В конце августа мы забрали документы из старой школы и оформили меня в новую, рядом с домом. Некоторое сожаление я испытывал, привык и классу, и к Татьяне Валерьевне. Правда, у неё в этом году новый первый класс.

– Из наших всего пять человек перевелось, – сообщила вернувшаяся с отдыха Светочка.

Это я и сам уже знал. Вместе со мной будут учиться Мишка, Лена Скворцова, Света и Паша Лещук. С Пашей мы особо не дружили, и я плохо его знал. С другой стороны, хорошо, что в классе все будут новичками. Ещё познакомимся. Олег Зверев переехал с родителями куда-то в район станции метро Красносельская.

Новая школа пахла краской, цементом и чем-то ещё таким, что невольно создавало праздничное настроение. Мои друзья-приятели сразу заложили меня по полной программе. Про то, что я учусь два раза в неделю в «самом настоящем институте», обладаю отличнымм знаниями по всем предметам, а стенгазеты и прочие художества можно безбоязненно поручать мне – сделаю на высшем уровне.

Ожидаемо, что наша новая классная Ирина Павловна отнеслась к этой информации с недоверием, но после беседы с товарищем полковником мнение своё поменяла. Предметов в этом году в школе прибавилось, но это никак не отразилось на моих успехах. Автоматически меня избрали в члены совета дружины, нагрузив всевозможными обязанностями, например, поручили организовать по месту жительства клуб по интересам. Я сразу заявил, что это будет спортивная секция и не по месту жительства, а на базе нашей школы. Пока никто не сообразил и не понял, я пришёл к учителю физкультуры и поставил его перед фактом, что у нас вводятся занятия по самообороне для четвёртого и пятого классов. И то, что преподаватель такими навыками не обладал, меня ничуть не смутило. Подключу дядю Вову, чтобы нашёл подходящего тренера.

Дальше всё пошло по обычному плану – школа и институт.

И вдруг через неделю привычный ритм моих занятий прервался. Позвонил дядя Вова и задал странный вопрос, как быстро я могу предоставить лучшие свои работы для выставки.

– Персональной? – не понял я.

– Размечтался, – спустил меня с небес на землю товарищ полковник. – Нужно срочно выставить твои картины в одной из аудиторий института. Комиссия приедет.

Чего-то подобного я ожидал. Комитетчики и так меня давно прятали. Вернее, не стремились к широкой огласке и не приветствовали размещение статей о юном даровании в газетах.

Весь день я был занят сортировкой работ. За некоторыми пришлось смотаться на дачу. Что именно комиссия будет смотреть, мне никто не пояснил. Рисунки и прочую графику я решил не брать. Это не так эффектно. А если будут спецы такие, как дядя Вова, то и не поймут ничего в изображении тех скелетов. Лучше я им букетики яркие да портреты разнообразные предоставлю. Даже прошлогодние пейзажи с горами брать не стал, собирая больше портретов и самый лучший из них – бабушку в полный рост.

Моё удивление происходящим стало усиливаться, когда на следующий день за картинами прислали рафик, а не обычный автомобиль. И всё это делалось в такой поспешности, что меня это начало беспокоить, но оделся я как пионер-отличник – белая рубашка, галстук, школьные брюки, идеально начищенные туфли. Дядя Вова оценивающе на меня глянул, кивнул одобрительно и поторопил народ с выгрузкой работ. Расставляли и развешивали картины без моего участия. Я лишь давал советы, что с чем будет лучше сочетаться, но помощники в виде трёх крепких парней с армейской выправкой очень торопились.

– Стоишь тихо, отвечаешь, когда спросят, – дал последнее напутствие дядя Вова. – Прибудет сам Серов и кое-кто из важных чиновников.

На самом деле меня потом из аудитории выставили. К членам комиссии добавились директор института Модоров и парочка преподавателей. От одного из них я узнал, что прибыл Владимир Александрович Серов, академик, первый секретарь Союза художников РСФСР.

Имя и фамилия мне были знакомы. Этот тот самый Серов, который «Ходоков у Ленина» написал. У нас в школе репродукция этой картины возле кабинета директора висела. Надо же, каких людей я сподобился увидеть! Почти звезду. Не удержавшись, я приоткрыл дверь и стал подглядывать в щёлочку.

Звезда эта вела себя соответствующе. Серов курил, чуть ли не стряхивая пепел на мои работы. Покрутил в руках один из натюрмортов и вынес вердикт:

– Весьма посредственные работы.

– Мальчику десять лет, – вставил Владимир Петрович.

– Вот эти работы прошлого года, – добавил один из преподавателей. – Саша занимается в группе со студентами, которые пришли в институт после художественных училищ.

Серов ещё раз прошёлся вдоль ряда моих картин, что-то поднёс к окну и вернул на место. Все молчали, ожидая его решения.

– Я не подпишу, – наконец заявил Серов и широким шагом двинулся на выход.

Еле успел отскочить и занять место рядом с Алексеем, который неодобрительно покачал головой, подразумевая, что подслушивать нехорошо.

За Серовым на выход потянулись преподаватели и директор, решая на ходу с академиком какие-то вопросы института. В аудитории остались только комитетчики. Все в гражданке, но, по словам дяди Вовы, среди них был важный чин. Меня позвали обратно, чтобы вынести вердикт. Похоже, закончилась моя халява с личным автомобилем и водителем.

– Ну что, Александр, посмотрели мы на твои картины, – начал один из мужчин в стандартном сером костюме, – выслушали мнение первого секретаря, приняли его во внимание и вынесли своё решение.

Я стоял, понурив голову, прикидывая, чем смогу ещё заинтересовать комитетчиков. Или пусть катятся куда подальше? Пашу как проклятый уже пять лет! Детства не видел, с пацанами в футбол не гонял! Всё впустую. Да хрен с ними! Книжки начну писать. Тоже непаханое поле в плане сюжетов. Комитетчик тем временем продолжал:

– Готовься, через неделю вылетаешь в Симферополь. Я подпишу тебе документы, и мы согласуем их со смежниками.

И о чём это он? Я так и не догнал. Серов заявил: «Не подпишу», этот совершенно противоположное. И куда чего?

Стоило высокопоставленным лицам удалиться, как дядя Вова вынул из кармана платок и отёр вспотевший лоб.

– Сашка, ты как задашь задачку, хоть помирай, – изрёк он неопределённую фразу и наконец сообразил, что я не в курсе, по поводу чего все эти «выступления с клоунами». – Разрешили, летишь Гагарина рисовать.

Оба-на! Дара речи я лишился надолго. Можно сказать, я пошутил, а оно вон как повернулось!

– Бери всего с запасом, чтобы хватило. Сам Шелепин тебя поддержал, – начал давать указания подполковник, наблюдая за тем, как помощники собирают обратно картины и грузят в рафик. – И пока никому ни слова! Родителям я скажу, что… в общем, скажу что-нибудь.

– А Серов сказал, что я посредственность, – не преминул нажаловаться на «плохого дядю».

– Пусть он у себя в Союзе художников решает, кто талант, а кто нет, – припечатал подполковник. – Главное, соберись в Крым как положено. Вот эту рубашку с галстуком можно взять.

– И фотоаппарат, – дополнил я. – Мечтаю с Гагариным вместе сфотографироваться.

– Алексей, проконтролируй, фотоаппарат и несколько плёнок, – улыбнулся дядя Вова. – Я тоже хочу с Гагариным.

Собирался я вдумчиво. Лучше действительно пусть останется лишнее, чем не хватит. С холстом и подрамником может что угодно случиться во время перелёта. Надеюсь, что мы не будем сдавать мои вещи в багаж. В любом случае возьму четыре подрамника с загрунтованными холстами. Кроме того, завершить полноценную картину я не успею. Значит, заранее нужно придумать ракурс и подготовить черновик. Для этого у меня Алексей есть, его и посажу для наброска на картоне.

Считаем дальше. Первый день рисунок углем и подмалёвок, второй день я успею прописать лицо. Два-три дня понадобится, чтобы просох первый слой. Третий сеанс по-любому нужен. Заполнить фон, добавить одежду я и без Гагарина смогу. В любом случае грунтованные картонки для эскизов тоже возьму. Плюс этюдник, краски и разбавители. Хорошо, что на дворе не двухтысячные. В наше время с такими химикатами меня бы на борт не пустили. Сейчас вези что хочешь, никто багаж не проверяет.