— Ты поклонишься мне! — визжал он, замахиваясь снова и снова. — Над тобой сегодня моя власть!

Брызнула кровь — должно быть, хлыст рассек Хорвеку лицо, но тот не издал ни звука, лишь пошатнулся. Разбойники невозмутимо пересчитывали золото, повернувшись к нам спинами, а Харль от ужаса упал на землю, уткнувшись носом мне в колени — бедняга решил, что Мобрин собирается обойтись подобным образом и с нами, когда ему наскучит первый раб.

Для меня самой стало странным то, каким сильным гневом отозвалось в моей душе унижение, которому подвергался Хорвек. От первых же презрительных слов толстяка, обращенных к демону, мое дыхание перехватило, лицо вспыхнуло, и мне подумалось, что я бы убила Мобрина, если бы только в моих руках имелось оружие. В тот миг, когда капли крови брызнули на траву, все вокруг меня утонуло в красноватом душном тумане. Словно издалека до меня донесся громкий голос, требовавший помощи, и я с удивлением поняла, что эти слова произношу я сама, а руку мне жжет черный огарок свечи. Я швырнула его на землю, продолжая яростно кричать, и последнее, что мне запомнилось до того, как духи ответили на мой призыв — удивленное лицо мастера Глааса.

А затем нас разметал в стороны столб огня, с ревом устремившийся в небеса, чтобы оттуда безжалостной волной обрушиться на шатер Мобрина. Я успела заметить, как покатились во все стороны разбойники, успев при том сдернуть со стола скатерть вместе с монетами. Харль рядом со мной отплевывался от мусора, набившегося в рот, и я, убедившись, что ему попросту опалило волосы да ушибло о землю, принялась искать взглядом Хорвека. Он нашелся неподалеку — поднимался на ноги, потряхивая головой, и я успела самодовольно подумать, что сумела верно использовать колдовской предмет, пусть даже действовала по собственному почину.

Разумеется, я ошибалась.

…Шатер пылал, языки огня напоминали то лепестки цветка, то крылья птицы, вот-вот готовой взлететь к небу. Ослепительное, почти белое пламя в единый миг вычернило траву, выжгло землю, и, глотнув раскаленного воздуха, я закашлялась, хоть густой дым клубился пока еще высоко вверху, не успев осесть на землю. Инстинктивно я отпрянула от жара, бьющего в лицо, и что-то темное, огромное, пылающее и дымящееся метнулось вслед за мной, появившись из облака пепла.

Не сразу я поняла, что вижу перед собой Мобрина. Черен он стал вовсе не из-за сажи и копоти — таковым было его истинное лицо. «Глаас не ошибся! — подумала я, замерев от ужаса. — Это демон!». Я видела раньше эту угольную кожу, покрытую мелкими чешуйками — у виселицы Таммельна, когда тело Рекхе по приказу господина Огасто вздернули за ноги, чтобы показать горожанам мертвого демона. Сбросивший личину Мобрин рычал от ненависти и метил в горло загнутыми когтями, которые наверняка располосовали бы мою шею, если бы Хорвек, очутившийся рядом на мгновение раньше, не заслонил меня своим телом. Толстяк, сейчас напоминавший хищного жирного ящера, страшным усилием заставил себя остановиться, и отдернул когтистые лапы от груди своего раба, словно обжегшись, хоть по его рычанию было понятно: вырвать сердце Хорвека он хочет более всего на свете.

Его кратковременное замешательство сослужило нам добрую службу: где-то высоко вверху, над нашими головами раскатился странный трескучий звук, переходящий в пронзительный стон — казалось, само небо кричит в отчаянии.

Я, запрокинув голову, увидела, что огненная птица, которая вот-вот собиралась взмахнуть крыльями и улететь, бьется, словно обезумевшая. В пламени, из которого она состояла, появились два сгустка тьмы — глаза, через которые духи огня искали что-то внизу, на выжженной земле.

Хорвек, видевший то же, что и я, коротко выругался, и не тратя времени на какие-либо объяснения, с неожиданной силой ударил Мобрина, также уставившегося в грозные огненные небеса. Тот, застигнутый врасплох, шипя и визжа, покатился по выгоревшей земле, подняв целое облако золы, подсвеченное красными искрами. В следующий миг Хорвек ногой отпихнул в сторону Харля, гаркнув тому на ухо: «Беги прочь!», а еще спустя один удар сердца я уже катилась по обрывистому берегу прямиком в реку — именно туда меня швырнули, ничуть не заботясь о том, что эдак у меня переломаются все кости. Но едва я только забарахталась в воде, пытаясь приподняться, как увидела, что огненное существо падает на меня, распластав огромные пламенные крылья. От него-то и пытался спасти меня бывший демон.

Проклиная мокрую одежду, стесняющую движения, я, спотыкаясь, бросилась прочь от берега, то ли ныряя, то ли попросту падая плашмя в воду. Река вскипела там, где ее коснулся огонь, и когда я вынырнула, кашляя и отплевываясь, все кругом затянуло паром, словно я очутилась в котелке с бурлящей похлебкой. Красное зарево окружало меня со всех сторон — пылал берег, трещали загоревшиеся камыши, и само небо затянуло огнем, как будто средь бела дня над рекой собрались закатные алые облака. С трудом я различала песчаный обрыв, хоть он был совсем близко, и не сразу поняла, что за дымящийся горящий клубок катится в воду. Но крики, переходящие в рычание помогли мне угадать: то были сцепившиеся Хорвек и Мобрин. Бывший демон и демон настоящий, опаленные колдовским огнем, яростно боролись друг с другом, словно не замечая бушующего вокруг пожара.

Вряд ли то было подходящее время для раздумий, но я застыла, пораженная нехитрой мыслью: обычному человеку не под силу бороться с демоном, однако Хорвек сопротивлялся противнику, как равный. Они подняли тучу грязных брызг, скрывшись под водой, а затем беспокойная поверхность реки всколыхнулась, будто само речное дно вздыбилось. Поднявшаяся мутная волна утащила меня за собой, едва не утопив в омуте. Магия демона была сильна — он успел сотворить колдовство, заставившее огненную птицу с испуганным криком взвиться ввысь, словно вода, взметнувшаяся вверх исполинским фонтаном, могла испортить ее пламенное оперение. Частично оглушенного Хорвека подводный взрыв отбросил на прибрежную отмель, в тлеющие заросли камышей — я скорее догадалась об этом, чем разглядела, — и поняла, что эту его временную слабость разозленный Мобрин использует для решающего удара. Черное жирное тело с негромким всплеском скользнуло по воде из глубины, точно огромная пиявка, но я, внезапно сообразив, как помешать его намерениям, тоже бросилась к берегу, увязая в водорослях и иле. Хорвек, шатаясь, встал на ноги, мигом позже рядом с ним очутился Мобрин, в чьих лапах сверкал диковинный кинжал, напоминавший огромный коготь. Но не успел он замахнуться, как я, плюхнувшись рядом, закричала.

— Я здесь, духи огня! Видите? Я здесь!!!

Огненная птица ответила гневным клекотом, и тут же на нас пахнуло жаром, заставившим Мобрина первым ринуться в воду с головой, вновь напомнив мне при этом черную жабу, которая одним скачком прячется в тине, почуяв опасность. Я, безо всяких лишних слов, схватила за руку Хорвека и потащила его за собой, торопясь нырнуть поглубже — туда, где вода доходила бы нам хотя бы до груди. Мне казалось, он все еще не пришел в себя, поэтому едва не закричала от отчаяния, когда почувствовала, как его пальцы выскользнули из моей ладони. Нахлебавшись воды, я закашлялась и отбросив мысли об огненной угрозе, устремилась наверх, к воздуху. В конце концов, утонуть ничуть не лучше, чем изжариться — говорила себе я, ощущая, как легкие пронзает острая боль. Обжигающий пар заставил меня кашлять еще сильнее — дух огня вновь пронесся над самой поверхностью реки, тщетно пытаясь отыскать и испепелить дерзкого ничтожного врага. Вынырни я мгновением раньше — огненный удар непременно достиг бы своей цели, но теперь у меня имелось несколько безопасных секунд, чтобы перевести дух.

В клубящихся испарениях, отдающих речной илистой гнильцой, даже близкий берег было не разглядеть — только красноватые отблески пожара указывали, что в той стороне располагалась стоянка невезучих разбойников мастера Глааса. В уши набралось полно воды, оттого я с трудом разбирала звуки: крики людей, треск горящих деревьев, гул огня, ржание лошадей — все это сливалось воедино. Однако хриплый злобный вопль прорезал монотонный шум, и я сразу угадала, что слышу вой Мобрина. «Он убил Хорвека и торжествует!» — от этой мысли я позабыла обо всем на свете и ринулась вперед, не понимая, от холода ли трясусь, или от ужаса. Огненная птица кричала где-то высоко в небе, обещая страшно отомстить, едва только я вновь попадусь ей на глаза.