Ц а р ь в м а с к е
Что? Ну, хорошо.
П о э т в м а с к е
Признать прекраснейшей из смертных женщин
Сию красавицу мы все должны.
Ц а р ь в м а с к е
Согласен с вами совершенно, сударь.
Я то же самое ей толковал,
Впадая в восхищенье, как юнец.
П о э т в м а с к е
Как камер-юнкер, вы сказать хотите?
Но чин такой и милые проказы
Уж не к лицу ни мне, ни вам, не так ли?
Царь в маске качает головой.
И надобно вам знать, я тайну выдам.
Пред нами не Елена, чья краса
Не возбуждала ревности Венеры,
А слава же двусмысленна весьма;
Но у царей, как и цариц, иные
Насчет своих страстей соображенья,
Как было встарь, и ныне, не для них
Законы писаны. Но красота ль
Повинна? Свет ее чистейший в мире
Несет Психея, явленная здесь.
Она не для утехи, как Елена,
Лишь прелестью своею упоенной
Всегда и всюду; нрав ее таков.
Психея ж целомудренно чиста,
Как высшая на свете красота.
Ц а р ь в м а с к е
А что? Быть может, вы и правы, сударь.
Догадываюсь, с кем имею честь
Беседовать, как некогда в Кремле
Во дни торжеств, с умнейшим человеком,
Которого я мог сослать в Сибирь,
Но уберег поэта для России.
П о э т в м а с к е
Убережем мы также и Психею,
Как свет души, во дни торжеств и бед.
Ц а р ь в м а с к е
Я понял. Будь достоин сам Психеи,
И я ей буду предан, как и ты.
Г е н е р а л
А государь, похоже, отступился.
Г р а ф и н я с л о р н е т о м
Желая, верно, избежать скандала,
Что может учинить сей обезьяна
С придворным званьем камер-юнкер.
Г р а ф
(сановник в придворном мундире)
Давайте поразмыслим на досуге,
Как проучить его.
М о л о д а я д а м а
А с ним Психею!
С нее-то надо взяться; пусть рога
Проступят также и у Дон Жуана.
Г р а ф и н я с л о р н е т о м
Есть на примете у меня прельститель.
Он ныне в моде.
М о л о д а я д а м а
А, француз! Не он ли
Танцует с Голубою маской?
Г е н е р а л
Да-с.
Ведь русского на подвиг сей не сыщешь,
Когда сам государь засомневался.
Он удаляется. А мы проводим
И вновь сойдемся. Дело есть у нас.
Танцы продолжаются. В богинях, музах и дамах, а также в офицерах и мужчинах в масках зрители угадывают всех действующих лиц и внесценических персонажей из пушкинского круга.
Г е р о л ь д
Шарадам нет конца; но из шарад
Всех удивительней наш Маскарад
В круженьи пар бессмертных среди смертных,
В живых картинах беспримерных,
С веселым хороводом муз и нимф,
Как утро возвещает солнца нимб!
С восходом солнца небеса проступают во всех окнах.
КАРТИНА ПЯТАЯ
Виды Павловского парка. В здании вокзала отзвучал оркестр, но музыка словно все еще разносится по дорожкам и рощам. Публика обращает внимание на интеллигентного вида мужчину, узнавая в нем пианиста и композитора Скрябина, который быстро уходит в сторону, словно в лес и поляны.
СКРЯБИН
(как бы про себя, весь во власти видений и звуков)
Прекрасно море, но равнины,
Леса и топи, тихие долины -
Мир детства моего -
Во мне рождают грусть и торжество.
Какое здесь раздолье!
И человек на воле
Возносит ввысь встречь солнцу по крылу,
Подобен гордому орлу,
Окидывает взором мирозданье,
Как грезу и свое созданье,
Он дух его
И торжество!
ХОР ЮНОШЕЙ
Весенний день сияньем нежным света
Благоухает, и полна привета
Вся в зелени, в цвету Земля
В летящих трелях соловья,
И небо от рассвета до заката
Неслышной музыкой сверкает,
И человек возносится все ввысь,
Как жаворонок трепеща: «Дивись!»
Он с виду юн, в движеньях истый франт,
Он наш герой, философ-музыкант,
В глазах веселость до усмешки,
Сам мал, а все вокруг лишь пешки,
Поскольку важен, как дитя,
Что новый мир творит шутя,
Каскадом звуков постигая
Стремления души без края...
Он здесь, за фортепиано, нет,
Он там, где вешний свет
Играет бесподобно на просторе,
Купаясь, как дельфины, в море
И в небо возносясь
В слепящих звуках, как сейчас.
А с волн бегущих радужная пена
Слетает переливами Шопена,
И птичий гам по всей Земле
Возносится во звездной мгле
В призывных пересвистах
В лесах недремлющего Листа...
