– Но ведь найти замену весьма трудно.

Миллисент кивнула, отпила глоток чаю и поставила чашку на стол.

– Да. Трое желающих получить место управляющего уже обращались ко мне. Я с ними побеседовала, но ни один из них не показался мне подходящим для работы в Мелбери-Холле.

– А ведь весна уже не за горами, – сокрушалась пасторша. – И все заботы по управлению имением ложатся на ваши плечи.

– Да, дел, конечно, хватает.

– А вы еще собирались отремонтировать домики для рабочих и построить новые. Как же вы со всем справляетесь, моя дорогая?

– Ну, пока, слава Богу, держимся. Надеюсь, что и дальше справимся, – улыбнулась Миллисент. – Камердинер лорда Эйтона, шотландец, долгие годы преданно служит его светлости. Он очень достойный человек, умный и к тому же мастер на все руки. Несколько недель назад он взял на себя обязанности управляющего. Я надеюсь, что он согласится и в дальнейшем заниматься этой работой. Но мне придется еще долго уламывать лорда Эйтона.

Миллисент подумала о том, что один только этот вопрос обойдется в полдюжины расколотых блюд.

– Судя по вашим рассказам, дела обстоят не так уж плохо. В деревне ходят совсем другие слухи. Я так счастлива за вас. Надеюсь, что мы скоро познакомимся и с его светлостью.

– Может быть, мне удастся уговорить его съездить со мной в деревню.

Миллисент взглянула на изящные часы над камином. Время близилось к полудню, и она начала волноваться. Хорошо бы Лайон съел хоть что-нибудь на завтрак. Интересно, как он воспринял ее отсутствие? А вдруг он так и не позавтракал? Тогда ей просто необходимо ехать домой, чтобы уговорить его поесть. А если не удастся уговорить, то придется пригрозить.

– Не понимаю, что могло так задержать преподобного Тримбла?

Заметив беспокойный взгляд своей гостьи, жена пастора с трудом поднялась на ноги, прихрамывая, подошла к окну и стала смотреть на дорогу, ведущую к деревне.

– Вы не сочтете меня невежливой, если я не буду засиживаться? – спросила Миллисент. – Знаю, звучит глупо, но я очень беспокоюсь о муже. Я раньше не оставляла его одного надолго, а он все еще довольно слаб.

– Я вас прекрасно понимаю, дорогая, – ответила миссис Тримбл, улыбаясь молодой женщине. – Жаль, что вы так и не увиделись с преподобным. Должно быть, его увлекла беседа с каменщиками.

Миллисент встала.

– Да наверное. Я собиралась попросить пастора помочь мне нанять каменщика для строительных работ в Мелбери-Холле. Помимо постройки новых домиков для рабочих я хотела соорудить каменную стену, чтобы защитить Гроув. Каждую весну во время половодья река заливает поселок. Ох, нам еще так много предстоит сделать.

– Ну конечно, дорогая, пастор с удовольствием вам поможет. Он как-нибудь на неделе заедет в Мелбери-Холл и тогда познакомится с его светлостью.

– Было бы замечательно, – сказала Миллисент.

Она уже мысленно прикидывала, чем подкупить Лайона, чтобы заставить его провести несколько минут в обществе преподобного Тримбла.

Дверь в спальню графа была открыта, и Охинуа незаметно заглянула в комнату.

Лайон сидел в кресле у окна, и негритянка удивилась, заметив у него на коленях газету. Граф читал и посматривал в окно. Улица интересовала его ничуть не меньше, чем газетные новости.

– Почему бы вам не войти? – обратился он к Охинуа, не глядя на нее.

Африканка не хотела отвечать. Она уже было собралась спуститься в холл, но все же переступила порог комнаты. Она отлично помнила, как выглядела спальня графа, когда она увидела ее впервые. Теперь комнату просто нельзя было узнать. Со стола исчезли пузырьки с лекарствами, пропал запах болезни и мрачная атмосфера безнадежности. Охинуа осмотрелась вокруг и перевела взгляд на мужчину в кресле, словно перед ней был еще один предмет мебели.

– Почему вы бродите по коридорам бесшумно, будто призрак? Вы же можете ходить, можете разговаривать. Так почему бы вам не пошуметь? – Вопросы графа прозвучали неожиданно. Он посмотрел на Охинуа.

– От вас одного столько шума, что хватит на двоих. Что ж, раз уж мы начали задавать вопросы… – Африканка показала на раскрытую газету на коленях Лайона. – Почему вы скрываете это от нее? Похоже, у вас неплохо получается развлекаться самому.

– Может, мне доставляет удовольствие ее общество.

– А может, вам просто нужно кого-то мучить?

– Я не прошу, чтобы она приходила. Моя жена заключила соглашение по собственной воле. И никто ни к чему ее не принуждает, она действует так, как считает нужным.

– Но вы не признаетесь, что вам гораздо лучше. Вы могли хотя бы сказать жене, что ей незачем трястись над вами каждую минуту.

– Не слишком ли вы заботитесь о ней? – поинтересовался Эйтон, недоверчиво глядя на старую негритянку.

– А вы вообще не заботитесь. – Охинуа выдержала взгляд графа, повернулась и направилась к двери.

– Заходите еще. Мне понравилось беседовать с вами. Охинуа пошла к себе в комнату и начала задумчиво рассматривать травы и бутылочки с эликсирами.

Однажды чернокожая знахарка уже помогла графу и его жене. В тот раз она сделала это, потому что устала слушать, как они день и ночь кричат друг на друга и крушат все вокруг. Охинуа решила тогда, что вмешивается не только ради хозяев, но и ради себя.

Честно говоря, до сегодняшнего дня она не была уверена, что стоит тратить силы на вываривание трав и выжимание масел, чтобы изготовить целебный бальзам, который мог послужить сразу нескольким целям. Размышляя о графе, Охинуа напомнила себе, что она прежде всего целительница. Кроме того, она искала способ отблагодарить Миллисент за все, что та для нее сделала.

Оставалось выяснить, заслуживает ли граф того, чтобы Охинуа тратила на него силы. И старая негритянка только что получила ответ на свой вопрос. В нем есть душа, и сознает он или нет, но уже помогает своей молодой жене исцелить сердечные раны.

Верховая езда и бодрящий воздух освежили Миллисент и прибавили сил. Она выглядела отдохнувшей. Даже жалобы, которые посыпались на нее, не смогли испортить ей настроения.

– На этот хлеб даже навозная муха побрезговала бы сесть. А суп? Должно быть, над котлом, в котором его варили, задрала ногу шаловливая дворняга. Вы вместе со своими проклятыми поварами пытаетесь меня отравить?

– У вас слишком богатое воображение, милорд, раз оно рождает подобные образы. Я не виню вас зато, что вы не хотите есть суп. Должно быть, вам просто наскучило однообразие. Почему бы вам не есть то, что едим мы?

Миллисент убрала поднос с нетронутыми блюдами. Лорд Эйтон не нашелся что сказать. Когда Миллисент склонилась над ним, чтобы забрать поднос, он успел вдохнуть запах ее волос и был ошеломлен. Солнце коснулось ее щек своими лучами, и Лайон невольно залюбовался нежной кожей своей жены. Пока Миллисент относила поднос в другой конец комнаты, Лайон успел взять себя в руки.

– Что бы вы ни принесли, я не собираюсь это есть, – сердито рявкнул он.

– Полностью согласна.

– Разрази меня гром, что я слышу! Кажется, такого еще не было.

– Уверяю вас, это всего лишь первое соглашение из тех, что нам с вами еще предстоит заключить.

Эйтон подозрительно посмотрел на ее сияющее лицо.

– О чем вы?

– Вам не будут приносить еду в эту комнату. Здесь слишком тесно. И воздух несвеж. Мне кажется, что само место пропиталось брюзжанием и сварливостью. Из-за вашего тяжелого характера здесь трудно дышать.

– А как насчет вашего характера? Он ничем не лучше моего.

– Ну хорошо, милорд. Пусть будет «из-за наших характеров».

– И прекратите обращаться ко мне «милорд»! – прорычал граф. – Я не потерплю, чтобы меня так называла жена. Зовите меня Лайон, когда мы одни, а в других случаях – Эйтон.

– Как вам будет угодно. – Миллисент радостно улыбнулась. – Но с сегодняшнего вечера мы будем есть в обеденном зале.

Лайон хотел ответить, что она, должно быть, сумасшедшая, но улыбка Миллисент застала его врасплох. Эта женщина была чертовски привлекательна. Особенно сейчас, когда на ее щеках появились милые ямочки, а в серых глазах плясали озорные искры.