А вообще, если вспомнить... Ну да, та гадина определенно к капитану ластилась. Вот это я понимаю совпадение. Чую, если бы за пару дней до этого их отряд не повстречался со мной, то все сложилось бы совсем иначе. В конце-концов, это именно я ведьму в костре спалил. Чуть не обосрался в процессе, но спалил.

Мда. В принципе, понятно, почему дед сынку про изнасилования и бастардов наврал. В Простор капитану соваться было нельзя, ибо если бы кто его узнал, то могли и казнить. А честно говорить, что он плод государственной измены и черной магии...

Впрочем. Что-то не сходится. Великий князь ни за что ни простил такого оскорбления, хоть к нему трижды с повинной явись. И на кой ляд баба вообще вынашивала ребенка от охотника? Пусть она хоть трижды жирная — ребенка-то нафига сохраняла? У них там на северах слуги вообще слепые? И с какого перепугу деду сына отдали? Он же проклятый. Или нет? А что если ребенок в срок родился?

Стоп.

— Слышь дед...

— Чего?

— А ты чьего ребенка-то забрал?

Северянин звучно скрипнул челюстью и приложился к выпивке:

— Не твое дело.

— Елки... А Жимир-то в курсе?!

— Совсем бестолочь?! Ясен пень, что нет!

Поглядев в серые глаза старика, я понял, что он опять врет.

— Е-мое... Ах ты... Хрен старый.

Не младший сынок от охотника был, а старший. Барышня княжеского сына в жертву принести пыталась, а не дедовского. Деда-то она, похоже, любила, а вот на князя хрен ложила. Походу, тот ее и правда силой в жены взял.

Долбанная Санта-Барбара!

Чувствую, потому от «Конеруба» «один лишь клинок» и остался. Великий князь в курсе всей этой лажи. Знает, но молчит, чтобы никто не ставил его наследников под сомнение. Мол, если один раз рога наставили, то тут же поползут слухи, что все детишки не от него, а от соседа. Лжедмитрии, блин...

Детьми махнулись, как перчатками. Настоящего назвали фальшивым, фальшивого настоящим. Нет, ну это уже шиза натуральная! Они тут вообще все контуженные! Дед, «барыня-боярыня», Рорики, ведьмы — все!

И тут я наконец сообразил, с чего вдруг начался весь этот разговор.

Не дед капитану лапши навешал, это капитан мне ночью в уши надул, выдав все под нужным ему соусом. Он с самого начала все знал. Как и дед. Они вместе подставу с разбойниками спланировали. Вот почему меня никто не добил, а просто оставили валяться на дороге. Поэтому дед и держал меня возле себя, требуя то шлем надеть, то кольчугу... Суетился еще, вид делал, будто засады боится. Поди, говнюки, переживали, как бы я чего не заметил.

— Ах ты старый козел...

— Я тебе жизнь сберег! Коли бы не я, твое тельце на дороге кровушкой изошло!

— Ну нихрена себе щедрость!

— У него своя дорога, у тебя своя! Тебе, бестолочи, с дюжину раз намекали, да ты все нос воротил! То контракты не те, то разбойники не разбойники!

— Да пошел ты в жопу!

Дед наградил меня долгим холодным взглядом, но ничего не ответил. Чертов маразматик!

На кой хрен он за мной вернулся?! Почему как всех остальных прикончить не позволил?! Совесть взыграла или еще одного сынка себе найти решил?! Вот же семейка уродов...

Я покачал головой и поднялся с кровати, в сотый раз пожалев, что вообще решил зайти. Валить, валить из этого города к едрени-фени! Хоть за водорослями, хоть за ядом, хоть куда. Лишь бы подальше от этого дурдома и его обитателей.

Сжимая крепкие ножны из темной кожи подобно плюшевой игрушке, Гена пробубнил нечто про «ваш аромат заставляет мое сердце биться быстрее, о, моя воительница» и уткнулся носом в мою грудь. Не дожидаясь пока пацан снова начнет пускать слюни на казенный китель и томно шептать имя дражайшей рыцарши, я нехотя выполз из душной палатки и, надев подбитую мехом стеганку, уселся на занесенное снегом бревно.

Пусть себе спит, а то опять начнет краснеть и блеять, что ничего «этакого» ему не снится.

После тесного города, шумного салона и бесконечного вранья со всех сторон, молчание ночного леса ощущалось едва ли не музыкой. Но и это несильно помогало. Третьи сутки в походе, а все никак успокоиться не выходит. Не идет сон и все тут...

Прислушиваясь к далекому волчьему вою, я подкинул в догорающий костер еще несколько поленьев. Не для того, чтобы палатку обогреть, а так, чисто от зверья да скуки. С обогревом палатки отдельный трюк, — землю от снега разгрести да в ямке костер побольше запалить и дать ему хорошенько прогореть. Потом засыпать разгоряченные угли землей, уложить на нее спальники да палатку сверху натянуть — и никакая зима тебе не страшна. Всю ночь угли почву прогревать будут. Главное только не переусердствовать, а то в настоящей сауне проснешься.

Жаль лишь, что с башкой таких трюков нет.

Заваривая кипяток в кастрюльке, я все пытался выбросить из головы образ усыпанного шрамами морщинистого лица.

Два урода, что капитан, что его сынок приемный. Гребанные отморозки. Ну вывели вы свой наемный отряд в расход, ну подняли денег — хрен с ним. Мерзко, низко, подло, но понятно.

А меня-то почему пощадили? Почему дед от своей доли отказался? Зачем меня уберег? Хитрый план? Маразм? Извращенная форма отцовского инстинкта? Ну, ладно, допустим все и сразу, но капитан-то почему меня не грохнул?

Три раза ведь возможность имел, не считая самой засады. А он все мимо проходил и лишь земками хлопал. Даже из города путь указал да с замка оцепление убрал. Едва в задницу меня не целовал да породнится не предлагал. Откуда такое благородство? Из-за ведьмы, что ли? Типа, не хотел убивать того, кто его от колдовской твари уберег? Или реально считал меня другом?

От этой мысли я не сдержал глупого смешка — долбанные психи! Все трое! Я со своим посттравматическим расстройством, дед с маразмом, и капитан, с его извращенным чувством справедливости.

— Анекдот натуральный...

И главный вопрос, что не дает покоя, — в курсе ли дед, что я капитана насмерть забил или все же нет? В курсе он может быть только в том условии, если они поддерживали связь. А если поддерживали, то участвовал ли старик во всей этой схеме с заговорами и осадой? И если учувствовал, то на чьей стороне? Как-то подозрительно резво он герцогиню сыскал. Может, вся эта фигня с плеткой — лишь комедия? Я давно заметил, что он хоть пьяница да шизик, но далеко не идиот... Есть ли шанс, что капитан нашел меня в лагере осаждающих отнюдь не случайно?

К черту! Не важно все это! Не знаю ничего и знать не хочу. Достали эти шпионские половые игрища в стиле "кто кого поимеет" и полоумные дрязги феодалов. Я простой старлей, а никакой не «инспектор по делам средневековья». Осада кончилась, капитан мертв, дед в салоне деньги разбазаривает, а герцогиня горничных плеткой гоняет да бордели строит. Хватит терзаться. Меньше знаешь, крепче спишь.

Аккуратно прихлебывая еловый «чай» с мелкой кастрюльки и лениво пожевывая оставшиеся с вечера лепешки с кусками засоленного сала, которому сто лет в обед, я и не заметил, как заснул под мерное потрескивание костра.

А когда проснулся, то понял, что не один.

В сомкнутые веки ударило отражение утреннего солнца, когда до сознания начали доноситься приглушенные голоса. И если один принадлежал Гене, то вот женские...

Поднявшись бревна, я увидел, как возле палатки стоят четверо — Гена, полузнакомый мужик, виденный на пороге кабинета Эмбер, и две таких же непонятных девчонки. Хорошие подбитые шкурами унты, крепкие ножны и стальные жетоны демонстративно болтающиеся на их воротниках явно намекали на принадлежность к гильдии.

— Вопиющее разгильдяйство... И он еще называет себя авантюристом! Капканов нет, палатка рваная, еще и дозор не выставили... — крупный блондин, на пару голов выше Гены, бесцеремонно рванул пацана за пояс и без труда выхватил его длинный меч.

Блеснувшая в утреннем солнце полированная сталь на мгновение лишила нахала самодовольной спеси. Даже парочка его хихикающих спутниц притихла, во все глаза таращась на дорогое лезвие.