– Дурачок мой. Бешеный. Да мне никого кроме тебя не надо. Я за нас боюсь. И за себя, и за тебя, – услышал я наговор жены, которая словно ведунья, сквозь слёзы, шептала мне не сразу понятные слова на ухо, гладя мои мокрые волосы.

Вот это меня торкнуло! Никогда не думал, насколько всепоглощающа может оказаться ревность. До сих пор звон в ушах и круги перед глазами.

Ященко Володя…

Гениальный спортсмен, красавец, чемпион мира по прыжкам в высоту, завоевавший этот титул в девятнадцать лет. Суперзвезда, любимец и секс – символ миллионов.

После травмы и неудачной операции в ЦИТО, он уже никогда не станет больше чемпионом. Позади останется рёв трибун в американском Ричмонде, где парень с гривой льняных волос прыгнул на 2,33 и заставил американцев бегать за ним по всему стадиону, в попытках прикоснуться к новому кумиру.

Безумство болельщиков в Тбилиси, где Ященко в «матче – гиганте» между СССР и США установил новый мировой рекорд, взлетев на 2,34.

Неистовство итальянских «тифоззи» в Милане, когда на знаменитом стадионе «Сан-Сиро» Володя установит ещё один рекорд, выиграв чемпионат Европы с результатом 2,35. Ященко там накинул на плечи советский флаг, и под тарантеллу помчался по кругу, под восторженный рёв трибун.

«Каравелла Колумба», спортивная награда, вручаемая в Италии «Лучшему спортсмену планеты» тогда досталась ему, а не именитым футболистам и не пилотам «Формулы – 1».

– Ты у наших девчонок в общаге просто никогда не был. Там портреты Ященко в каждой комнате наклеены. А тут я бегу утром по Звёздному кросс, смотрю, вроде бы он на скамейке сидит. Поникший, сам на себя не похожий. Я подумала даже, что обозналась. Обратно пробегаю, а навстречу Дьячков. Ой, да ты и не знаешь наверное, кто это. Тренер знаменитый, один из лучших в мире. Патриарх, мэтр прыжков в высоту. Он ещё Брумеля тренировал. Я остановилась, поздоровалась. Сказала, что я твоя жена, и тоже будущий тренер. Владимир Михайлович мне головой кивает, а у самого глаза, как у побитой собаки. Они с Володей сюда, в Звёздный, на консультацию к хирургам приезжали. Ященко не хочет в ЦИТО на повторную операцию ложиться. Я у Дьячкова телефон взяла. Объяснила, что для тебя, – Ольга чуть успокоилась, и не слезая с колен, выложила мне всю историю, шмыгая носом.

Ага, похоже не один я в семье такой ревнивый и умный. Жена вон тоже задумалась, кто с уходом Ященко из спорта его место может занять. Не в спорте, а в умах и фантазиях молодёжи. А оно мне надо – стать кумиром для миллионов сопливых девчонок? Уверен, что нет. Столько счастья – это по мне так перебор уже будет. Мне бы со своими успехами разгрестись. И так уже вылез везде, где только можно и где нельзя.

Да и спортивный травматизм – это проблема из проблем. Сколько звёзд из-за обычной травмы колена сдают позиции. Бобби Орр, Фил Эспозито, Поладьев, Ляпкин. Долго можно перечислять. Ещё больше окажется тех, кто так и не стал звездой спорта, хотя мог бы. Их тысячи. Безвестных героев спорта, сошедших с дистанции из-за обычной травмы колена. Самому мне такое направление не вытянуть, да и способности у меня не совсем те, что нужны. Зато у меня же есть ученики, и особенно одна ученица… Заодно и врачам местным можно будет показать мастер класс по нетрадиционной медицине. Вот удивятся-то.

Угу. Нужно попробовать, но после диагностики. Хуже мы Володе точно не сделаем, а сможем ли чем-то помочь – видно будет. Заодно и от алкоголя его закодирую. Попутно. Иначе всё лечение псу под хвост пойдёт. Пропьёт же, придурок, свой талантище.

Далеко не ко всем Птица Счастья сама в руки прилетает, а уж удержать её так и вовсе единицы могут.

г. Свердловск. 25 апреля 1978 г.

Домой, в Свердловск, сорвали дела.

Нас крайне настоятельно желало видеть руководство области. Ещё бы. Первое мая на носу, а два свердловчанина – космонавта в Москве застряли. Можно подумать, там на Красной площади своих космонавтов мало будет.

Примерно в таких выражениях нам довели неоднократный посыл наших обкомовцев, которые без устали наяривали к нам в «контору» по рабочим телефонам.

И действительно. Что-то загостились мы в «нерезиновой». Пора и честь знать.

Опять же, по настоятельной рекомендации «старших товарищей», возвращались домой поездом. Встреча в аэропорту – это конечно же здорово, но на вокзале такое мероприятие гораздо шикарнее будет выглядеть.

По полной программе поймём, что такое есть «медные трубы».

И узнали. Дудят действительно знатно. Сводный духовой оркестр УрВО – это сила. Они даже электровозный гудок перекрывают запросто, когда ты прямо перед оркестром стоишь.

С официальной версией убытия из столицы получилось неплохо. У меня же для скорейшего возвращения была и другая причина. Когда я позвонил домой, то отец очень настойчиво стал интересоваться, когда я вернусь. При этом тон у него был донельзя загадочный, и он мне не совсем ловко пытался намекать, что имеет крайне важную информацию. Честное слово, заинтриговал. Даже представить себе не могу, что там могло такого произойти, что батю аж распирает от желания поделиться со мной чем-то без сомнения секретным и важным.

Про встречи и торжества рассказывать не буду. Меня до сих пор от одних воспоминаний подташнивает. Про письма и приглашения скажу одно – в картонную коробку от телевизора они уже не влезают. Пришлось принять на работу ещё двух секретарш.

– Ты помнишь технолога из Зеленограда, который к нам в командировку приезжал? – заговорщицким шёпотом начал вещать батя, когда я наконец-то добрался до родительского дома и мы с ним смогли уединиться на балконе.

– Это у которого ты ещё изобретение спёр? – специально подначил я отца, чтобы слегка понизить градус таинственности в предстоящем разговоре. Помню я, как он как-то меня сильно удивил, приписав к нашей «конторе» чужое изобретение отрезного станка, который кремниевую булю распускает на тонюсенькие диски. Ладно хоть, по договорённости с изобретателем, но по мне, так всё равно не совсем честно получилось. Мы тогда неплохие деньги заработали. Правда и то, что с самим изобретателем поделились, а то у себя на заводе он копейки бы за него получил. Точно так же, как и мой батя в свою бытность инженером, за все свои изобретения.

– Этого самого, – не поддался отец на провокацию, не переставая изображать из себя шпиона Гадюкина, – Так вот, он опять к нам приехал.

– Ух-х, и что ты у него на этот раз стыбрить собираешься? – повёл я носом в сторону раскрытой кухонной форточки, из которой на балкон пахнуло умопомрачительными ароматами. Женщины наши в четыре руки там что-то жарят – парят.

– Они со стерженьками в одной лаборатории поэкспериментировали, из твоего кремния. С вращающимися. Вместо затравочного кристалла. Вот, смотри, – батя протянул мне пачку из-под сигарет, аккуратно приоткрывая крышку и что-то вытряхивая из неё себе на ладонь.

Три кусочка тончайшей пластины. Практически готовый материал для кремниевой подложки.

– Представляю, сколько тут дефектов… – только и смог произнести я, понимая, что новый материал вряд ли будет блистать качеством, хотя бы в силу своей неотработанной технологии.

– Напрасно, – покровительственно усмехнулся отец, аккуратно убирая пластины, – Результаты конечно же похуже твоих пластин, тех, что из орбитального кремния, но значительно лучше, чем традиционные. А самое главное – для этого производства нужны всего лишь граммы кремния, выращенного на орбите. На сами затравочные стержни. Остальное сырьё вполне себе земное. Технология частично Степановская, но доработанная зеленоградцами.

– Батя, стоп. Мы постоянно несёмся вскачь, всё время что-то разрабатываем и мало чего воплощаем в металле. Мне сейчас нужна масса, а не передовые идеи. Очень много простых и надёжных восьмибитных процессоров. Десятки, сотни тысяч. С ними мы хоть чуть-чуть, но обгоним конкурентов. В основном за счёт повышения частоты и дополнительных сопроцессоров. Для них сырья теперь хватит. Потом придёт очередь шестнадцатибитных процов и мегабайтных схем памяти. Это уже колоссальный прорыв, – я остановился, подбирая слова, а потом выдохнул и замолчал, заметив улыбку отца, расползающуюся всё шире и шире.