Предание не есть ни пересказ апостольских слов (ибо тогда оно есть лишь повторение Писания), ни информативная добавка к новозаветному кодексу. Предание – это усвоение каждому человеку того всечеловеческого дара Спасения и обожения, который был дан человечеству в евангельскую «полноту времен». Служение Духа, составляющее онтологическую суть Предания, – это осуществление в конкретном человеке, в конкретном времени и пространстве того, что для всего человечества было совершено Христом. Традиция интериоризирует то объективное обновление человеческой природы, которое было совершено Христом. Дух усваивает нам плоды крестной жертвы.

Предание – это Христос, в Таинствах возвращающийся к людям. Так и говорит об этом последний византийский богослов Николай Кавасила: «Таинства – вот путь, вот дверь, которую Он открыл. Проходя этим путем, и этой дверью, Он возвращается к людям»1658.

Предание не есть некоторые слова, которые можно шептать на ухо. Предание объемлет сразу и чувства, и мысли, и надежды, и действия. По прекрасному выражению И. Конгара, «Предание – это все, что нам было дано, чтобы мы могли жить в Завете»1659.

А значит, недостаточно просто рассказывать людям о Христе, не допуская их в Сионскую горницу. В ту горницу, двери которой так и остались незаперты, в ту горницу, в которую вводит нас церковная Литургия, чтобы дать нам место рядом с апостолами и вместе с ними подойти к той точке, с которой начинается Церковь и ее Предание: «Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 26-27).

О том же Предании говорит и ап. Павел: «Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб… « (1 Кор. 11, 23).

И именно это Причастие христиане соделали таинством и скрывали от других. Блаж. Августин в своем толковании Евангелия от Иоанна (96 гл) говорит, что оглашаемым не раскрывали вполне две христианские истины: о Св.Троице и о Евхаристии. Причину для такого сокрытия Августин указывает вполне неэзотерическую: для возбуждения в приходящих в Церковь сильнейшего желания познать эти тайны.

Как ревностно относились отцы Церкви III и IV веков к обнародованию Евхаристического таинства, можно видеть из реакции церковных иерархов на казус, происшедший во время гонений на св. Афанасия Великого со стороны ариан. Еретики обвинили св. Афанасия в том, что он, якобы ворвавшись во время совершения Литургии в храм, где служили еретики, опрокинул Чашу с Причастием. Против Афанасия было возбуждено дело в светском суде.

Когда об этом стало известно в Риме, тамошний епископ Юлий I обратился со специальным посланием к негласному покровителю ариан и влиятельному придворному константинопольскому епископу Евсевию. В этом послании (15-м) папа с негодованием говорит: «Нам стало известно, что производился допрос о чаше и трапезе пред префектом и его когортою в присутствии язычников, евреев и оглашенных. Это казалось невероятным до тех пор, пока не было подтверждено документально»1660.

Не только римский папа, но и Собор Александрийских епископов выступил в защиту св. Афанасия, произнеся, между прочим, те же слова возмущения: «И не стыдятся они выставлять тайны на такой позор перед язычниками, когда по написанному, „тайну цареви добро хранити“ (Тов. 12,7); и Господь заповедал: „не дадите святая псом, не пометайте бисер пред свиниями“ (Мф. 7,6). Не должно выставлять тайная на позор пред непосвященными, чтобы не посмеивались язычники по неведению, и не соблазнялись оглашенные, став пытливыми»1661.

Вот еще удивительный пример покровения молчанием Евхаристического таинства. Св. Епифаний Кипрский, хотя и упоминает о Евхаристии, но скрывает ее сущность между строк: «Видим, что Спаситель наш, восстав от трапезы, взял это и, благословив, сказал: Это Мое то-то » (Якорь, 57).

Это не было просто игрой в секреты. Христианам приходилось платить своей жизнью за умолчание о своих таинствах.

Дело в том, что основным оправданием многовековых гонений было обвинение в каннибализме. Главное обвинение христиан в странных трапезах по ночам… «Много разговора вызвало речение учителя, которое гласит „Если не будете есть плоти моей и пить крови моей, то не будете иметь жизни в себе“. Это уже действительно не зверство и не нелепость, но нелепее всякой нелепости и более дико, чем любое зверство, – вкушать человеческое мясо, пить кровь единоплеменника и единокровного и, поступая так, иметь жизнь вечную! Какую, скажи мне, чудовищную дикость вы вводите в жизнь, делая это? Какое другое вы можете совершить новое преступление, более проклятое, чем эта гнусность?.. Вот почему, я думаю, что ни Лука, ни Матфей этого не написали, признав это изречение неприличным, странным, режущим слух, никак не совместимым с культурной жизнью», – пишет платоник Порфирий1662.

Аналогичные обвинения пересказывает и Плиний Младший в письме Траяну. И хотя сам Плиний не обвиняет христиан в каннибализме, это обвинение, бывшее рефреном языческой антихристианской полемики, как ни странно, дожило до сих пор.

Никто иной как Карл Маркс всерьез обвинял христиан в пожирании младенцев: «Как известно, христианство дошло до человеческих жертвоприношений. Даумер в своей недавно появившейся книге утверждает, что христиане по-настоящему закалывали людей и на своих священных трапезах причащались человеческим мясом и человеческой кровью. Сам Павел горячо ратует против допущения на трапезы людей, которые не совсем еще посвящены в тайны христианства. Легко теперь объяснить также, откуда появились, например, реликвии 11000 дев… Человеческое жертвоприношение было святыней и существовало в действительности. Все эти вещи, как они изложены у Даумера, наносят христианству последний удар. Спрашивается: какое это имеет значение для нас? Все это дает нам уверенность, что старое общество близко к концу и что все сооружение обмана и предрассудков рушится»1663. Кстати, по Даумеру, Иуда донес на каннибализм, бывший на Тайной вечери. Для завершения этой линии заметим только, что уже через год после публикации своей книги Даумер почувствовал себя одержимым и был вынужден обратиться к католическим священникам-экзорцистам. Но даже его возвращение в церковь не смогло его спасти – через 10 лет он кончил самоубийством1664 …

Отвечая на подобные обвинения, Тертуллиан вопрошает распространителей сплетен: «Вы знаете дни наших собраний, почему нас и осаждают и притесняют, и хватают на самых тайных наших собраниях. Однако наткнулся ли кто когда-нибудь на полуобъеденный труп? Заметил ли кто-нибудь на залитом кровью хлебе следы зубов?»1665.

Жизнь христиан столь тесно была связана с Причастием, что ради него они готовы были умирать. В гонение Диоклетиана в Абилитине (город в Африке) была замучена группа христиан, которые на суде показали, что они знали, что за ними следят имперские сыщики и что они будут обнаружены и казнены, но они, из-за долгого отсутствия их епископа, так истосковались по Евхаристии, что решились больше не прятаться, вызвали пресвитера, который и совершил им Евхаристию. За это они заплатили жизнью1666.

Еще при жизни Христа больше всего искушений в народе вызвали Его слова о преломлении Его плоти. И в самом деле это предложение вкусить кровь могло представляться иудеям времен Христа лишь чем-то еще более немыслимым, чем современным людям: еврейский закон специально и категорически запрещал принимать в пищу кровь. Когда Христос сказал «ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне» (Ин. 6, 56) – многие соблазнились и отошли. Но Христос не бросился увещевать отошедших – дескать, понимайте символически, а не буквально – но обратился с жестким вопросом к оставшимся ученикам: «Не хотите ли и вы отойти?».