И как же много такой дряни, оказывается, может поместиться на махоньком квадратике подложки, на котором мы собираемся ваять наш процессор. Некоторые дефекты для него окажутся не смертельны. Для таких потерь в процессоре конструктивно заложено приличное резервирование большинства цепей. Но дефектов на подложках слишком много, и они нас побеждают. Как бы сказали мои знакомые спортсмены – с разгромным счётом 98: 2.
Примерно такие размышления, если о них говорить очень кратко, терзали мой мозг довольно долгое время. С тех пор, как заработал наш экспериментальный заводик в бомбоубежище, я мрачнел день ото дня. Если уж на его площадях мы не можем разместить полноценное производство, то о каком космосе я мечтаю.
– «Первая сотня советских космонавтов со станции „Космический радиозавод – 1“ в этом месяце выполнила план производства процессоров на сто десять процентов. Их почин подхватили ещё две космические станции, также перевыполнив план на пять и семь процентов. Победным шагом к светлому будущему продвигается содружество космонавтики и радиопромышленности. Наши люди верят, что именно сейчас, на их глазах, закладывается светлое будущее всей страны, всего нашего народа», – скоро мне уже и такая бредятина в голову полезет. В лучшем стиле одного знакомого парторга, с которым мне довелось познакомиться в начале своей трудовой деятельности.
На самом деле всё печально. Полноценный цикл производства процессоров, при существующем уровне развития космонавтики, в космос не вывести. Теоретически, может и возможно. Только за январь 1978 года СССР осуществил десять успешных запусков в космос самых разнообразных аппаратов. В их число вошли Союз – 27, с двумя космонавтами на борту и Прогресс – 1 – первый транспортный космический корабль. Остальные аппараты запущены вояками. Шесть из них – разнообразные разведчики. Оставшиеся два – военная связь и навигация. Стоит отметить, что спутники у вояк серьёзные. Тот же Зенит – 4МКМ все советские люди не раз видели. На его «гражданской» версии свой полёт совершил Юрий Гагарин. Всего-то поменяли шпионскую начинку на космонавта, а какой эффект получился.
Если по тоннажу прикинуть, то много чего может на орбите оказаться при соучастии военных. Кроме полноценного производства. Даже наш цех, который по факту скорее похож на этакую большенькую лабораторию, там не сможет нормально «фунциклировать». То бишь, работать более менее пристойно. Слишком много людей в нём трудится. Заменить бы их на автоматику, но для этого нужны более мощные процессоры.
Какой-то заколдованный круг получается и с чего-то нужно начать, чтобы попытаться его разорвать. Начать решил с той трудности, которую на Земле мне ещё долго не решить. Проблема у нас на планете с невесомостью. С той самой невесомостью, которая мне как воздух нужна, чтобы вырастить образцово – показательные кристаллы кремниевой подложки. Даже по самым скромным расчётам избавление подложки от ростовых дефектов снизит количество бракованных процессоров на двадцать с лишним процентов. Немного? Ну, это как считать. Я, в своём разговоре с Келдышем, эти самые двадцать процентов сформулировал иначе – на «космической» подложке выход кондиционных процессоров вырастет в десять раз.
Домик в Подмосковье, который был снят для нелегального лечения иностранцев, Натаныч освободил. Пробил таки он себе командировку в Швейцарию. На три месяца поедет внедрять закупленное ими у нас оборудование. Понятно, что это предлог. Контракт швейцарская клиника ему согласовала, чтобы он там мог лечить их клиентов. Оборудование на десять тысяч франков куплено швейцарской клиникой, как повод для командировки Натаныча. У себя в стране мы решили «прижать уши». Как бы не заиграться. Само собой, что трёхлитровые бутыли с эликсиром профессор с собой не потащит. Достаточно того, что в его багаже окажется маленький светлый камушек, с хитрой вязью узоров на нём. Эликсир я ему контрабандой доставлю. В порядке освоения, так сказать, смежной профессии. Есть у меня далеко идущие планы в этом направлении. Я про контрабанду. Точнее, про её принципиально новый виток развития.
Точно такой же камень я спрятал в снимаемом подмосковном домике. Телепорт до столицы съедает около пятнадцати процентов моего магического резерва. Нет, ну честное слово достало меня самолётами взад – вперёд мотаться. Вроде бы самолёт летит два часа десять минут, но на самом деле времени на полёт уходит слишком много. Начиная с очереди в авиакассах за билетом, и заканчивая выходом с экспресса у московского метро, времени часов семь теряется. Такой хоккей нам не нужен, как однажды выразился незабвенный Озеров.
Через Степана Арамовича подкупил себе вполне ещё добротный Жигулёнок, и припарковал его к домику. Переоформлять машину на себя не стал. Катаюсь по доверенности. Выигрыш по времени колоссальный. Успеваю за день и в Свердловске с делами разобраться, и в Москву смотаться, на встречи.
Встреч много. Желающих помочь – мало. Чиновники от космоса придумывают сотни причин, стараясь зарубить идею на корню, или хотя бы оттянуть её на неопределённый период времени. Если бы не протекция Келдыша, то со мной и разговаривать бы никто не стал.
Больше всего усилий, как ни странно, мне потребовалось приложить, чтобы сломать сложившийся стереотип о лётчике – космонавте. Вот должен космонавт быть лётчиком, и всё тут. Хоть кол им на голове теши. Зачем? Где потребуются его лётные навыки? Ракетой, до выхода на орбиту, управляют не космонавты, стыковку осуществляет автоматика, и на обратной дороге не полетаешь. Сначала атмосферы нет, а когда в неё войдёшь, то обнаруживается, что у спускаемого аппарата нет ни двигателя, ни крыльев. Опять же рулить нечем и не для чего. В конце концов обошлись же Белка со Стрелкой, те две собаки, ставшие первыми в мире космонавтами, без лётных навыков, и ничего страшного не произошло. Вот и нас запускайте в таком же режиме. Мы парни не обидчивые. Можем даже во время полёта погавкать в прямом эфире, если такое для дела потребуется. Обычно, сравнение нас с собачками расслабляло собеседников, и потом в дело шли уже иные козыри.
Одни только дополнительные солнечные батареи, которые мы брались доставить и самостоятельно смонтировать, открывали такие перспективы, что люди, разбирающиеся в космосе, готовы были пойти на риск.
Нынешняя энерговооружённость космической станции четыре киловатта в час. Мы собирались добавить к ним ещё двенадцать киловатт, снабдив станцию дополнительной аккумуляторной батареей, с соответствующими инверторами и контроллерами. На макете станции в Звёздном я дважды показывал конструкторам и иже с ними, как за считанные минуты к одному из наружных рёбер корпуса станции крепится на четыре защёлки раздвижная штанга, и на её конце разворачивается всем уже знакомый «космический зонтик». На этот раз он у нас сделан значительно меньше тех, которые нынче летают в космосе, подсвечивая города по вечерам, и вместо зеркальной плёнки там будут установлены солнечные батареи. Собранные также на плёнке. Снега и града в космосе не предвидится, поэтому стеклом панели защищать мы не собираемся.
Огромным плюсом для меня было то, что уже шесть аппаратов нашей разработки успешно трудятся в космосе, вполне зримо доказывая практическую полезность космонавтики и освещая города. Изучение Луны и далёких планет, дело конечно же интересное, но когда добираешься вечером до дома, гораздо приятнее идти по освещённым улицам, а не пробираться в темноте, рассуждая о далёких планетах и достижениях советской космонавтики. Да и молодёжь у нас в Свердловске понемногу привыкла в центре города по вечерам собираться, чтобы лишние пару часов «погулять под фонариком».
О встрече с Виктором Николаевичем я договорился как обычно, через старшего Микояна. Причину встречи придумал вполне уважительную. Соорудил я на досуге пару колечек, чуть повеселее первых лечебных артефактов моего же собственного изготовления. Можно и в амулетики нынешнюю модель было впихнуть, но у меня на то имелись свои цели и причины. Была мной в колечко добавлена рунная цепочка – диагност, кроме всего прочего. Не бог весть какой датчик, но тем не менее такая схемка позволяет визуально определить примерное состояние здоровья у носителя кольца.
