Услышав эти слова, я ощутил, как огромный груз упал с моих плеч. Она любит меня и мою дочь. Впервые с тех пор как был ребенком, я почувствовал, что у меня снова есть настоящая семья.

— Я пришел сюда, подавляя столько эмоций, потому что нервничал и не знал, смогу ли быть нежен с тобой. Но каким-то образом ты меня смягчила. Я тоже люблю тебя, красавица… очень сильно. Сейчас я лучше себя контролирую, но мне все еще нужно быть внутри тебя. Скажи мне… — я начал раздеваться, — ты хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью, а потом жестко оттрахал? Или оттрахать тебя сейчас, а сладкое оставить на потом?

Она не ответила сразу. Я быстро разделся и, когда подцепил боксеры пальцами, остановился и посмотрел на нее в ожидании ответа.

— Как все произойдет, Сорайя? — Я стянул свои боксеры, показывая, что уже полностью готов для нее, что бы она ни выбрала.

Сорайя облизнула губы.

— Оттрахать сначала. Сладкое на потом.

— Отличный выбор.

Она все еще сидела на краю кровати. Я снял с нее трусики, и по влаге на ткани точно знал, что она уже влажная для меня.

— Обхвати ногами мою талию, — сказал я, поднимая ее на руки.

Я отошел к стене, прижав ее к ней спиной, и, не тратя больше времени, буквально насадил на свой член.

— Бля-я-я-я-дь. — Я громко застонал, притягивая ее ближе к себе. Это было удивительно. Прошло всего лишь меньше двух недель с тех пор, как я был внутри нее в последний раз, но мне казалось, будто мы не были вместе целую вечность. Я пытался двигаться медленно, чтобы убедиться, что ее тело готово для меня, но когда она застонала и сказала, что любит меня и мой член внутри нее, я больше не мог сдерживаться.

Я вбивался в нее так сильно, как мог. С одной стороны, я волновался, что делаю ей больно, потому что ее спина постоянно билась об стену. Но когда я пытался замедлиться, она умоляла меня двигаться еще жестче. Нет ничего лучше, чем слышать от любимой женщины, как она любит твой член и хочет пожестче. Когда освобождение нахлынуло на нас одновременно, мы кончали долго, сильно и с криками. Я был уверен, соседи нас услышали. Черт, я хотел, чтобы они нас услышали. Хотел, чтобы весь гребаный мир знал, что эта женщина сделала со мной.

— Я чертовски сильно тебя люблю, Сорайя Венедетта, — пробормотал я ей в губы.

— Я тоже люблю тебя, мистер Костюм. Мне кажется, я влюбилась в тебя еще до того, как встретила.

Я усмехнулся.

— Это, наверное, мой невероятный шарм, которым я тебя очаровал, пока мы переписывались.

— На самом деле, ты был откровенным козлом. Это из-за фотографий на твоем телефоне. Они показали мне, что под этим стальным сердцем кроется прекрасный мужчина.

— Эти фотографии, которые я получил утром, понравились мне гораздо больше тех, что ты прислала до нашей первой встречи. Может быть, тебе нужно делать ежедневные снимки в качестве компенсации, которую ты мне должна за то, через что заставила пройти.

— Я могу это сделать. С тобой легко.

— Я не говорил, что это вся компенсация.

— Дай угадаю, ты возьмешь дополнительную плату в виде минетов?

— Звучит отлично, для начала.

Сорайя приподняла брови.

— Для начала? И сколько я должна буду заглаживать свою вину?

Я обхватил ее щеки ладонями.

— Я бы сказал, шестидесяти должно хватить.

— Шестьдесят дней? Думаю, с этим я справлюсь.

Лет, Сорайя. Я буду ждать сексуальные фото и минеты следующие шестьдесят лет.

Ее лицо стало серьезным.

— Нет ничего, что понравилось бы мне больше.

— Отлично. Потому что, на самом деле, у тебя нет выбора. Это был первый и последний раз, когда ты ушла от меня.

Эпилог

Сорайя

Хлоя, сёрбая, пила свой охлажденный горячий шоколад, пока мы сидели в Serendipity 3. Грэхем продолжал писать мне сообщения. Он сходил с ума, потому что застрял в пробке, после того как первый раз отвез бабулю на ее занятия по джаз-аэробике. Я знала, он хотел, чтобы сегодня все прошло идеально, но я убедила его, что Хлоя довольна, и нет причин для спешки.

Конечно, я понимала, почему он нервничал. Для Хлои это был просто еще один ужин вместе с нами.

— Можно мне попробовать? — спросила я.

Она кивнула и пододвинула соломинку в мою сторону.

— М-м-м. Так вкусно. Теперь понятно, почему тебе нравится.

Хлоя положила голову на ладони и призналась.

— Моя мама разозлилась на меня сегодня утром.

— Почему? — спросила я с полным ртом напитка.

— Я захотела розовые волосы, как у тебя.

Женевьева, должно быть, очень любит меня.

— О-оу. Что ты сделала?

— Я раскрасила свои волосы акварелью.

Пытаясь скрыть смех, я широко улыбнулась. Меня тронуло, что она хочет быть похожей на меня.

— Хлоя, не пытайся их снова покрасить. Все равно не получится, как ты сама поняла, да? Сделаем это как надо, если к тому времени ты все еще будешь хотеть розовый.

Ее глаза заблестели.

— Правда?

Мне нравилось, когда я могла увидеть на ее личике выражение лица, как у Грэхема.

— Ага. Только не в ближайшее время.

Я сделала мысленную заметку поискать какие-нибудь ярко-розовые накладные волосы к следующему разу, когда мы будем играть в переодевание. Нам с Хлоей было очень весело в выходные, когда она оставалась со мной и Грэхемом. Она любила надевать мои платья и пытаться ходить в моих туфлях. Я была уверена, Женевьева взбесится, когда узнает хотя бы о половине того, что мы делали. Для Хлои я была больше как старшая сестра, чем надсмотрщик.

Через несколько месяцев после нашего с Грэхемом воссоединения в Хермоса-Бич я переехала из своей квартиры в Бруклине в его кондоминиум. Хоть мне и нравилось иметь свое собственное место, не было смысла оставлять квартиру, когда мой ненасытный мужчина настаивал, чтобы я проводила все ночи в его постели. Поэтому я сдалась, и, честно говоря, это сделало жизнь проще, так как ему теперь приходилось передвигаться между двумя местами — домом Хлои и нашим.

Грэхем зашел в ресторан. Лавируя между столиками, он направлялся к нам, и я видела, как он взволнован.

— У тебя получилось! — улыбнулась я.

— Чертовы пробки.

— Чертов — это ругательство, Крекер Грэхема, — упрекнула Хлоя.

— Дай мне немного сахарку, сладкая печенька, — сказал он Хлое, наклонившись и подставляя щеку для поцелуя.

После этого Грэхем целомудренно поцеловал меня в губы и сел. Он вспотел и взял салфетку, чтобы вытереть лицо. Когда он взглянул на меня, я положила ладонь на его колено.

— Я люблю тебя, — четко сказала я.

Свежие капли пота появились у него на лбу. После того как официантка принесла ему воду и меню, он начал разрывать на кусочки салфетки. А когда он перешел к щелканью часами, я знала, что он собирается сделать это. Потом он заговорил:

— Итак, Хлоя, мне нужно кое о чем с тобой сегодня поговорить.

Хлоя просто продолжила попивать свой напиток, невинно глядя на него своими большими, как у олененка, глазами.

Грэхем продолжил:

— Я кое-что от тебя утаивал.

— Ты по ошибке взял одну из моих игрушек из дома?

Он нервно рассмеялся.

— Нет. Это про твоего папу.

— Что про папочку?

Грэхем медленно вдохнул и выдохнул.

— Твой отец, Лиам… он очень тебя любил. Я знаю, что потерять его было тяжело. Он всегда будет твоим папой. Но есть разные виды пап. Иногда у детей есть больше одного папы. Как у твоей подруги Молли, например. У нее нет мамы, но есть два папы, которые женаты. Что я пытаюсь сказать… Я тоже твой папа.

Хлоя помолчала, а затем сказала:

— Ты был женат на моем папе, который умер? Мама говорила, что если у тебя два папы, это называется быть геем.

— Нет. — Грэхем посмотрел на меня, и мы оба тихо рассмеялись. Он продолжи: — Мы с твоей мамой были вместе до него. Мы с Женевьевой зачали тебя. Но тогда я об это не знал. Потом твоя мама и твой папа Лиам поженились. Лиам полюбил тебя и стал твоим папой. Он считал себя твоим единственным папой. Лишь после его смерти я узнал о твоем существовании. Когда я увидел твое лицо, я сразу понял, что ты моя. Я знаю, это сложно, малышка. — Он обхватил ладонью ее щеку. — Видишь, как мы похожи? Это потому что ты моя дочь.