Этого не случилось, но надежда, прозвучавшая в его голосе заставила ее погрустнеть.

Единственное, о чем она сожалела, это о том, что своим выбором причинила боль этому замечательному воину.

Он любил ее, и желал для нее только самого лучшего.

— Мне очень жаль, но я не передумаю.

Казалось, он был в шоке.

— Даже если у тебя заберут бессмертие?

Она едва сумела останавливать свой испуганный всхлип.

Я не готова потерять его.

Но теперь она была слишком слаба, и ничего не могла сделать для того, чтобы спасти его, и хорошо это знала.

— Дак вот зачем ты..

— Нет нет.

Успокойся.

Я здесь не для того, чтобы убить его. -

Невысказанное повисло в воздухе.

— Если ты решишь остаться, новый палач не будет назначен, пока не истекут данные тебе четырнадцать дней.

То есть.

Ей гарантировали две недели с Аэроном.

Ни больше, ни меньше.

Этого должно быть достаточно.

Она получит так много воспоминаний, они хватит на всю жизнь.

Если, конечно, она сможет убедить Аэрона позволить ей остаться здесь.

Но он такой упрямый.

Она вздохнула.

— Спасибо, — сказала она Лисандру.

— За всё.

— Ты не обязан делать это для меня.

Наверняка, ему пришлось побороться с Советом за подобную уступку, и не важно был одним из Элитной Семерки или нет.

И все же он сделал это не колеблясь, чтобы она смогла бы испытать ту радость и страсть, которые так жаждала, перед тем как вернется на своё место в небесах.

Она не будет говорить ему, что не собирается возвращатся.

И не важно, как все сложится.

Через четырнадцать дней, если она все-таки вернется, ей придется убить Аэрона, и она знала, что все равно не сможет этого сделать.

— Я люблю тебя.

Я надеюсь, ты знаешь это.

Что бы ни случилось.

"Оливия,"- сказал Аэрон, очевидно сбитый с толку.

— Он не может видеть, слышать или же почувствовать меня, — объяснил Лисандр.

— Теперь он начинает понимать, что ты говоришь не с ним, и думает, что ты бредишь от боли

Ее наставник шагнул к кровати.

— Я должн напомнить тебе, что этот человек демон, Лив.

Он являет собой всё, против чего мы боремся.

— Как и твоя женщина.

Он распрямил свои широкие плечи, и вздернул подбородок.

Вечно упёртый воин, ее Лисандр.

Почти такой же, как Аэрон.

— Бьянка не нарушила ни одно из наших правил.

— Но даже если бы она сделала это, ты хотел бы быть с нею.

Ты нашел бы способ.

— Оливия? — повторил Аэрон.

Лисандр не обращал на него внимания:

— Почему ты хочешь жить с ним как смертная, Оливия? Только ради нескольких минут в его руках? Это может принести тебе только страдание и разочарование. -

И опять, в его голосе была чистая правда.

Ложь была запрещена в их — нет, в его, подумала она печально — мире.

Но все равно, на отказывалась верить ему.

Здесь, она сделала то, чего так отчаянно хотела.

Она стала бы не просто смертной, она начала бы чувствовать как человек.

Дверь спальни распахнулась, спасая ее от ответа.

В комнату влетела маленькая пластмассовая баночка.

Она приземлилась на пол в нескольких дюймах, от обутых в сандалии, ног Лисандра.

— Вот лекарства, — крикнул Торин.

Дверь закрылась прежде, чем Оливия успела испуганно закричать.

Аэрон попытался встать, но Оливия решительно налегла на него своим весом.

— Нет, — сказала она, скривившись, как будто её пронзила обжигающая игла.

— Останься. -

Он мог отодвинут ее от себя, но не стал.

— Мне надо взять таблетки.

"Они облегчат твою боль."

— Позже, — сказала она.

Сейчас, когда они соприкасались, сейчас, когда она чувствовала тепло его тела, обнимающего её, успокаивая её, она не хотела его потерять.

Даже на мгновение.

Сначала, она подумала, что он проигнорирует ее просьбу, но он расслабился и обнял ее еще крепче.

Оливия вздохнула от удовольствия и снова встретилась глазами c жестким присталным взглядом Лисандра.

Он хмурился.

— Вот почему, — сказала она ему.

Обычно, ангелы не обнимались.

Они могли, если бы хотели, предположила она, но никто никогда не делал подобного.

С чего бы? Они были друг другу как братья и сестры, физическое желание не было частью их природы.

— Почему, что? — спросил Аэрон, снова сбитый с толку.

— Почему мне нравишься ты, — ответила она честно.

Он напрягся, но не ответил.

Сузив глаза, Лисандр плавным движением расправил свои крылья, в лунном свете сверкнуло золото.

На пол упало перо.

— Я оставляю тебя выздоравливать, моя любимица, но я вернусь.

Тебе здесь не место.

И я чувствую со временем ты тоже это поймешь.

В эту первую ночь, после того, как Оливия закончила странный разговор сама с собой, она наконец провалилась в сон. Она стонала и страдала от боли, ворочалась, тем самым причиняя себе новую боль.

Вторую ночь она что-то бормотала о демонах.

Не трогай меня, ты, нечестивая тварь.

Хныканье. Рыдание.

Пожалуйста, не трогай меня.

На третью ночь, смертельное спокойствие снизошло на нее.

Аэрон предпочел бы, чтобы она опять умоляла.

И все это время он оставался рядом, протирал ей лоб, даже читал вслух один из любовных романов Париса, хоть она и была без сознания, принудительно вливал жидкость и размятые таблетки в её горло.

Он не хотел, чтобы её смерть была на его совести.

Больше этого, он хотел, чтобы она убралась из его жизни, и неважно, как сильно реагировало его тело, когда он приближался к ней.

Или думал о ней.

Он не лгал.

Как только она исцелится, она уйдёт.

Именно из-за того, как реагировало его тело.

Даже хуже — из-за того, как реагировал на нее его демон.

Не на ее, а из-за нее.

Накажи, говорил демон

Но за что, сотый раз спрашивл он. Накажи тех, кто причинил ей боль.

Во время проклятия крови, демон Аэрона общался с ним односложными командами, в дополнение к вспышкам искажённых образов в его голове.

За прошедшие три дня, тем не менее, предпочтительным методом общения Гнева был длительный разговор, и Аэрон не вполне привык к этому.

Где был тот мир, которого так добивалась Оливия?

Он не знал, что пришлось пережить Оливии, когда ее выкинули с ее небесного дома, но он не мог себе позволить это выяснить.

Возможно, он не сможет остановить своего демона.

Он с трудом мог сдерживать его уже сейчас.

А если бы знал правду, то просто не захотел бы его останавливать.

Вот тогда он мог бы по настоящему наслаждаться тем, что может натворить Гнев.

Прекрати так думать.

Аэрон не хотел быть с Оливией еще мягче чем он был сейчас, и он также не хотел, чтобы она еще глубже погружалась в его мысли и решения.

В его жизни хватало сложностей.

А она добавляла еще.

Она хотела веселиться.

И как она уже убедилась, слово "веселиться" было ему незнакомо, и у него не было времени узнать, что это.

И его это не огорчало.

На самом деле.

Она хотела любить.

У него никоим образом не было права на это.

Романтическая любовь — не то, чего он мог дать.

В особенности, такому хрупкому существу, как Оливия.

И это его тоже не огорчало.

Нисколько.

Она хотела свободы.

А вот это он мог ей дать.

В городе.

Только если ей полегчает, черт бы ее побрал!

Ей станет лучше, или, он мог поклясться богами, он наконец даст волю своему демону, добровольно и безгранично.

Накажи.

Накажи тех, кто причинил ей боль.

Почему она нравиться демону? А Гневу она действительно понравилась.

Ничто иное не могло объяснить этого желания. желания наказать тех, с кем они лично никогда не сталкивались.

У него было время обдумать это, даже слишком, но ответа пока не было.