Игорь вдруг рассмеялся:

– Ну мы герои. «Мы принимаем бой!» А с кем драться придется? Как?

– А что думать? – вдруг сказал молчавший до того Андрей. – Уже поздно думать. Драться. Только драться.

– Дерусь потому, что дерусь, – опять рассмеялся Игорь. – Надо мне герб, что ли, с таким девизом завести…

– Нарисую. После войны, – коротко усмехнулся Андрей. – А пару вопросов можно?

– Можно, – кивнул Аркадий Францевич.

– Как мне найти Фоминых? Похоже, им перерезали дорогу. А в тот дом я уже не раз заходил – он мертв. Мне нет пути в их дом по этой Москве…

– А ты через Зазеркалье, по отражению, – послышалось из зеркала.

Андрей сорвался с места так быстро, что никто и ахнуть не успел.

– Вот и все, – вдруг сказал Игорь, сам не понимая своей тоски.

– Ну значит, все, – сказал Аркадий Францевич. – Я так понимаю – ищем «гнезда» злыдней и ставим там наблюдателей. И… готовимся к бою. А сведения – ну к господину Кременникову, не так ли?

– Да, – кивнул Игорь. – Как понимаю, штаб-квартира тут у нас. Согласен.

– Ну вот и ладно. А теперь пора бы и по домам. Думать да наблюдать. Счастливо оставаться, судари мои!

Последними уходили Кэт и Нилакарна. Казалось, Кэт о чем-то ужасно хотелось спросить, но она так и не решилась. И когда она уже стояла в прихожей, надевая пальто, Анастасия заметила, что у нее подозрительно распухли губы и порозовел нос.

– Что случилось? – загородила она дверь.

– Ничего, – прошептала Кэт. – Ничего… важного. Сейчас не до таких пустяков…

– Ну-ка давайте в комнату. Я так вас не отпущу.

И тут Кэт разревелась, уткнувшись Анастасии в плечо.

– Я не знаю, не знаю, что делать! Я все перерыла, а как расколдовать, не нашла! А он принц! – всхлипывала она. – И никто не знает! Никто!

– А ты у голов, у голов спроси! – захихикал кто-то сзади, из зеркала. – Они все знают!

В зеркале кривлялся Похмелеон и ухмылялся черный пес с апокалиптической кличкой.

– Так ведь спрошу, – сказал Игорь и улыбнулся Кэт. – Не плачьте. Мы найдем, как расколдовать вашего, – он посмотрел на Нилакарну, царственного и напряженного, как сжатая пружина, – царевича.

Сон. Один на двоих.

Сначала Анастасия с Игорем шли по асфальтовой дороге, безлюдной, тихой, без машин. Как всегда бывает во сне, идти было легко-легко. Слева внизу тянулся песчаный берег, справа стояли террасами корпуса пансионата или чего-то в таком духе. Было раннее утро, теплое и пасмурное, но не душное. Молочно-белое море тихо шумело внизу и впереди, где широкий залив дугой вдавался в берег. Пахло солью. Границы моря и неба не было видно, и казалось, что это не морское, а небесное побережье.

Они перелезли через металлические перила и спустились по невысокому мергелевому обрыву на берег. Влажноватый крупный кварцевый песок приятно холодил ноги. Игорь наклонился и поднял маленький камешек.

– Аметист, – удивился он и швырнул его в воду. Море тихо накатывало и так же тихо, лениво и тягуче отступало, словно делало берегу легкий ленивый массаж. Анастасия осмотрелась. Вдоль по дороге, чуть дальше, виднелось невысокое цилиндрическое здание из стекла и алюминия, с голубым прозрачным куполом и лестницей, охватывавшей строение спиралью. Наверное, столовая или административный корпус. Берег везде был одинаков – небольшая ступенька метра в полтора и под ней песчаный пляж.

– Где же они? – спросила она.

– Рано еще, – ответил Игорь, садясь под ступенечкой, под языком спутанных корней и травы. На траве спала огромная бабочка-махаон с жесткими бледными крыльями. В каменистой стене торчали мелкие друзы разноцветных кристаллов, рядом с рукой Игоря валялась расколотая жеода, в которой пряталась щетка аметистов.

Они немного посидели, а потом сверху посыпалась земля, и на песок скатилась Катя, деловито сопя и хитро улыбаясь. Она прижимала к себе одной рукой одновременно куклу и кота. Черного одноглазого кота. Игорь вздрогнул. Вилька висел в руках у Кати и делал вид, что он игрушечный.

– Вилька! – позвал Игорь, но Вилька хитро притворялся игрушкой, даже мех у него оказался синтетический.

– Мама! – заверещала Катя и, выронив свои игрушки, побежала к Анастасии.

Игорь подобрал куклу и кота и сел в сторонке, чтобы не мешать. Но Катя все равно притащила маму к Игорю.

– А ты мне больше нравишься без бороды, – безапелляционно заявила она, посмотрев на трехдневную Игореву щетину. – И маме ты без бороды больше нравишься!

– Катя, – зашипела Анастасия, но Катя только округлила глаза:

– Но ведь это же правда! А ты сама говорила, чтоб надо правду, а не врать! Он без бороды лучше!

– Катя, – попытался перевести разговор на другие рельсы Игорь, – а как тебе тут?

– Ой, тут хорошо! – вскочила Катя.

Кот перестал делать игрушечный вид и сел.

– Вилька же! – поймал его за шкирку Игорь. Кот покорился и свернулся на коленях у хозяина.

– Вилька со мной живет. И с бабушкой. Она пошла молоко пить, – махнула куда-то рукой Катя. – Там такие белые коровы, с красными ухами. Они с тети-Ланиной мамой их доят. А тетя Лана делает такие вкусные пироги с малиной! Я вчера четыре вот таких куска съела! – Катя показала руками, как рыболов показывает огроменную рыбину.

Игорь тихо хихикнул. Анастасия улыбалась во весь рот.

– Ма-а-ама, – вдруг нежно-нежно протянула Катя. – А когда мы вернемся, мы будем у него жить? Все вместе, да?

Анастасия растерянно захлопала глазами.

– А… ну… но ведь мы с бабушкой живем!

– Ну и что? – надулась Катя. – Бабушка тоже с нами будет.

«Девочка, ведь я убью твоего отца», – подумал Игорь, глядя в серый потолок. За окном было уже светло. Игорь прислушался. В комнате Анастасии было пока тихо. Он встал и тихонько пошел в ванную – бриться.

Когда Анастасия вошла на кухню, на запах кофе, она, глянув на Игоря, покачала головой, затем фыркнула:

– Катька, паршивка… Побрился-таки!

Игорь пожал плечами:

– Она сказала, что так лучше.

– И, понимаешь ли, права!

В доме Фоминых было настолько по-настоящему, что Андрей ощутил, как к глазам подступают слезы. Вспомнилась тетя Поля, двоюродная бабушка, ее старомодные платья с круглыми воротничками, береты с хвостиками, любимая вазочка для варенья, кружевные салфеточки, старый-престарый резной буфет – вот откуда все было, из каких лет…

Где-то бормотал репродуктор, наигрывал «Рио-Риту». Громко тикали часы. За окном стоял вечер, но не яркий вечер современной Москвы, не темный вечер Москвы семидесятилетней давности, а страшный и непроглядный в буквальном смысле слова. Андрей давно заметил, что окна в доме Фоминых всегда показывают не то, что на самом деле находится снаружи, но сегодня они показывали именно то. Темноту. Ощутимую, непроглядную и непроходимую. Только один-единственный переулок чуть светился тускло-желтым – именно по нему Андрей сегодня и пришел сюда. Переулок с его картины – «Последний переулок». В конце которого ждали Выстрелы-с-той-стороны.

Сегодня он шел между мертвых домов, в которых теперь жило только тусклое эхо. Дома, окружавшие дом Фоминых, были еще мертвее. Они даже не казались домами – скорее, структурированным мраком, и Андрея невольно пробирал ужас, когда он начинал себе представлять, что там может обитать. Не жить – там не может быть жизни, а именно обитать. Он с трудом подавил порыв свернуть в сторону и посмотреть, что там, на месте школы и полуподвального зальчика. И еще он знал, что в беспроглядно-черных провалах затаились Те-кто-стреляет-с-той-стороны.

Лидия Васильевна наливала чай из фарфорового чайничка, Вика ставила на стол вазочки с домашним печеньем, Света почти демонстративно читала какую-то книжку, забравшись с ногами в кресло. Кажется, она с самого начала за что-то Андрея невзлюбила.

Когда стол был накрыт, Лидия Васильевна взяла тяжелый бронзовый колокольчик и позвонила.

– К столу! К столу! – настойчиво позвала она.