивании таро.

Тремя однозначно заимствованными элементами производства продовольствия в горах Новой Гвинеи в том виде, в каком его застали первые европейские путешественники, были куры, свиньи и батат. Кур и свиней, одомашненных в Юго-Восточной Азии, около 3600 лет назад завезли на Новую Гвинею (и впоследствии на большинство островов Полинезии) австронезийцы — народ, происходящий из Южного Китая, о котором мы поговорим в главе 17. (Свиньи, возможно, были позаимствованы раньше.) Что касается батата, уроженца Южной Америки, он, по-видимому, достиг Новой Гвинеи лишь несколько столетий назад, после того, как испанцы начали разводить его на Филиппинах. Обосновавшись на Новой Гвинее, батат потеснил таро с позиции главной культуры высокогорья — благодаря более коротким срокам созревания, более высокой урожайности и меньшей требовательности к плодородию почвы.

Возникновение в горах Новой Гвинеи сельского хозяйства несколько тысяч лет назад не могло не спровоцировать демо­графический взрыв — принимая во внимание истребление эндемичных гигантских видов сумчатых в конце плейстоцена, ее территория не позволяла прокормить крупную популяцию охотников-собирателей. Следующий такой взрыв произошел несколько столетий назад и сопровождал начало массового разведения батата. Когда в 30-х гг. XX в. европейцы впервые облетели высокогорье на самолете, они были поражены, увидев под собой нечто, очень похожее на ландшафт Голландии. Широкие долины были полностью вырублены, там и здесь виднелись многочисленные деревни, а дно долин целиком покрывали поля с оградами и водоотводом, явно занятые под интенсивное земледелие. Этот ландшафт демонстрировал, какого уровня плотности населения было способно достичь аграрное общество даже с каменными орудиями.

Большой уклон ландшафта, постоянный облачный покров, малярия и риск засухи, характерные для более низких высот, ограничивают высокогорное земледелие Новой Гвинеи территориями, как правило, не опускающимися ниже 4 тысяч футов. По сути дела, новогвинейское высокогорье представляет собой густонаселенный земледельческий остров, вздымающийся над остальной сушей и окруженный морем облаков. В низменных частях Новой Гвинеи по речным и морским берегам разбросаны деревни, кормящиеся главным образом рыбной ловлей, а на землях, удаленных от побережья и рек, обитают малочисленные общины, которые сочетают подсечно-огневое земледелие (на основе ямса и бананов) с охотой и собирательством. В отличие от всех перечисленных, жители болотистых территорий — это бродячие охотники-собиратели, которых кормит богатая крахмалом мягкая сердцевина диких саговых пальм — растений, отдача от которых, измеряемая в калориях на единицу труда, втрое больше, чем у садовых и огородных культур. Новогвинейские болота являются наглядным примером среды обитания, в которой люди продолжают вести охотничье-собирательский образ жизни, потому что аграрное хозяйство по сравнению с ним просто неконкурентоспособно.

Социальная организация сегодняшних рубщиков саго, обитающих в болотистых низинах, а именно кочевая охотничье-собирательская община, в прошлом охватывала всех новогвинейцев. По причинам, которые мы обсуждали в главах 13 и 14, более сложные технологии, общества и политические структуры первыми должны были появиться у тех из них, кто занимается земледелием и рыбной ловлей. Они живут в постоянных деревнях и имеют племенную организацию, часто во главе с бигменом. Кое-где также строят большие, богато декорированные ритуальные сооружения и занимаются искусством — вырезают великолепные деревянные статуэтки и маски, которые ценятся музеями всего света.

Итак, Новая Гвинея стала той частью Большей Австралии, где технологии, социальная и политическая организация и искусство оказались наиболее развиты. Однако, с точки зрения современного американского или европейского горожанина, культуре Новой Гвинеи больше подходит эпитет «примитивная», нежели «развитая». Почему новогвинейцы продолжали использовать каменные орудия и не перешли к металлическим? Почему они остались без письменности и не эволюционировали в вождества или государства? Как мы увидим, по причине нескольких неблагоприятных факторов биологического и географического характера.

Во-первых, независимо зародившееся в горах Новой Гвинеи сельское хозяйство, как мы знаем из главы 8, производило слишком мало белка. Основой рациона земледельцев были низкобелковые корнеплодные культуры, а отдача от двух единственных видов домашних животных (свиней и кур) тоже была слишком невелика, чтобы всерьез удовлетворить белковые потребности человека. Поскольку ни свиней, ни кур нельзя было запрячь в повозки, у жителей высокогорья не имелось другого источника энергии, кроме собственной мышечной силы, и не возникло эпидемических заболеваний, которые могли бы стать препятствием на пути европейских завоевателей.

Вторым сдерживающим фактором роста высокогорных популяций была ограниченность площади: в горах Новой Гвинеи не так уж много широких долин, которые — это в первую очередь Вахги и Балием — способны поддерживать высокую плотность населения. Третьим фактором было то обстоятельство, что зона средних высот между 4 и 9 тысячами футов — единственный высотный пояс на Новой Гвинее, подходящий для интенсивного сельского хозяйства. В зонах альпийского климата выше 9 тысяч футов производства продовольствия не было вообще, на склонах от 4 до 1 тысячи футов его объем существенно уменьшался, а на низменных территориях лишь фрагментарно практиковалось подсечно-огневое земледелие. Таким образом, на острове так и не возникло крупномасштабного обмена продовольствием между обитателями разных высот, которые бы специализировались в разных типах сельского хозяйства. Между тем из истории Анд, Альп или Гималаев мы знаем, что подобный обмен в этих регионах не только способствовал росту плотности населения, обеспечивая жителей всех высотных зон более сбалансированным питанием, но и становится предпосылкой экономической и политической интеграции.

По всем этим причинам, до того как европейские колониальные власти принесли народам традиционной Новой Гвинеи западную медицину и покончили с межплеменными войнами, ее население никогда не превышало миллиона человек. Из девяти регионов самостоятельного происхождения сельского хозяйства, о которых мы говорили в главе 5, демографически Новая Гвинея с большим отрывом отставала от всех остальных. У одного миллиона человек не могли развиться сложные технологии, письменность и политические системы, которые возникли в Китае, Плодородном полумесяце, Андах и Мезо­америке, где счет населению шел на десятки миллионов.