Но вот и пора. Зур берет Алешку за руку, они присаживаются на секунду, встают…
— Подождите! — вскидывается Лика. — Подождите!
Она лезет в шкаф, лихорадочно роется на полках и достает фотографию. Я узнал ее. Обычное любительское фото, девять на двенадцать… На нем я, Алешка и Лика. Нас фотографировал мой брат в прошлом году. Мы стоим на холме, взявшись за руки, летний день, мы улыбаемся счастливо — молодая семья с маленьким сыном. Позади нас в котловине, чуть подернутый дымкой, раскинулся родной город. Голубое небо, солнце, зелень… Я помню эту фотографию.
Лика протягивает ее Зуру.
— Вот, — говорит она. — Возьмите. Пусть хранит.
Зур понимающе кивает и прячет фотографию.
Я медленно спускаюсь по лестнице. Что-то правая сегодня бастует — совсем работать не хочет. Сорок семь — не возраст, а поди ж ты… Папочка осторожно опускается на ступеньки рядом с больной ногой. Болит, проклятая. Десять лет уже мучает. Со дня злополучной поездки, когда сычевский “Жигуленок” стал грудой металлолома. У меня — нога, у Лики — голова….. Ничто не проходит даром. Вот и для Лики та авария тоже не прошла… Четыре года, как я один. Сын… Где он? Лика… Ах, Лика-Ликушка! Не повезло тебе со мной! Так и умерла… Все Алешку звала перед смертью. Не дозвалась. Я принимаюсь за следующий пролет. Стучит по ступенькам палка, каждый шаг дается с трудом. Ничего. Сегодня день Ликиной смерти. Лика-Ликушка! Этот день твой. Каждый год я прихожу на кладбище, высаживаю на могилку цветы, поправляю оградку…
Я прохожу по лестничной клетке и начинаю одолевать новый пролет. Снизу кто-то поднимается навстречу. Двое. Экие… Прямо кладовые здоровья.
Мужчины поворачивают на мой пролет и останавливаются. Смотрят на меня. Что, что такое? Кто это? Что им нужно от меня?
Я вглядываюсь в их лица. Молодой и пожилой. Молодой — что-то знакомое…
— Здравствуйте, — говорит пожилой.
Прямой открытый взгляд. Суровое лицо. Почему так тихо? Мучительно тихо, словно уши забиты ватными тампонами. Сердце загнанным зверьком колотится о грудную клетку. Круги расходятся перед глазами, но я смотрю, смотрю ему в лицо, потому что боюсь перевести взгляд на его спутника.
— Я — Зур Аар, вы помните меня?
Боже! Взбесившаяся лестница встает на дыбы, и я валюсь куда-то, в звенящую пустоту.
…Открываю глаза. Знакомые обои, моя квартира. Возле меня хлопочет Зур Аар и этот второй. Ворот у меня расстегнут, пахнет валерианой и нашатырем.
— Что ж вы? — говорит Зур, но я отодвигаю его рукой в сторону и смотрю на его спутника. Высокий красивый молодой человек. Сколько ему? Двадцать два? Нет, двадцать три.
— Подойди, — говорит ему Зур.
Он подходит, садится на диван. Несмотря на шум в ушах, я поднимаюсь ему навстречу, но он останавливает меня.
— Лежи, — говорит он и тихо добавляет, — отец.
— Алеша!!! — кричу я, голос мой срывается, глухие рыдания сотрясают меня.
Постепенно я успокаиваюсь.
— Извини, сынок. Нервы, знаешь. Совсем ни к черту стали. Скажи, — задаю через минуту главный вопрос. — Ты… надолго?
Спрашиваю, а у самого сердце заходится — вдруг он сейчас скажет: “Нет, папа, я проездом, летели тут мимо, дай, думаю, заскочу…”
— Думаю, что надолго, — отвечает Алеша и смотрит на Зура. Тот кивает головой, встает.
— Ну, мне пора! — говорит он.
Я пытаюсь вскочить с дивана.
— Что ж это я? Хозяин называется…
Зур останавливает меня.
— Лежите. У меня совсем нет времени. Прощайте, — это он мне. — До свидания, — Алексею.
Он исчез.
Мы долго сидим молча, смотрим друг на друга. Я жду, когда он спросит о главном. Мне придется отвечать. А это больно, очень больно.
— А где мама?
Я опускаю голову.
Тропинка вьется между деревьев, прыгает с корня на корень, ныряет под толстые нижние сучья. Мне бы нипочем тут не пройти, тем более что тропинка круто идет и гору. Но Алешка… Не могу скрыть своего удовольствия. Здоровый малый! По сути, он тащит меня в гору, беспрерывно говорит, говорит и при этом ни разу не перевел дух, не запинается даже. Видно, Веда — действительно хорошая школа.
…Знаешь, тебе было бы очень трудно его представить. Такая несколько вытянутая воронка, под узкой частью снизу — шар.
— Зачем?
— Это у него вместо ног. Он передвигается с его помощью. Кстати, я ни разу не смог его обогнать!
— Как, говоришь, его звали?
— Лио. Хороший парень, башковитый. К концу курса в подпространственную физику ударился, так все только диву давались.
— С кем ты еще дружил?
— С По. Ну, этого ты бы вообще испугался. Он напоминает паука-крестовика… Вернее, напоминал.
— Почему — напоминал?
— Он погиб. Рейс на Парэтию, первый после выпуска. Реактор вышел из-под контроля. Из всего экипажа лишь По мог выдержать несколько секунд и вручную отключить…
Алешка махнул рукой.
Я понял, что надо переменить тему.
— Куда ты меня тащишь?
Он тихонько засмеялся.
— Я там был всего один раз, — сказал он, — но помню дорогу. А ты нет!
Я взглянул вперед и вверх, и тут наконец до меня дошло.
— Неужели ты помнишь? — выдохнул я. — Неужели?
Он засмеялся счастливо, подхватил меня на руки и в несколько прыжков взлетел на вершину холма.
— Ничего себе! — вырвалось у меня. Алешка опустил меня на землю.
— Видишь? — спросил он.
— Фото…
— Да, оно при мне, — он достал пожелтевшую фотографию. — Город изменился.
— Ну, не настолько, чтоб его нельзя было узнать!
Внезапно он упал на землю и зарылся лицом в траву.
— Я вернулся, — прошептал он и вдохнул глубоко запах травы и земли. — Я вернулся. Слышишь, отец? Я вернулся Домой! Я вернулся, чтобы сделать мой дом лучше, чище, добрее… — Он шептал, обращаясь ко мне, но получалось так, как будто он шептал это зеленой траве, земле, на которой лежал, воздуху, которым дышал.
— Много ли может сделать один? — спросил я.
— Я не один, — он поднял лицо. — Нас много.
Я вздрогнул.
— Сегодня на Землю высадились сто сорок первых землян, прошедших Веду, — сказал он. — Через полгода прилетят еще сто сорок. Через полгода — еще. Так что — нас много. И свой Дом мы в обиду не дадим. Каждому человеку нужен родной дом. Чтобы было, куда возвращаться. Человек всегда должен возвращаться.
Прелесть необычайного
Виктор Журавлев, Феликс Зигель
История продолжается2
В двухмерном компасе не хватит румбов,
Чтоб выбрать путь в космической пыли,
И имена бесчисленных Колумбов
Еще войдут в историю Земли…
Нужен заповедник
История научного исследования проблемы Тунгусского метеорита пока мало известна даже в среде научной общественности. Она столь же необычна, как и сам Тунгусский феномен. Несмотря на то, что последняя официальная экспедиция Академии наук СССР в район Тунгусской катастрофы состоялась в 1962 году и исследование Тунгусского метеорита не записано в планах ни одного из научно-исследовательских институтов, комплексное, планомерное изучение проблемы продолжается. Научное любопытство и сознание ответственности перед будущим оказались столь мощными стимулами продолжения дела, начатого Л. А. Куликом и другими первопроходцами проблемы, что ни равнодушие научных штабов, ни отсутствие финансирования и материальной помощи не затормозили наступления ученых, принявших эстафету от пионеров исследования в середине нашего века.
Были найдены новые формы организации научной работы, координирования усилий специалистов, говорящих на разных языках, — физиков и геоботаников, математиков и лесоведов, генетиков и геохимиков. Деятельность добровольного института на общественных началах, называющего себя КСЭ (Комплексная самодеятельная экспедиция), коренным образом изменила те представления о Тунгусском феномене, которые сложились к 60-м годам.