Все, оживленно переговариваясь, рассаживались по креслам и канапе, затем откуда-то из недр дома появился молчаливый официант с птичьим клювом и птичьими ногами. Четырехпалыми руками он толкал перед собой столик на колесиках. Молча расставил на столе бокалы, бесчисленные блюда с закусками (и откуда только для всего этого нашлось место на столике?), а затем безо всякого труда водрузил на стол невесть откуда взявшуюся бочку, после чего откланялся и ушел. Чау-чау перекувырнулся через голову и встал с пола плотным рыжим парнем в камуфляже и берцах.

– О! – потерла руки полная крашеная блондинка царственного вида. – Пиво! О! Рыбка! О, где же сестрица Эвриала?

Словно в ответ на ее призыв из зеркала выступила стройная белокурая красотка в шелковом облегающем платье без рукавов и с разрезом до бедра.

– Ах! – воскликнула она. – Сыр! С плесенью! Пахнет! Какая прелесссссть!

Она потянулась было за сыром, но ее опередил молодой человек в байкерской куртке.

– Спасибо, Алик, – церемонно кивнула Эвриала, принимая тарелочку и бокал и кокетливо глядя на юношу. Агловаль покраснел и отвел взгляд.

Вскоре вошел мужичонка обтерханного вида и, оглядев собрание, начертал странный знак на двери и, потирая руки, устремился к столу.

– Стало быть, все собрались, – довольно бормотал он. – Можно, значит, и кружечку пенного пропустить!

– Ну ежели все, – заговорил солидный и хорошо одетый мужчина без тени, с усами и бородкой по моде начала прошлого века, – так к делу перейдем?

Всеобщие молчаливые кивки.

– Так вот что, господа мои московские обитатели и гости стольного града… Не будет новостью для вас то, что здешний наш город стремительно уходит в иные пространства. По большому счету большой беды вроде и нет. Никуда город не денется. Но некоторые его слои могут оказаться оторваны от остальных и захвачены…

– …ага, влазнями, – хихикнул в пенную шапку над кружкой обтерханный мужичонка. – Влазют отовсюду, потому и влазни, – объяснил он, нимало не смущаясь сверлящего взгляда Елены.

– Именно! – почти благодарно отметил усатый. – И просачиваются они как раз через дыры, которые в нашем городе создаются со скоростью ужасающей.

– Как дырки в сыре, – буркнул кот.

– И ведь ничего не сделать, – проворчал чау-чау.

– Ну не будем так пессимистичны, – отозвался усатый.

– Так вы, Аркадий Францевич, слово-то свое скажите, кто да где да куды бечь, уж мы-то побежим сразу да негодяев к ногтю и возьмем! – засуетился обтерханный.

Аркадий Францевич только покачал головой.

– Что могу я сказать, господа? Мы с вами по крайней мере жили. А те, кто хочет пролезть, не жили никогда, но жить желают. Могут ли они живыми стать или нет – в этом мало понимаю. Но одно ясно: действуют они руками живых, которых каким-то образом подчиняют себе.

– А че, каким образом! – выдал рыжий кот. – Да влегкую! Я тут жил после Питера у одного гота. Он потом, урод, в сатанисты подался. Тогда я от него и слинял. Я что, лох? Он меня чикнет, а я еще не всех кошек в районе отодрал. Пацан все по вампирам тащился, тащился, да и дотащился. В общем, помочь ему с этим делом обещали – чтобы бессмертье там, силу, власть, баб, да еще кровищу пить. Посмотрел я на тех, кто к нему заходил, да тут и думать нечего – неживые они. Одни совсем неживые, другие вроде поживее, но ни одного, чтобы совсем сам по себе. Все как на поводке или внутри пустые и кто-то там совсем другой сидит. Короче, встретил я его потом месяца через четыре, так у него аж тень поблекла, а глаза как окна в выпотрошенных домишках! Однако тушка-то вполне живая, ручонками помахивает, так и чикнуть еще вполне может. А, и клычки во рту прям как мои! – Кот оскалился. – А че, я ему на штаны нагадил и дал деру!

– Джу, ты язык-то попридержи! – дернула кота за хвост Елена.

Кот картинно сел.

– Я куртуазен, когда надо, – пригладил он вибриссы. – Короче, людишек они как дома потрошат, и что в них влазит – одному Богу-Котцу ведомо. Словно на иглу содят.

– А где все это?

– А я что, следил? – резонно отозвался кот. – Я не герой. Герои быстро кончаются. Одно скажу: многовато их стало. Словно кто нарочно их лепит. Как бы не вышло чего, етить вашу коть-мамашу…

– Джедай!

– Молчу, молчу…

– Пока могу предложить только плотно отслеживать ситуацию. – Чау-чау снова перекувырнулся через голову и стал собакой.

– А я вот кувыркаться не буду, – обиженно-надменно заметил Джедай.

– А ты все равно не можешь, – отбрехнулся Джек. – Возьму Кобеликса с Остервениксом, и будем отслеживать – откуда берутся, куда уходят. Их не спутаешь, за ними не то тень, не то запах, не то ощущение. – Джек скривился, словно в рот ему попала какая-то гадость. – Тянется, как… сопля какая-то, будто кто их на поводочках водит…

– Мы, – вступила в разговор девушка с хвостиком, – мы можем попросить кошек… Раз уж мы живем в этом городе, хотя родом и не отсюда. Мы ведь должны, правда?

Сиамец совсем по-человечески, царственно кивнул.

– Хтелосссь бы скасать, – пропищал большой серый крыс, поднимая переднюю лапку с розовенькими пальчиками.

– Говорите, сударь мой, – сказал Аркадий Францевич.

– Многхо чушшшшших кррррыс. Оччччень большшшшие. Тени чужшшшие. Глаза крррасные. Ходят с подкормышшшами.

Сиамец мгновенно, как пружина, распрямился. Глаза его сверлили крысу. Кэт еле слышно ахнула.

– Племена будут следить?

Крысы кивнули. Бурый покосился на кота и нервно дернул хвостом.

– А вы со мной, Михаил, – кивнул Аркадий Францевич угрюмому парню в кожаной куртке с маузером и Агловалю. – Поспрошаем старую агентуру с Хитровки. Призраки много знают, много видят. И меня небось не забыли, – усмехнулся он.

– Да уж, – буркнул Михаил, – вас вся преступная шушера как черт ладана боится…

– «С нами Бог и два милиционера», – хихикнул любитель пенного. – Вы того, по ниточкам за подкормышами-то, откуда тянутся… И башню, башню ищите.

– Какую? Какую башню? – встрепенулась Елена.

– А я что? Я ничего, вы того, ищите, – затараторил тот, удаляясь в тени и растворяясь в них.

– Опять смылся, – хихикнула Эвриала. – Пустил ежа под череп – и привет…

– Кстати о башнях, – взяла слово Елена. – Вот.

Она достала из-под стола завернутую в упаковочную бумагу картину. Вспорола упаковку и веревку острым алмазным ногтем и, нетерпеливо ободрав бумагу, повернула картину лицом к собранию.

– Ничего не напоминает?

На картине сходились на углу три московские улицы. И в их перекрестье проступала другая Москва, она проступала и на улицах – но гораздо слабее, словно бы в этой точке сходились несколько разных пространств одного города.

– Узнаете?

– Ой, – пискнула сова. – Это же точка перехода! Откуда?

– Я нашла эту картину на выставке в галерее МДХ. Недорого. Кстати, Ли направил. И вот еще посмотрите.

Это был совсем небольшой рисунок. Безошибочно угадывались силуэты здешней Москвы, но над городом вставала призрачная башня. Спиральный конус, выходящий из земли, словно конец пронзающего ее огромного, чудовищного бура. Обвитая огнями, сверкающая стеклом – и прозрачная. Рисунок вызывал гнетущее, зловещее впечатление. Словно знак судьбы.

– А художник, художник кто? Где его найти? – воскликнула Кэт.

– Я знаю только имя – Андрей Соколов. Самое забавное и подозрительное, – продолжала Елена, – что сразу после меня в салон просто ворвался какой-то мутный мужик и скупил все оставшиеся картины Соколова. Более того, он и у меня хотел вот эту перекупить, но я отказала. И он так уж обхаживал тамошнюю продавщицу, выспрашивал адрес, что, если бы и я стала просить адрес, это оказалось бы подозрительным. Да, мужик уехал на черном лимузине. Каком-то резиновом, что ли. Он, право слово, прямо изгибался вокруг углов. И это не от жары, это правда!

– Художника срочно надо найти! – стукнул кулаком по столу Аркадий Францевич. – И предупредить.

– Делов-то, – отозвался Джедай. – Завтра пойду туда да по своим старым знакомствам и узнаю. Притворюсь опять рисунком – впервой, что ли, на стенке висеть. С картинами пообщаюсь. Они все знают. Митьки к тому же опять в моде. Главное, – как бы между прочим сказал он, принявшись вылизывать плечо, – чтобы не купили меня.