— А, спасибо. Пожалуйста, принесите обед в номер.

Варгин нарочно заказал обед именно сейчас, чтобы хоть немного оттянуть чтение письма. Уже после обеда, когда горничная пришла убрать со стола, он спросил:

— Вы когда убирали, не видели здесь такой клочок бумажки? На нем был записан номер телефона.

— Нет, наверняка, мусора почти не было.

— Ну, не было, так не было. Послушайте, мне давно надо было спросить, как вас зовут. — Варгин помогал ей убрать со стола. Горничная слегка смутилась.

— О, мистер Варгин, зовите меня просто Лиза.

— Лиза?! — удивился он. — Что ж, очень мило. Лизавета, а по батюшке как? — по-русски докончил он.

— Чего, чего?

— Я говорю, имя у вас русское.

— Да это родители меня наградили. Теперь же хоть имя меняй.

— Отчего же так? Мода прошла?

— Это уж точно. Как же, я — передовой авангард, и вдруг такое имя. Ну, вы извините, мне нужно идти.

Когда Лиза вышла, Варгин лег на диван и распечатал конверт. В нем лежала записка следующего содержания:

Варгин усмехнулся. Он представил, как долговязый Фарбер кладет свою жизнь на ниве пресловутого прогресса. Жаль. Экс-физик мог бы многое прояснить. Варгин достал из сетки сверток и развернул. В нем была книга некоего Н. Рубака “Капли сушат тучу”. Сушили, сушили и иссушили, подумал Варгин, глядя в окно на беспросветно синее небо. Он полистал книгу, но из головы не шло письмо Фарбера. Государственный преступник Гвалта. Чушь какая-то. Дремучий математик — и вдруг преступник. Еще на Земле Варгин прочел несколько статей Ремо Гвалты. То были первые статьи двадцатилетнего, подающего надежды математика. Хотя статьи посвящались “некоторым экономическим проблемам…”, носили они, однако, сугубо формальный характер — нечто напоминающее классическую теорию катастроф. Статьи были написаны лет пятнадцать назад. Потом фамилия Гвалты исчезла со страниц научных журналов совсем. Увлекся прачечным делом. Что ж, вполне логично. Если физик становится фермером, то почему бы математику не стать прачкой? Варгин стал обдумывать план действий. Крайне важно выяснить, чем занимался последнее время Ремо Гвалта. Скажите мне, кто у вас государственные преступники, и я скажу вам, что у вас за государство. Но кто же это скажет? Спросить не у кого: родителей нет, сестра непомнящая, а место работы так вообще волной смыло.

В дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, в номер зашел тот самый детина от президента Чироги.

— Машина внизу, мистер Варгин.

— Хорошо, хорошо. Подождите, я спущусь через несколько минут, — раздраженно сказал землянин, оттесняя гостя к выходу. Он посмотрел на часы. Рано у них тут вечер наступает.

— Форма парадная, — сказал вслух Варгин, натягивая свитер. Он прибрал книги подальше, внимательно осмотрел комнату и вышел. У выхода ждал черный лимузин с услужливо открытой задней дверцей.

Спутники Варгина всю дорогу молчали и никаких справок не давали. По тому, как менялся пейзаж, — высокие, сверкающие стеклом и металлом билдинги уступили место приземистым, утопающим в садах уютным кирпичным домикам, — было ясно, что они удаляются от центра. Вскоре прямое как стрела шоссе выбросило их за город. Проехав километров тридцать, они свернули в лес и через некоторое время подъехали к роскошной вилле.

Варгина встретил высокий, очень официально настроенный мужчина. Глядя на него, так и хотелось сказать: отличный экземпляр, великолепная особь, и это не было бы издевательством. Действительно, огромный лысый череп мыслителя, даже, скорее, не мыслителя, а вождя, словно был скопирован с античного бюста какого-нибудь древнего философа. Но из-под бровей глядели не мутные глаза ушедшего в себя человека, а умные, колючие, как у сатира.

Варгина провели в небольшой зал, где расположились участники торжественной встречи. На трибуне, одетый в серый костюм строгого английского покроя, возлегал плешивый старикашка, который и оказался знаменитым президентом Чирогой. Президент, заметив Варгина, поправил бабочку и сказал:

— Друзья, поприветствуем уважаемого представителя Земли.

Раздались жидкие хлопки. Варгин глупо раскланялся и плюхнулся в свободное кресло. Президент Чирога продолжал:

— Я бы не хотел утомлять ваше внимание и подготовил совсем маленькую речь, — он помахал листочками и надел огромные черные очки. Друзья, сегодня мы отмечаем славную дату: ровно тридцать семь лет назад Санаторий вошел в контакт с Содружеством. Трудно переоценить все положительные последствия этого исторического события. Братская помощь других культур, и в первую очередь Земли, способствовала быстрому осознанию роли Санатория в мировом развитии. Существенно, что возникшее плодотворное сотрудничество покоится на великих и гуманных принципах невмешательства во внутренние дела друг друга. Свобода выбора, свобода социального эксперимента — вот основа для дальнейшего продвижения вперед. Санаторий и в первую очередь, его гордость — Санаториум — приступили к созданию общества социальной справедливости на базе совершенно новых нетривиальных идей. Мы провозгласили лозунг: благополучие есть категория индивидуальная, а не общественная. Нет счастья вообще, счастье конкретно, индивидуально.

Кто-то взвизгнул. В зале раздались одобрительные аплодисменты. Оратор выдержал незначительную паузу.

— Удивительные экономические идеи, рожденные в недрах нашего общества, позволили наконец снять набившие оскомину экологические проблемы. Хотя здесь остается еще много неясных вопросов, свет истины забрезжил вдали.

Президент прокашлялся и выпил воды.

— Важные законодательные акции были предприняты правительством. Достаточно вспомнить поправку о развитии частной инициативы и лишении права наследства.

Конец фразы утонул в аплодисментах. Варгину показалось, что он где-то что-то подобное уже слышал. Он вспомнил передовицу из “Санаториум таймс”, подписанную инициалами “Ф. Ж.”. Пока выступал президент, Варгин пытался рассмотреть присутствующих, но за высокими спинками кресел почти ничего не было видно.

Докладчик продолжал:

— Огромный прогресс достигнут на теоретическом фронте. Мы перешли к созданию передового отряда нашего общества, Унии Нетривиального Прогресса, активисты которой присутствуют в этом зале. Открываются принципиальные новые горизонты для проявления личности каждого отдельного члена общества. Мы начали историческую кампанию УНП: “Все в провинцию на борьбу с урожаем!” Тысячи отдыхающих откликнулись на наш призыв. И это только начало.

Варгин был совершенно повержен пламенной риторикой президента. Его мозг, приученный с детства к естественному и конкретному мыслевыражению, отказывал. Но еще больше его сбивал с толку неподдельный энтузиазм аудитории. Поодаль от него сидела женщина. Собственно, единственное, что он видел, так это изящную ножку в белой туфельке. Ножка вздрагивала, по-видимому, ее обладательница в этот момент аплодировала, потом затихала, символизируя преданное внимание докладчику. Эти наблюдения немного отвлекли Варгина от невеселых мыслей. Вдруг туфелька качнулась и исчезла. Раздались жаркие аплодисменты. Все встали. Над спинкой кресла появилась неотразимая Кэтрин Гвалта. Зазвучала скорбная музыка.

Когда музыка кончилась, к трибуне подошел отдыхающий с видом конферансье и объявил, что все присутствующие могут пройти в соседний зал для принятия участия в товарищеском ужине “а-ля фуршет”. Сообщение было встречено с энтузиазмом.