Отдохнули мы с Мишкой отлично. Вернулись в Москву в начале августа морально и физически удовлетворённые. Я пейзажей много привёз, друг — фотографии. Светке из них показали далеко не все. Она немного пробурчала на тему того, что если бы мы с ней заранее согласовали, то она бы изменила летние планы. Заверили, что на будущее так и поступим. На самом деле как у нас сложится с отпусками на будущий год, ещё неизвестно. У Михаила аспирантура, у меня высшая школа КГБ.

Спектр обучения в школе был широким. Там же я перешёл с самбо на дзюдо. По стрельбе из пистолета показывал неплохие результаты. Иностранный у меня шёл автоматом, прочая теория марксизма-ленинизма проблем не вызвала по причине того, что я это все сдавал в университете.

Самый большой напряг случился, когда нам сообщили, что мы обязаны иметь тридцать человек в качестве осведомителей. Тридцать! И где их взять?! Родить, что ли? Серьёзно, при всей моей общительности и наличии приятелей из числа тех, кого приводила на вечеринки Светка, набрать столько осведомителей в ближайшие несколько лет я физически не мог. Это же не ОБС (одна баба сказала), это должны быть люди, которые осознанно сотрудничают и передают некую информацию. С каждым из них должен быть подписан ряд документов.

По общепринятому мнению, комитетчики буквально жаждали заиметь агентов среди простого народа. На самом деле это было не так. Зато срабатывала своеобразная пирамида: завербовав одного осведомителя (поймав его на чём-то горяченьком) легче и проще через этого человека выспросить, кого бы он рекомендовал в качестве «стукачей», и так далее. При условии, что каждому новому ученику школы полагалось обзавестись тридцатью осведомителями, то получалась своеобразная лавина. Не думаю, что жители деревень и сёл завербовались в массовом порядке (кому они нужны!). Зато в той же Москве, где до фига было неформалов, фарцовщиков и околокриминальных элементов, единицы. Опять же повторю — не все эти люди подходили для конкретных задач.

Строчить доносы и писать всевозможные докладные на имя вышестоящего начальства наш народ любил. И не только наш. Был у нас на первом курсе один курьёзный случай.

В это время СССР активно обучал студентов из разных «банановых республик». Селили их в обычное студенческое общежитие, не делая разграничений по цвету кожи (в стране Советов не только секс, но и расизм отсутствовал). На самом деле условия в общаге были отличные, в комнате по два человека, а нашему студенту по какой-то причине сосед-африканец не понравился и он решил немного пошутить.

В первую же ночь без пяти двенадцать ночи он растолкал спящего, пояснив, что ровно в полночь по радио исполняется гимн Советского Союза и слушать его нужно по стойке смирно. Прикалывался он так несколько дней подряд, пока в один из вечеров не завалился в комнату вдупель пьяным и проспал ритуал с гимном. Наутро после попойки он еле доплёлся до факультета. Я лично, как комсорг курса, с деканом и старшим преподавателем встречали бедолагу, поскольку в деканате лежала докладная от африканца, что студент такой-то проявил гражданскую несознательность и не прослушал государственный гимн в положенное время предыдущим вечером.

Как мне хотелось ржать, когда я понял подоплёку дела, не буду рассказывать. Понимал, что шутник немного перегнул палку, но реагировать на такой проступок пришлось на полном серьёзе. С трудом отстоял парня, не выгнали его, обошлось всё выговором.

Все эти докладные писались, так сказать, по порыву души. Мне же требовались осведомители, сознательно занимающиеся стукачеством. Перебрав в уме знакомых, я понял, что никто из них не подходит. Не было в нашей компании подходящих людей. Я бы сказал, что даже слишком порядочные попадались. Светка каким-то образом познакомилась с Натальей Белохвостиковой и один раз пригласила на вечеринку. Наталья не танцевала, парней не кадрила, а сидела за столом и листала альбомы по истории искусств. Романова её больше к нам не звала.

Прикинув и так и эдак, пошёл я Мишку подбивать. Пусть он не тот осведомитель, который требуется по будущему профилю моей службы, но нужно же с чего-то начинать. Я вообще сильно удивился, когда Михаил поступил в мехмат. Оказывается, в это время действовали негласные ограничения при приёме на этот факультет. Можно сказать, что это были годы антисемитизма в математике.

Хорошо, я раньше посоветовал Мишке получить паспорт с указанием в графе национальности «русский». Это ему удалось по той причине, что в свидетельстве о рождении его мать каким-то образом оказалась русской. Глядя на тётю Розу, я бы так не сказал, но Мишке конкретно повезло с документом. От него потребовалось лишь заявление, и более ничего. Выражение «бьют по морде, а не по паспорту» с моим другом не срабатывало. В большей степени он напоминал грека или даже араба, но не еврея, хотя фамилию свою он не менял.

Разговор по поводу того, чтобы стать осведомителем, получился долгим. Не сразу Мишка понял, чего я от него хочу и зачем. Пришлось оперировать фактами. Михаил собирался идти в аспирантуру. Как дальше пойдёт его научная карьера — неизвестно. Завистливых людей среди учёной братии хватает. Случись какая ситуация, он сможет сказать, что о своих действиях докладывал непосредственно сотруднику КГБ.

Сейчас диссидентов и всяких «политических» сажают по двум статьям. Раньше была только 70-я за «антисоветскую агитацию и пропаганду», которая предполагала лишение свободы до семи лет и после ссылку. При Брежневе ввели ещё одну статью — 190-ю с разными подпунктами «за распространение в устной и письменной форме заведомо клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Наказание: исправительные работы до года, лишение свободы до трёх лет или могли просто оштрафовать на сто рублей.

По идее, ничего особенного в этой 190-й. Типа пожурили, отпустили, штраф выписали. Однако человек попадал в списки неблагонадёжных со всеми вытекающими последствиями. А осудить по такой размытой формулировке можно было каждого второго жителя страны. В серьёзных случаях обвиняемых по этим статьям посылали на экспертизу в Институт психиатрии, откуда после заключения врачей человек попадал на принудительные медицинские процедуры. Потому что в стране Советов нет врагов, а есть шизофреники, не ощутившие до конца прелестей социалистического строя.

В общем, с Михаила подписку по всем пунктам я взял, обязав писать докладные хотя бы раз в месяц. Он писал. Добросовестно так. Возможно в будущем издам их отдельной книгой.

Вот как пример: «Студент Иванов имел близкие знакомства со студенткой из Кубы. Вероятно в порыве страсти и переполнявших его чувств он скакал по её комнате голым, прикрыв причинное место флажком отличника соцсоревнования. Сам я не видел, о чём очень сожалею. Свидетелями этому происшествию стали студенты Белов и Гаврилов, курившие на площадке пожарной лестницы и наблюдавшие за разворачивающимся действием через окно». И так далее на подобные темы.

Толку от этих донесений никакого не было, но видимость работы с осведомителем создавалась. Всего у меня имелось три таких осведомителя. Я из бывших однокурсников двоих «подписал». Тоже не особо надеясь получить что-то полезное от их писанины, но куда деваться, приходилось работать с тем материалом, что был под рукой, надеясь в будущем заиметь более полезных людей.

Кроме Мишки, никто из моего окружения так и не понял, куда я пошёл дальше служить. Предполагаю, что отец подозревал и, как всегда, оставлял выбор за мной, не навязывая своего мнения. Маман занималась своими делами. У неё трагедия последние хм… лет десять — она начала стареть. Мне категорически запрещалось называть её «мама» в обществе незнакомых людей. Это чтобы никто и не заподозрил, что у этой эффектной женщины взрослый сын.

Они с отцом уже давно жили словно соседи. На даче маман появлялась редко, а отец, выйдя на пенсию, предпочитал проводить там всё лето, радуясь тому, что у нас в Валентиновке такие интересные друзья. Один Никулин чего стоил! Как начнёт рассказывать о съёмках того или иного фильма, то хоть прямо помирай со смеху. Когда он описывал сцену из «Бриллиантовой руки», где жена будит Семёна Горбункова будильником, я под стол сполз, смеясь.