Дайте каждой в награду 2 пенса, — предложил я.

Что?! Да ты что, вся школа начнет грабить кладовку, если мы так сделаем.

Не начнет, — сказал я. — Попробуй.

Он попробовал. Две девочки отказались взять деньги, и все три сказали, что больше никогда не полезут в кладовку. И не лазили — месяца два.

Высокомерное, самодовольное поведение на собраниях — редкость. Любое проявление самодовольства встречается неодобрительно. Так, один мальчик, 11 лет, очень любивший быть на виду, повадился подниматься на собраниях и привлекать к себе внимание, делая длинные запутанные замечания, явно не относящиеся к делу. Во всяком случае он пытался их делать, но собрание шикало на него. У юных острейший нюх на неискренность.

Я полагаю, что практика Саммерхилла доказывает работоспособность самоуправления. Действительно, школа, в которой нет самоуправления, не вправе называться прогрессивной. Это лишь компромиссная школа. У вас не может быть свободы, если только дети не чувствуют, что они вполне свободны управлять своей собственно общественной жизнью. Где есть начальник, там нет свободы. И трудно сказать, кто хуже — доброжелательный начальник или авторитарный. Ребенок с характером может восстать против сурового начальника, но мягкий начальник делает ребенка беспомощно-податливым и не уверенным в своих истинных чувствах.

Хорошее самоуправление возможно в школе только тогда, когда в ней есть хотя бы горстка старших учеников, которые предпочитают спокойную жизнь и противостоят пассивности или оппозиции ребят бандитского возраста. Эти старшие часто проигрывают при голосовании, но именно они действительно верят в самоуправление и хотят его. В то же время дети младше, скажем 12 лет, не смогут успешно осуществлять самоуправление, потому что еще не достигли необходимого общественно-ответственного возраста. И все же в Саммерхилле даже семилетки редко пропускают общие собрания школы.

Однажды весной у нас прошла полоса неудач. Несколько серьезных выпускников сдали вступительные экзамены в колледжи и уехали, так что в школе осталось совсем мало старших учеников. Подавляющее большинство составляли ребята, находившиеся в самом бандитском возрасте и на соответствующей стадии социального развития. И хотя на словах они были вполне разумны, им просто не хватало взрослости, чтобы управлять сообществом. Они готовы были принять любые законы, чтобы туг же забыть о них или нарушить. Те немногие старшие ребята, которые оставались в школе, были, так уж случилось, довольно индивидуалистичны и склонны жить своей собственной жизнью в своей собственной группе, так что среди тех, кто выступал против нарушений школьных правил, сотрудники стали фигурировать слишком часто. Дошло до того, что я почувствовал необходимость на общем собрании школы выступить с обвинениями в адрес старших за их не то чтобы антиобщественное, но асоциальное поведение, нарушение правил отбоя (они засиживались допоздна) и равнодушие к антиобщественному поведению младших.

По правде говоря, младшие дети мало интересуются самоуправлением. Если их предоставить самим себе, то я не знаю, сформировали бы они правительство или нет. Их ценности — не такие, как наши, и их образ жизни тоже другой.

Неукоснительная дисциплина — самый простой способ для взрослых добиться тишины и покоя. Строевым сержантом может быть любой. Я не знаю никакого другого метода обеспечить себе спокойную жизнь. Наш путь проб и ошибок, пройденный в Саммерхилле, безусловно, не предоставил взрослым тихой жизни. Но и жизнь детей он не сделал сверхшумной. Возможно, главный критерий оценки — счастье. Если судить по этому критерию, то Саммерхилл нашел превосходный компромисс в самоуправлении.

Наш закон против опасного оружия тоже компромисс. Пневматические ружья запрещены. Тем немногим мальчикам, которым уж очень хочется иметь пневматические ружья в школе, не нравится этот закон, но в основном они соблюдают его. Когда дети остаются в проигравшем меньшинстве, они, в отличие от взрослых, похоже, не столь сильно это переживают.

В Саммерхилле существует одна вечная проблема, которая и не может быть никогда решена; ее можно сформулировать как противоречие между личностью и сообществом. И сотрудники, и ученики ужасно сердились, когда ватага маленьких девочек, предводительствуемая одной заводилой, докучала всем, брызгалась водой, нарушала правила отбоя, — в общем, превратилась для всех в постоянный источник беспокойства. Общее собрание обрушилось на Джин, предводительницу. Использование ею свободы в качестве лицензии на безобразия было осуждено решительно.

Одна посетительница, психолог, сказала мне: «Это все совершенно неправильно. У девочки такое несчастное лицо, ее никто никогда не любил, и вся эта открытая критика заставляет ее чувствовать, что ее не любят еще сильнее, чем когда-либо прежде. Ей нужна любовь, а не противостояние».

— Милая дама, — возразил я, — мы пробовали изменить ее любовью. На протяжении многих недель мы вознаграждали ее антиобщественное поведение. Мы проявляли по отношению к ней любовь и терпимость, но она никак на это не реагировала. Вернее, она смотрела на нас как на простаков, легкую мишень для ее агрессивности. Мы не можем принести все сообщество в жертву одному человеку.

Окончательный ответ мне неизвестен. Я знаю, что, когда Джин исполнится 15 лет, она будет хорошей, общительной девочкой, а не предводительницей шайки разбойников. Моя уверенность основывается на силе общественного мнения. Ни один ребенок не станет годами жить в нелюбви и суровой критике. Что же касается осуждения на общем собрании, то просто нельзя жертвовать другими детьми ради одного трудного ребенка.

Однажды у нас жил шестилетний мальчик, судьба которого до поступления в Саммерхилл была довольно печальна. Это был жестокий задира и разрушитель, исполненный ненависти. Четырех- и пятилетние дети страдали и плакали. Сообщество должно было что-то сделать, чтобы защитить их, и это «что-то» следовало направить на забияку. Нельзя было позволить, чтобы за ошибки, совершенные родителями, расплачивались другие дети, чьи мамы и папы сумели дать им и любовь, и заботу.

На моей памяти очень немного случаев, когда приходилось отправлять ребенка из Саммерхилла, потому что из-за него школа превращалась в ад для других детей. Я говорю об этих случаях с сожалением, со смутным ощущением провала, но я не сумел найти другого решения.

Изменились ли мои взгляды на самоуправление за эти долгие годы? В целом нет. Я не могу себе представить Саммерхилл без него. Оно всегда имело успех. Это наша визитная карточка для посетителей, что имеет, однако, и свою оборотную сторону — однажды четырнадцатилетняя девочка шепнула мне на собрании: «Я думала поднять вопрос о том, что девочки забивают унитазы, спуская в них гигиенические пакеты, но взгляни на всех этих гостей!» Я посоветовал ей послать гостей к черту и поднять вопрос — что она и сделала.

Невозможно переоценить образовательную ценность такой практической гражданственности. Ученики Саммерхилла будут бороться до конца за свое право самоуправления. На мой взгляд, единственное еженедельное общее собрание школы имеет большую ценность, чем вся недельная порция школьных предметов. Это превосходные подмостки для практики в публичных выступлениях, и большинство детей выступают хорошо и без самолюбования. Я не раз слышал очень толковые речи от детей, не умевших ни читать, ни писать.

Я не вижу альтернативы нашей саммерхиллской демократии. Это более справедливая демократия, чем та, которую создают политики, потому что дети довольно снисходительны друг к другу и не имеют имущественных интересов, которые бы они отстаивали. Кроме того, это и более искренняя демократия, поскольку законы принимаются на открытых собраниях и у нас нет проблемы делегатов, которые, будучи избраны, становятся недосягаемы для контроля.

В итоге самоуправление так важно, потому что посредством него свободные дети приобретают широту взгляда на мир. Их законы имеют дело с сущностями, а не с видимостями. Законы, регулирующие поведение в городе, например, являются компромиссом с менее свободной цивилизацией. «Город» — внешний мир — растрачивает свои драгоценные силы на беспокойство по пустякам. Как будто по большому счету для жизни хоть какое-то значение имеет, нарядно ли ты одет, чертыхаешься или нет. Саммерхилл, отстраняясь от глупостей внешней жизни, может иметь и имеет сильное сообщество, обогнавшее свое время. Конечно, нехорошо называть автомобиль чертовой тачкой, однако любой шофер вам скажет — если по совести, — что он и есть не что иное, как чертова тачка.