When I became the sun

I shone life into the man's hearts

When I became the sun

I shone life into the man's hearts

— Когда я стал солнцем, я подарил свет людским сердцам, — парень шепнул перевод последней строчки.

Ксюша тяжело усмехнулась.

— Когда ты станешь солнцем, я стану выжженной дотла пустыней… — она выскользнула из его рук, — можешь кое-что передать Штирлицу?

Достав из рюкзака два пакетика со споранами, Ксюша, протянула их парню.

— А сама, что?

— Я… Мне нужно уйти, — почти шепотом ответила девушка.

— Чушь не неси. Что, поколение селфи не в состоянии жить в этом жестоком мире? Принц на белом коне не появился, можно подыхать?

Он плюхнулся на кровать, рядом с побледневшей девушкой, спокойно забрав один пакет.

— Этот оставь себе. Думаю, Ржавый, поступил бы именно так. Он говорил, что ты ему младшую сестру напоминаешь.

Он жестом позвал Ксюшу сесть рядом, зло заулыбавшись.

— Ну, так что, будешь спасительный патрон зарабатывать? Я готов подсобить, не бесплатно, конечно.

— Лучше бы ты сдох, — прошипела она сквозь сжатые зубы.

— Да, да, да… Именно поэтому ты меня всю дорогу на себе перла. Не дури, тут теперь твое место.

Он резко развернулся, повалив девушку на кровать.

— Ты меня поняла? — парень до боли сжал запястья Ксюши.

Девушка молча смотрела сквозь него, будто все сказанное им не имело никакого значения.

— Дура, — злобно прошипел он, — думаешь быть разорванной в клочья лучше, чем жить тут?

Парень озадаченно изучал спокойные, серые глаза.

— У тебя, что никого еще не было?

— Какое это имеет значение? — возмутилась она покраснев.

Ксюша попыталась спихнуть с себя парня, но тот не двинулся с места.

— Сам ты…

— Кто? — развеселился Паяц.

— Рыцарь без страха и упрека, язва каких мало! Защитник, который, не в состоянии был их защитить! Ты ведь, тогда, не обо мне заботился? Ты, просто на просто, винил себя в их смерти! Так чем ты лучше меня, самоубийца гребаный! Да, кем ты себя возомнил — Господом Богом? Который, способен одним своим присутствием спасти всех? Выскочка!

Ксюша выпалила все на одном дыхании, горько пожалев о своих словах. Да, она давно подметила эту черту его характера… Но вот так… Раньше, в другом мире, замечая чужие слабости, она никогда не пыталась на них давить, а тут как с цепи сорвалась. Именно сейчас, в эту самую минуту, ей хотелось сделать ему больно, чтобы он никогда не смог больше задирать свой нос. Чтобы он перестал вести себя так…

— А ну, слезь с меня!

— Ты ошибаешься, — тихо выдохнул он, почти вплотную приблизившись к ее лицу, — я такой же ублюдок, как и все тут собравшиеся. Пора повзрослеть, малыш…

Его губы настойчиво соприкоснулись с ее губами. Мир распался на тысячи кинолент.

Когда-то, в другой жизни, его звали Паша. Пожелтевшие страницы "Айвенго" зачитанного до дыр. Картонные доспехи и деревянные палки вместо мечей… Дерзкий и безбашенный — такие очень нравятся девчонкам.

Ксюша замерла не в силах разорвать мучительную череду видений.

Он смог вывести из объятий, охваченного безумием перерождения города трех человек. Среди них маленькая девочка, лет семи. Растрепанные русые кудри и глаза цвета безоблачного январского неба.

Группа непонятных оборванцев с автоматами вынырнула будто из неоткуда. Застывшее от ужаса лицо Сонечки… Ее крики, мольбы о помощи: " Дядя Паша… Дядь Паша помоги! Пожалуйста! Не отдавай меня им!".

Деревянные кресты. Ее жуткие крики. Руки, пробитые гвоздями.

— Пусти! — заорала Ксюша, забарабанив руками.

Девушка забилась в истерике, цапнув Паяца за губу.

Широко раскрытые глаза маленького человека. Гвоздь во лбу, по которому стекает кровь. Непонятно по какой причине, но взрослым не стали пробивать голову. Его крест напротив Сонечки…

— Истеричка! — Паяц вскочил с кровати и видение оборвалось, — да, что с тобой не так?

— Мне надо уйти, — пробормотала Ксюша, обхватив себя за плечи.

В комнату без стука влетела Мэрилин с чугунной сковородой в руках.

— Что тут у вас происходит?

— Ничего не происходит, — усмехнулся Паяц, — а ты завязывай уши греть, достала уже.

— Ты мне обещал пять минут и тихо, — возмутилась женщина.

— Что у нас тут за новые порядки такие, я все никак не пойму?

— Ну, Паяц, ну надо так… Хочешь поразвлечься, иди лучше к Венди, она всегда тебя рада видеть, — замялась Мэрилин, — ладно, еще пять минут. И тихо тут!

Она вышла, прикрыв за собой дверь.

— Что ты сделала? Почему, Мэрилин, следит за тобой?

— Я… Это все из-за моего дара. Если я останусь тут, погибнет много людей…

— Что это за дар такой?

— Паша, мне нужно уйти.

Парень вздрогнул, изумленно уставившись на Ксюшу.

— Что ты сказала?

— Павел Москвин восемьдесят шестого года рождения…

Его ладонь закрыла рот девушки.

— Павел Москвин умер. Давно умер.

Она шагнула в сторону.

— А Паяцем тебя нарекли Килды… И тебе понравилось, — она горько улыбнулась, — тебе понравилась эта разъедающая изнутри агония. Ты раз за разом пытаешься спасти дочь брата в лице новичков, в глазах товарищей. Но Пашу никто не может спасти, и Паша не может…

— Замолчи.

— Вы были близнецами — Паша и Миша. И влюбились в одну девушку… Скажи, ты до сих пор видишь сны, о вашей забрызганной кровью трешке? Мишка, склонившийся над телом Дианки…

— Заткнись!

— Ты убил его… Что это было? Разводной ключ? А потом ты схватил едва живую от ужаса Соню, бросившись проч.

— Я же приказал тебе заткнуться, — севшим голосом проговорил Паяц.

Теплая пятерня легла на горло.

— Ты один носил эту потерю, теперь я помню все, что помнил ты. Давай, сделай это, — Ксюша шагнула вперед, — если я останусь здесь, память каждого будет моей. Я этого не вынесу.

— Дура.

— Еще какая. Помоги мне уйти из стаба.

— И куда ты? Тебе не выжить за стенами.

— Разве это имеет какое-то значение?

— Я.… — он замялся, опустив глаза — хочешь, я пойду с тобой?

— Нет, пока я не научусь это контролировать, мне лучше оставаться одной.

— А успеешь? — усомнился Паяц.

— Я попробую, — улыбнулась она.

— Нет, так не пойдет. Дай карту, я обозначу места наших временных схранов. Тебе нужно оружие и еда.

— Я не умею им пользоваться.

— Ерунда, если ты действительно помнишь тоже, что и я, значит навыки владения огнестрелом у тебя уже есть.

— Да, и пока я буду разбираться, что к чему, на выстрелы прибежит куча зараженных.

— Тогда арбалет. Жди, я быстро, — он подмигнул, выйдя.

***

Солнце затопило крутые склоны, залив ярким светом все вокруг. Изумрудными волнами колыхались от лёгкого дуновения ветра зелёные травы. Подножия гор выглядели, вполне, проходимыми. Ксюша еще раз сверилась с картой, аккуратно сложив ее в нагрудный карман куртки. Если твари подчиняются хоть какой-то, минимальной логике, тут им делать нечего — еды нет. Сюрреалистичная картина — справа ровная как блюдце долина, слева — каменные холмы упираются, в устремившийся к небу, монолит.

Ксюша разулась, встав на плоский, нагретый под солнцем, валун. Она могла бы запечатлеть на холсте, величественную красоту этого места. Легкими мазками нанести красные шапки Армерии, розовые вкрапления Цикламенов и жёлтых Лютиков. Вписать безоблачное голубое небо и хрустальную синеву, текущую вдали реки. Расчертить черными вертикалями взмывающий ввысь каменный хребет. Но именно сейчас ей нужно было научиться видеть мир другими глазами, отринув страх, влиться в поток бесчисленных "если бы". Шершавый камень приятным теплом касался голых ступней.

— Не выходит… — вздохнула Ксюша, плюхнувшись на валун, — совсем…

Когда она нервничает, все получается само собой, огромный, бесконечный поток подхватывает ее, топя в своих объятиях, а так — пустота. Будто и не было ничего, а все эти чужие воспоминания, картины зыбкого будущего бред больной фантазии.