– И ты пошел у нее на поводу?

– Я был глупцом. Думаю, она надеялась, что меня убьют на одной из бесчисленных дуэлей, но вместо этого пришлось умирать другим. Тем, кто был еще глупее меня.

«Это чудо, что Лайону удалось пережить такие ужасные времена», – подумала Миллисент и прижалась губами к груди мужа, там, где глухо билось его сердце.

– В тот день, когда она умерла… в день, когда случилось это несчастье, я должен был почувствовать недоброе, понять, что Эмма что-то затеяла.

– Но Уолтер сказал, что замок был полон гостей, прибывших на торжество в честь дня рождения старой графини.

– В Баронсфорде собрались обе наши семьи в полном составе. На бал в честь моей матери должно было прибыть более двухсот гостей, но это был всего лишь повод, чтобы собрать нас всех вместе, – тихо сказал Лайон. – Эмма собиралась сделать важное заявление, и ей требовалась публика.

– И о чем же она собиралась объявить?

Лицо Лайона застыло, а взгляд стал жестким и колючим.

– Она хотела потребовать развода.

Миллисент похолодела от ужаса и крепко сжала руку Лайона.

– Эмма решила устроить грандиозный скандал. Первыми новость о разводе должны были узнать члены наших семей. Те, кто восхищался Эммой и боготворил ее. Ей нужны были благосклонные слушатели, готовые принять ее сторону, когда она станет объяснять, почему брак со мной стал для нее таким невыносимым.

Миллисент подумала о своем требовании включить в брачный договор пункт о расторжении брака. Она специально оговорила такую возможность со вдовствующей графиней и сэром Ричардом. Но в то время ее решение было вызвано совсем иными обстоятельствами.

– И что было дальше? – спросила она.

– Я ответил ей отказом, хотя и не в такой мягкой форме, как сейчас, когда я говорю об этом. Мы поссорились. Она сказала, что все равно поступит по-своему. Эмма собиралась во что бы то ни стало сделать свое скандальное заявление, а я должен был терпеливо сносить этот позор. Потом она выбежала из дома.

– И ты последовал за ней.

– Не сразу. Я подумал, что это ее очередная уловка, что Эмма играет со мной как с игрушечным солдатиком. Я надеялся, что она никогда не сделает того, о чем говорит. Я не должен был заглатывать эту наживку. Потом я спустился вниз и наткнулся на Пирса.

– И он уговорил тебя пойти за ней?

– Не совсем так. Он был зол, потому что видел, как Эмма бежала к утесам, заливаясь слезами. Пирс принялся снова отчитывать меня, обвинять в том, что я плохо обращаюсь с женой, что недостоин ее любви. Он спросил, как же я мог так расстроить ее, когда она в таком положении.

– В положении?

– Пирс сказал мне, что Эмма беременна. Она призналась ему, что мы с ней собирались объявить об этом вечером.

Лицо Миллисент исказилось от гнева.

– Я побежал за ней. Но прежде чем я успел догнать Эмму, раздался крик. Когда я подбежал к обрыву, она уже лежала внизу на скалах. – Лайон взволнованно провел рукой по лбу. – Я начал карабкаться вниз по склону, но не для того, чтобы потребовать ответа. Я думал только об одном: не может быть, чтобы она умерла.

Лайон замолчал и закрыл глаза. Миллисент поцеловала мужа, осушив губами слезинку, скатившуюся по его щеке.

– Лайон, мне так жаль. Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через все это.

– Но больнее всего мне было от того, что братья покинули меня. Они поверили, да и верят сейчас, что это я столкнул Эмму с утеса.

– Как ты можешь утверждать, что они поверили? – попыталась утешить мужа Миллисент. Она не знала его братьев и не понимала причин их поступка, но была уверена, что должна успокоить Лайона любой ценой. – Возможно, они уехали потому, что чувствовали свою вину перед тобой, ведь они во многом способствовали вашему разрыву с Эммой. Может, уехав, они просто пытались справиться со своим горем.

Лайон с грустью посмотрел на жену и крепко прижал ее к груди.

– Спасибо за то, что веришь в меня. Миллисент прислушалась к ударам сердца Лайона.

– Ты так и не узнал, была ли Эмма и вправду беременна?

– Позже мне сказали, что была, – прошептал Эйтон, – но я знаю наверняка, что ребенок не мог быть моим.

На кухне Баронсфорда глубокая старина соседствовала с современностью. Пекарня с ее великолепными новыми духовыми шкафами резко контрастировала с тремя огромными печками, снабженными железными вертелами. В их широких каменных утробах поджаривали свинину, баранину и говядину. Из года в год, из века в век. Даже сейчас из котла, подвешенного над огнем, разносился аппетитный запах овсяной каши.

– Мне очень понравилось все, что вы выбрали, миссис Макалистер. – Миллисент взяла еще одну буханку хлеба у одного из пекарей и завернула ее в полотно, прежде чем положить в корзину.

– Не может быть, чтобы все было хорошо. Такой важный прием. Должно же быть что-то, что вам не по нраву.

– Ровным счетом ничего. – Миллисент приветливо улыбнулась служанке, которая забрала две полные корзины и поставила на их место пустые.

– А выбор блюд для позднего ужина? – настойчиво спросила экономка.

– Он великолепен.

– А десерты?

– Восхитительны.

– Сервировка?

– Прекрасная.

– Пирожные, украшенные свежими ягодами?

Миллисент удивленно подняла брови.

– Этого не было в меню, которое мы с вами обсуждали сегодня утром. Где вы собираетесь найти свежие ягоды в марте?

– Я просто проверяла вас, миледи. Хотела убедиться, что вы меня слушаете.

Миллисент весело рассмеялась, и сурово сжатые губы экономки едва заметно дрогнули.

– Не понимаю, почему вам так трудно поверить, что я действительно восхищаюсь вашей работой? Вы прекрасно подготовились к приему гостей, поразили меня своим вниманием к мелочам. Вы бесподобны, миссис Макалистер, я полностью вам доверяю.

Экономка встряхнула чистую салфетку и подала ее хозяйке, чтобы та могла завернуть хлеб. Миллисент расценила этот жест как знак примирения.

– Вы слишком добры, миледи. Мы уже несколько лет не видели, чтобы хозяйка Баронсфорда заглядывала на кухню. – Прежде чем Миллисент успела ответить на комплимент, экономка взяла у пекаря буханку хлеба и принялась сама ее заворачивать. – Еще кое-что нам предстоит сделать, миледи. Приготовить корзины с едой для беженцев – это само собой. Но вам надо будет обязательно провести часок с портнихой. Эту особу специально привезли вчера из Эдинбурга. Вот так!

– Я не просила присылать мне портниху.

– Знаю. – В глазах экономки вспыхнули озорные искры. – Его светлость распорядился, так-то вот! Велел позаботиться о вашем гардеробе. Вот я и позаботилась.

– Но…

– «Я полностью вам доверяю», – проворчала экономка, подражая английскому акценту Миллисент. – «Вы поразили меня. Вы бесподобны, миссис Макалистер». Так я могу верить вашим словам, миледи?

– Оччнь хрршо, миссис Макалистер, – ответила Миллисент, передразнивая выговор экономки. – Я в вашем распоряжении, так-то вот.

Покидая кухню вслед за своей камеристкой, Миллисент услышала у себя за спиной удивленный смех и довольно улыбнулась.

На постоялом дворе на Хай-стрит, в самом центре Сент-Олбанса, Джаспер Хайд нетерпеливо расхаживал по комнате. Огромные окна выходили на площадь, где возвышалась старинная башня с часами. Следя за тем, как движутся стрелки, отсчитывая минуту за минутой, плантатор все больше впадал в ярость. Гарри привел Неда Кранча на полтора часа позже, чем ожидалось. Хайд был готов пристрелить проклятого каменщика. Уткнув пистолет в грудь Неду, плантатор грозно нахмурился. Он ждал объяснений.

– Я никак не мог прийти раньше, мистер Хайд, поскольку выполнял ваше поручение и добывал нужные вам сведения, – заявил Нед, не обращая внимания на пистолет. – Вы будете рады узнать, что мне удалось выяснить.

– Говори, пока я не прострелил в тебе дыру, – раздраженно рявкнул Хайд.

Каменщик и бровью не повел. Он вовсе не казался испуганным.