Он окончательно успокоился и захотел есть и спать. Соорудил холостяцкий ужин из мороженых пельменей, глотнул еще коньяку и завалился на диван, укрывшись стареньким клетчатым пледом.
И приснился ему сон. Это был город, только темный, совсем темный и пустой. Дома полуразрушены, окна пусты или заколочены фанерой, и ветер несет вдоль улиц обрывки газет, мусор и клочья чего-то вроде комков паутины. Андрей поднял голову и посмотрел в страшное небо – клубящиеся черные тучи, озаренные снизу багровыми отблесками. Небо время от времени прорезали сполохи зловещего голубого огня и белые росчерки молний. Смотреть на это небо было жутко, а еще жутче было то, что все происходило совершенно беззвучно. Он огляделся при вспышке очередной молнии и увидел, что стоит у того самого подъезда, на улице Маршала Вершинина, и дверь гостеприимно распахнута в зияющую черноту. Он отшатнулся, и тут из темноты раздался выстрел и еще один.
За окном шумел дождь, зеленоватый свет уличного фонаря чертил на потолке крест тенью оконного переплета.
Это были всего лишь выстрелы с Той Стороны. Эка невидаль…
И проснулся он раньше, чем пули долетели…
Призраки Моего Города. Надо сказать, что с некоторыми я даже весьма дружен. По разным причинам они застряли в смертном мире, но уж раз так вышло, то почему бы мне, Городовому, не знать тех, кто в Городе Моем живет?
В Сухаревой башне живет Якоб Брюс, знаменитый астролог и колдун. И чернокнижник, конечно. О, кто только не охотится за его Черной Книгой! А там, говорят, ответы на все вопросы. Лично я не проверял, хотя с Брюсом мы добрые приятели, и частенько я захожу к нему с гостинцами, выкурить пару трубочек доброго, петровского еще, табачку под мадерцу или херес.
В нижнем этаже башни собираются петровские офицеры и гардемарины на ассамблеи, пьют пунш. Поручик Орловский, напившись пьян, клянется отрубить нос актеришке Харатьяну. Остальные ловят его за руки, за ноги от греха подальше.
В кабаке на берегу Москвы-реки собираются стрельцы. С гардемаринами они не в ладах и по пьяни грозятся начистить им, босорылым табачникам, ряхи.
А в Александровской слободе пребывают опричники. По еще большей, чем у стрельцов (по трезвому делу поостереглись бы), пьяни носятся по всей Москве, пристают к девкам и стрелецким жёнкам. Стрельцы тогда объединяются с гардемаринами и лупят их в хвост и в гриву. Обиженные опричники грозятся отомстить (на этой почве сговариваются со злыднями). Иногда там появляется сам Иоанн Грозный, сидит мрачно и исчезает. Говорят, если проследить, куда исчезает, можно найти и его библиотеку. Два диггера раз под старой Москвой видели сутулую черную фигуру со свечой в руке, грозный профиль опознали, но не поверили. А зря.
Ночами мимо Английского клуба проезжает в собственном экипаже Старая Графиня – эдакая Пиковая Дама. Умная и желчная, персонаж времен екатерининских. Ругает иллюминатов и якобинцев, но при том весьма вольнодумна. При ней внучка, Молодая Графиня – дама пушкинского времени. Услышав от знакомых, что на Арбате-де видели экипаж, в котором ехал Пушкин с некоей дамой, усмехается в веер и говорит: «Ах, он такой повеса!»
В Шереметевском дворце в Останкино живет Прасковья Жемчугова-Ковалева. Раз в месяц у нее театральные приемы, на которые съезжаются все ночные театралы Москвы. Иногда туда попадают и реальные театралы, но держат язык за зубами.
И почти каждый раз граф Шереметев, глядя на Останкинскую башню, изрекает: «Экую громаду отгрохали! Все боязно – не рухнет ли?»
В Большом театре иногда дает спектакли труппа Мариуса Петипа. Наутро уборщицы и капельдинеры находят то кружевную перчатку, то жемчужную булавку, то обрывок шелковой ленты, то платок с вензелем. Сторож Егорыч, всю жизнь при Большом, нашел как-то золотой полуимпериал, заначил и никому не показал.
Дом 302-бис посещают все московские литературные призраки, включая Высоцкого и Есенина. Бывает Шостакович. Появлялся и Аркадий Стругацкий. Теперь заходит и Окуджава.
Бродят по Москве метростроевцы, солдаты всех времен и войн. Французы 1812 года. Иногда в Кремле является Наполеон, стоит, скрестив руки, и смотрит на Москву. Попадаются и «фрицы». Раз видели пару эсэсовцев и пару наци: один – член партии с 1928 года, второй сущий гитлерюгенд.
Каждый год в день взрыва храма Христа Спасителя несколько раз бесшумно прокручивается его взрыв.
Восьмого сентября каждого года Москву посещает воевода Боброк-Волынский.
А еще в Москве водится всякой твари по паре. И последнее время что-то многовато их стало, и вроде даже тени у них порой стали появляться. И очень мне это не нравится. Не нравятся черные лимузины, беззвучные, зрячие и словно бы резиновые. Один такой каждую ночь подъезжает к бывшему особняку Берии, медленно и беззвучно.
Иногда на Лубянке возникает тень памятника Железному Феликсу, который гуляет по Москве, как Каменный Гость, стараясь не приближаться к Юрию Долгорукому.
Появляются из теней и душегубы всех мастей. Особенно ими богат Хитров рынок. Да и Марьина Роща тоже. Но при появлении Аркадия Францевича Кошко[8] разбегаются как тараканы. С недавних пор Аркадия Францевича сопровождает мрачный молодой человек в кожаной куртке и с «маузером».
В последнее время нередко попадаются грохнутые в разборках «крутые». Ненавидят Дневную Москву за то, что она там, а они – здесь, и баксы девать некуда, и телок новых взять негде, и «мерседесы» не шестисотые.
А вот и особая категория. Сатанисты. Компания роковых женщин и юношей бледных. Периодически предпринимают попытки выкрасть у Брюса Черную Книгу. Вот тут и начинается цирк. Брюс старик веселый и ехидный и весьма забавляется, глядя, как пытаются сии соискатели тайного знаньица проникнуть в его оплот всеми правдами и неправдами…
Игорь слишком засиделся на работе. Не рассчитал, оделся легко, а ночи уже стали холодны. Зима дышит в затылок.
Да и поздно, Вилька дома ждет, тоскует. Нет, по городу нынче прогулки не будет.
Народу на «Соколе» было немного. На «Аэропорте» в вагон неспешно и очень по-деловому вошел крупный черный с подпалинами пес, огляделся, выбрал место в тупичке и улегся, задумчиво глядя на пассажиров. Каждый раз, как объявляли станцию, пес настораживал уши. Он явно понимал, что говорят, и прекрасно знал, куда едет.
Игорь с любопытством рассматривал попутчика. Этот пес был какой-то не простой. Не совсем пес. Или вообще не пес?
Когда поезд начал характерно разгоняться перед «Маяковской», пес встал и подошел к дверям. Поезд остановился, пес спокойно вышел. Игорь тоже. Пес оглянулся, смерил Игоря понимающим взглядом и ухмыльнулся. Прямо как Армагеддон…
Пес повернулся и пошел куда-то, целеустремленно и уверенно.
Игорь покачал головой.
Ненормально?
Возможно. Но не превышает… нормального уровня ненормальности, а стало быть, все идет как надо. Игорь поднял воротник и вынырнул из метро. Вилька ждет.