Предание возможно лишь потому, что Бог дарит Себя людям. Бог касается человека – и человек меняется. В Традиции совершается не передача рассказов об этом преображении, а передача самого преображения. Как бы ни были важны эти рассказы, но, по слову преп. Максима Исповедника – «Важнее быть, чем знать»1653.

Мы говорили, что Предание – это онтологический акт, совершающийся в людях. И в качестве такового он и не может быть вмещен в книгах. То, что сделал Христос, словами невыразимо, а значит, и не может передаваться лишь словами. Христос завещал нам Себя Самого, а не набор книг. Когда Спаситель посылает Своих учеников («идите и проповедуйте Евангелие всей твари» – Мк. 16, 15) – книга еще не была написана.

А значит, и последующую жизнь христианства нельзя свести лишь к Писанию.

Итак, перед нами стоят два вопроса: что же все-таки оставил Христос апостолам, и каков способ передачи этого дара от апостолов к следующим поколениям? Что есть Предание?

Для этого не нужно уходить слишком далеко. Церковь стоит перед ищущими и свидетельствует: «Предание – это я». Имеет ли она право на такое заявление?

В самом Новом Завете слово «церковь» упоминается 110 раз. Значит, она не есть нечто «исторически-привмешавшееся» к чистому «евангелизму». Но если Церковь не создается Писанием, а сама созидает его, то откуда же берется она сама? Чем руководствуется и что воплощает в своем письменном свидетельстве о себе самой и своей Главе? Если не Писанием, значит… – Преданием.

Прежде всего посмотрим, чем Церковь восполняет Писание. – Тем, чем практика восполняет теоретическое описание. Писание – норма веры; Предание – образ жизни. Плоть Предания восполняет Слово Евангелия. Практика религии – молитва. Церковные предания во всех своих формах в конце концов говорят о молитве и Причастии, то есть о том слове к Богу, без которого никакое, даже апостольское слово о Боге не может оживить душу.

И вот именно «правила молитвы» нет в Новом Завете. В книге Деяний, описывающей Церковь пламенного ее периода, не так уж много находится молитв или свидетельств о мистическом опыте апостолов. По своему обыкновению несколько преувеличивая, В. Розанов однажды восклицает по этому поводу1654 : почему Христос не научил людей молиться, разрушив их прежний Храм? Всего одна молитва на протяжении всего Евангелия – «Отче наш», одна молитва в семь строк.

Кроме нее приводится лишь последняя, тайная молитва Христа. Но ведь никому и в голову не придет от себя повторять «первосвященническую молитву» Иисуса. Более того, это – молитва Тайной Вечери. И дается она только в «духовном» Евангелии от Иоанна. И это – признак некоей эзотерики.

Религия – это связь с Богом. Эта связь прежде всего осуществляется через молитву. И вот, оказывается, что Евангелия не дают людям новых молитв. В них нет поэзии молитвы. По сравнению с Псалмами «Отче наш» – сухая проза, вежливое перечисление нужд. Молитва глубочайшая по своему смыслу, но явно уступающая Псалмам по эмоциональной, сердечной насыщенности. И когда Церковь Нового Завета начала сама молиться, ей ничего иного не оставалось, как взять для себя молитвы Ветхозаветной Церкви – Псалтирь.

Религия, лишенная молитвенного вдохновения и творчества – не религия. Во всяким случае, она не имеет права называться «Новой».

Но если религиозная гениальность Нового Завета все же ощущается и непосредственно, и неопровержимо – значит, отсутствие в нем новых молитв может означать только одно: Новый Завет открывает возможность непсалмического Богообщения. Оказалось возможным вступить в особый Завет с Господом, в такие отношения с Творцом, которые не умещаются в гимны и псалмы. И этот свой новый способ Богообщения христиане не захотели делать публичным.

Вполне странен эзотеризм Евангелия, утаивающий суть бесед Христа с учениками именно в те дни, когда они лучше всего могли понимать Его. В Евангелии нет поучений Христа от Воскресения до Вознесения. То есть сказано, что Он говорил им о Царствии Божием (Деян. 1, 3), но что именно – не записано ни Лукой, ни кем-то другим. С другой стороны, обращает на себя внимание, что все встречи апостолов со Христом в этот период центрированы вокруг трапез. Случайны ли скудость слов и наставлений и обилие совместных вкушений? Эзотеричность концовки евангелий известна всем. Гностики понимали эту таинственность как эзотеричность учения; Церковь – как эзотеричность, сокрытость культа.

Но главный вопрос здесь таков: «Бог человеколюбия», проповеданный апостолами, пришел ли Он только ради соединения с Собою 12-ти осчастливленных евреев, или же Его дары предназначены для всех людей и на все времена? Последние слова Христа на земле – «Я с вами во все дни до скончания века». «С вами» – только ли с апостолами (которые явно не дожили до «скончания века») или же и с нами, со всеми живущими в пространстве от Воплощения до Второго Пришествия?

Последнее возможно лишь в том случае, если у тех, кто наследует апостолам, будет возможность войти в Завет, заключенный преломлением хлеба в Сионской горнице и исполненный посланием Духа. Это означает, что Христос должен был оставить нам возможность становиться соучастниками как Тайной Вечери, так и Пятидесятницы. Это означает, что действием Св. Духа, которое мы испрашиваем на Литургии, истончается стена времени и пространства, отделяющая нас от Сионской горницы, и мы вместе с апостолами присутствуем на Той же Жертве и вкушаем те же Дары.

Только в таинстве Тела Христова Церковь создает себя: «Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных пастырями и учителями, на дело служения, для созидания Тела Христова, дабы мы истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело… получает приращение для созидания самого себя в любви» (Ефес. 4. 11-16). Это и есть то таинство, которое дает не-псалмическое соединение с Богом, более чем молитвенное единение с Ним, ибо «Не духом одним угодно было Христу соединиться с верующим, но и телом и кровью»1655.

Тем-то и отличается вера Церкви от всех других вер, «что она конкретно, физически причастна своему объекту»1656. К этой Личности, составляющей предмет всего христианского упования, и обращена главная, евхаристическая молитва Церкви: «ТЫ еси воистину Христос… сие есть Тело ТВОЕ»… Бог принял в Свою Личность человеческую природу во Христе. И в это средоточие Троицы Он призывает войти и нас. Вот и подчеркивает преп. Симеон Новый Богослов, что Христос, говоря «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь во Мне пребывает и Я в нем», не сказал – «в них» то есть в материи таинства пребывает, но сказал: «во Мне», то есть в Нем Самом, в Его Славе, в Его Божестве1657.

Христос преобразует верных в Себя. Верующий приводится не к созерцанию и не к убежденности, не к озарениям, передаваемым небесной иерархией, но к Самому Христу.

«В тайне сей для язычников, которая есть Христос в вас, упование славы, Которого мы проповедуем, вразумляя всякого человека» (Кол. 1. 27-28). Здесь мы видим и уже знакомое нам – «тайна… есть Христос в вас», но еще видим и удивительное сочетание: «тайна», которой мы «вразумляем всякого». Да, в христианстве не существует эзотерического учения. Но в Церкви есть эзотерика культа, есть таинство жизни во Христе, «таинство нашего спасения».

Нет, это не таинственность в смысле неопределенности и размытости, тайна христианства не относится к виду «неясного и нерешенного», и любителю экзотических дурманов нечем от нее поживиться. В сути своей она предельно ясна, ибо предлагает однозначный выбор: ты со Мною или против Меня; ты приемлешь Мою Чашу или желаешь подменить ее другой, более понятной и рукотворной? Да или нет? Принимаешь или распинаешь? Ибо отворачивание своего лица от той Чаши, что протягивает тебе Любовь, есть оскорбление Любви и распятие ее.