…Они вновь очутились у самого берега, и оставалось только догадываться, какая короткая, отчаянная борьба предшествовала этому — то ли Хорвек отыскал под водой демона, то ли демон сам поджидал его в омуте. Тяжело дышащие, облепленные грязью и водорослями, противники лежали на мелководье, и кинжал Мобрина, перешедший в руки Хорвека, был приставлен к мелкочешуйчатой жирной шее черного существа иного мира. Глаза у обоих светились алым пламенем, словно дух огня вставил им в глазницы раскаленные угольки.

— Ты не мог!.. — шипел Мобрин, извиваясь в илистой грязи. — Ты не мог этого сделать!

— Мог и сделал, — ответил Хорвек хрипло, прерывисто, но уверенно. — И ты расскажешь об этом ей, своей хозяйке. Расскажешь, что я отныне не демон, не человек, и не мертвец, но порождение этого мира, не имеющее названия. И мне не нужна человеческая кровь, чтобы войти в силу, как прежде. Слышишь? Ты, бывший раб моего отца, колдуешь в этом мире только на крови, потому что здесь ты — чужак. И твоя госпожа поит тебя кровью, купив тебя с потрохами. А я теперь другой, и с подобными мне существами твоя хозяйка еще не встречалась. Но встретится, я обещаю.

— Ты отпустишь меня? — в голосе демона промелькнула униженная нотка, и я поняла, что он действительно испуган тем, что видит.

— Разумеется, нет, — ответил Хорвек. — Твоя госпожа умеет говорить с мертвецами, и ты передашь ей мои слова, даже превратившись в падаль.

Мобрин захрипел, и вода вокруг него почернела — кровь, казавшаяся темнее речного ила, хлестала из его перерезанного горла. Хорвек же, подняв голову, увидел меня, замершую по колено в воде, и резко прикрикнул:

— Что стоишь? Разве забыла, что кровь демонов — яд?

— Но огненный дух… — растерянно бормотала я, торопливо выбираясь на берег, усыпанный горячей золой. — Он сейчас вновь падет с неба… Дохнет на нас — и только горсточка угольков останется…

Пар здесь смешался с дымом, и я все равно не могла ничего разобрать перед собой — глаза слезились, а в горле першило. Выше, над рекой пылали деревья, здесь же огненный вихрь выжег все начисто, превратив берег в пепелище, затянутое густым едким дымом. Хорвек принюхивался, прислушивался, потихоньку взбираясь на обрыв и показывая мне, чтобы я держалась рядом.

— Дух огня слабеет, но в воде нам не отсидеться — хозяин здешней реки наверняка в гневе и не прикончил нас только потому, что не успел. Ты разгневала старых духов, уж не знаю чем, да и не время сейчас искать причину… Посмотрим, что за наследство мне досталось от моего же бывшего слуги…

— Мобрин был твоим слугой? — пискнула я, сама не зная, зачем мне знать обо всем этом.

— Никуда не годным слугой, как видишь, — хмыкнул бывший демон. — Он сговорился с рыжей ведьмой. Служить человеку ему показалось более выгодным делом, чем соблюдать клятву верности, данную дому своего короля.

— Но ведь ты… ты был куда знатнее, чем какой-то толстый придворный лизоблюд! Отчего же она…

— Предала меня? — он хохотнул, словно его и вправду забавляли эти воспоминания. — Я был глуп, но горд, и управлять мной возможно было только при помощи хитрости и лжи. А госпожа чародейка отличается редкими практицизмом — ей показалось, что слуги-демона, требующего лишь кровавых подачек, с нее достаточно, иное станет вредным и бесполезным излишеством. Маги — те же люди, и чаще всего не видят дальше собственного носа.

Последние слова он произнес с особым чувством, и я подумала, что он презирает не только рыжую ведьму за ее подлость, но и себя — за то, что поддался на хитрость женщины, оказавшейся столь неразборчивой. Отказаться от любви принца крови и приблизить к себе его слугу, не видя разницы между рабом и господином! Не желая получить от высшего существа ничего иного, кроме пары-тройки рабских услуг! О, я хорошо знала высокомерие Хорвека! Всей черной крови Мобрина, отравившей реку, не хватило бы, чтобы смыть подобное оскорбление.

Поднявшись от реки, мы угодили, казалось, в самое средоточие пожара — здесь повсюду трещал огонь, догорали деревья, огненные силуэты которых проступали сквозь дым. Хорвек, выпрямившись, выкрикнул какое-то странное слово, сразу мне не понравившееся. Наречия демонов я не знала, но не сомневалась, что эти звуки, столь режущие ухо, не в ходу даже у самых диких племен из окраинных королевств.

— Огненный дух тебя услышит! — прошипела я, со страхом запрокидывая голову в небо, невидимое за дымовой завесой: там алое сияние отмечало путь пламенеющей птицы, кружившейся над пепелищем.

Но не успела я договорить, как откуда-то из глубин пожарища донеслось ржание и топот копыт. Конь с дымящейся гривой, в обгорелой сбруе, покрытой копотью, остановился перед нами, вынырнув из дыма. Хорвек кивнул, словно именно этого и ожидал, и одним прыжком вскочил в седло, а затем сильным движением закинул меня себе за спину. Невыносимая вонь ударила мне в нос — паленый волос смешивался с мертвечиной, и я вспомнила, что именно по этому запаху мастер Глаас опознал в Хорвеке ожившего покойника. Конь Мобрина вонял так же, и я догадалась, что природа этого животного отнюдь не так проста, как может показаться.

Но времени на расспросы у меня не было — Хорвек немедленно пустил коня в галоп, прорываясь через дым и полосы огня. Наглотавшись речной грязной воды, а затем еще и дыма, я жадно хватала посвежевший воздух ртом, точно меня с виселицы сняли. Почти сразу мы столкнулись с разбойниками — с того момента, как огненный вихрь стер с лица земли шатер Мобрина, времени прошло совсем немного, хоть мне и казалось, что я бултыхалась в холодной речной воде целую вечность. Люди Глааса, ругаясь и вопя на все лады, торопились увести лошадей и повозки от огня, и сам главарь, в обгоревшем плаще, громогласно торопил их, костеря всех подряд за бестолковость и глупую суету. Я успела заметить, что за спину у него закинут белый узел. Хоть он и был испачкан в саже, однако, скатерть со стола толстяка-демона в нем все еще угадывалась.

Хорвек, должно быть, тоже не пропустил ее мимо глаз, и, направив своего колдовского коня в самую толчею, выдернул узел из рук Глааса, едва не сшибив того с ног. Обычный конь не смог бы перемахнуть повозки, но зловонное порождение магии перелетело это препятствие, словно птица, вызвав крики ужаса у разбойников.

— Этим золотом оплатили мою голову, — обернувшись, крикнул Хорвек мне, улыбаясь так широко, как никогда ранее. — И раз уж она осталась при мне, то и плату за нее я заберу с собой!

— А как же Харль? — закричала я в ответ, запоздало сообразив, что мы оставили мальчишку на произвол судьбы в эдакой передряге.

— Чем дальше он будет от тебя держаться, тем безопаснее для него, — ответ этот меня вовсе не успокоил, и я оглянулась, с трудом заставив себя приоткрыть один глаз. Огненная птица летела за нами, задевая крыльями верхушки деревьев.

Мы мчались вдоль берега реки, по дороге, прячущейся меж старых ив; петляющей между рощицами, зеленевшими в каждой заболоченной низине. Пламенное существо то взмывало высоко вверх, пытаясь нас отыскать среди зарослей, то стремительно падало вниз, выжигая все на своем пути и крича от ярости, когда обнаруживалось, что мы вновь улизнули.

— Оно догонит нас! — в ужасе вскрикнула я, прижавшись к Хорвеку еще теснее.

— У него не так уж много времени, — отозвался он беспечно.

— А у нас? Сколько у нас времени? — от бешеной скачки половину слов я проглотила, но Хорвек понял, что я подозреваю неладное.

— Маловато, но нам сегодня везет, — засмеялся он. — Быть может, посчастливится и сейчас!

И конь помчался еще быстрее, отчего все вокруг меня превратилось в смазанные разноцветные полосы, от которых рябило в глазах. Больше всего я боялась, что моя голова закружится, не выдержав сегодняшних приключений, руки ослабеют и я свалюсь на землю, тут же превратившись в мешок с переломанными костями — слишком быстро несся вперед бесовский конь, чтобы надеяться на сколько-нибудь счастливый исход падения. Но и зажмурившись, я видела все те же яркие вспышки и полосы — от грязной воды, жара, дыма и копоти глаза воспалились и болели, словно мелкие бесы царапали их своими крошечными ядовитыми коготками.