Вот только рабство для него хуже смерти. Он выбирает забвение.

А я… Даже думать не хочу об исполнении этой части договора! И не стану, пока мы не соберем все артефакты.

– Яр, – тихо окликнула я его. – Расскажи толком, как джинну исполнить собственное желание? Из объяснений Хафиза я не все поняла.

Куда подевалась моя смелость? Ночью я не смущалась страстных поцелуев, а сейчас не знала, куда деть взгляд. Принялась выстраивать пирожные по краю тарелки, лишь бы не смотреть на Яра.

Яр оторвался от созерцания улицы и подался вперед.

– Ты о том подслушанном разговоре? Будто бы невинность юной девушки может подарить джинну исполнение его желания? – спросил он, не щадя мою скромность. – Никто не знает, так ли это на самом деле: пока ни у кого не было возможности проверить.

– Но Хафиз сказал…

Яр потянулся взять меня за руку, вспомнил, что не может сделать этого при свете дня, и примостил ладонь рядом с моими беспокойными пальцами, перепачканными в креме. Я сама подсунула их под его теплую ладонь. Джинн погладил меня, будто котенка по шерстке, и я замерла, разомлев от ласки.

– Хафиз мечтает покинуть кувшин и снова сделаться живым человеком. Вряд ли это возможно, он выдает желаемое за действительное, я никогда в это не верил. Такие легенды рождаются сами собой, чтобы не так страшно было умирать. Эта появилась, когда захватчики придумали способ превращать нас в рабов. Я тогда был еще свободен… Ну что же ты не ешь пирожные, Ви? – прервался он. – И чай остывает.

Я торопливо надкусила эклер и кивнула Яру, мол, продолжай.

– Говорят, самый первый из нас, великий Ваис Данияр, умирая, потратил часть магии, чтобы оставить остальным надежду. Но Хафиз запамятовал или никогда не знал о самом важном условии. Юная девушка должна любить джинна. Любить по-настоящему, самоотверженно, сильно, тогда это чувство разобьет любые оковы. А потерянная невинность – всего лишь маленькая добровольная жертва. Кровь всегда обладала магическими свойствами.

Я как раз делала глоток чая и подавилась на этих словах, закашлялась. Я была сконфужена донельзя, но Яра смутить было совсем не просто.

– Что такое, котенок? Тебя пугает кровь? – Он наклонился ниже, к самому моему виску, защекотал теплым дыханием. – Вот видишь. Ты не готова.

– Готова, – прошептала я.

Яр грустно улыбнулся и потянул за рыжую пружинку локона.

– Я не возьму. Я говорил, но повторю еще раз.

– Ты ведь можешь стать свободным! Ты, Хафиз, Латифа. Только пожелай!

– Нет, Ви. Если даже это правда и Ваис Данияр на самом деле сумел оставить нам выход… Ты меня не любишь, Вивиана.

– Я…

«Люблю!» – хотела сказать я и не смогла. Я страстно желала Яра, но любила ли.

– Вот видишь, – повторил Яр.

В его темных глазах, в самой глубине, мелькнула и растворилась печаль. Он быстро справился с собой, стащил еще одно пирожное и отодвинулся, размял плечи. Подлил мне из медного чайника горячего напитка.

– Выпей горячего, Ви. Ты вся дрожишь.

На западной окраине развернулась осенняя ярмарка. Крики зазывал у шатров бродячих артистов тонули в многоголосом хоре толпы, пришедшей поглазеть на иноземные диковинки, послушать рассказы купцов о дальних странах, поторговаться с лавочниками.

– Я никогда не бывала на ярмарке, – призналась я. – Родители запрещали, считали, что детям там делать нечего. Патрик их, конечно, не слушал и, когда мы осенью приезжали в столицу, сбегал посмотреть на артистов. Приносил мне яблоки в карамели… Что, если мы зайдем в лекарскую лавку, а на обратном пути заглянем сюда?

Тут же сделалось совестно.

– Хотя нет. Какая ярмарка! О чем я только думаю…

– Заглянем, – сказал Яр. – Почему нет? Все равно по дороге.

Удача наконец повернулась к нам лицом, и в ближайшей аптекарской лавке обнаружился небольшой запас сонноцвета. Яр расплатился камешками, подобранными по дороге.

– Мы воры, – вздохнула я, когда мы вышли за порог. – Это ужасно… Сейчас особенно стыдно, ведь хозяин, бедолага, из сил выбивается, чтобы держать дело на плаву. Ты видел, как он обрадовался, когда мы купили дорогое средство?

Зачем я это говорю Яру? Он только счастлив насолить потомкам лжецов.

– Не переживай, Ви, – ответил джинн. – Мы заплатили не только камнями: я зачаровал лавку, в ближайший месяц от посетителей отбоя не будет.

– Правда? – обрадовалась я.

– Нет, конечно. Коварная ложь. Джинн я или кто? – сварливо проворчал Яр – сам, видно, удивлялся, как это его угораздило проявить заботу о лавочнике.

Выполнив главное поручение, мы влились в толкучку осенней ярмарки. Чего здесь только не было! На деревянных столах – россыпи фруктов и овощей, слегка помятых, но зато и отдавали их за гроши. Прилавки с недорогими украшениями, платками и поясами. Торговали и пряниками, и медом, и мукой, и зерном, шапками и шалями. В дальнем конце, у спуска к тракту, устроен был закуток, где мычали коровы, блеяли овцы и мекали козы. В воздухе висел острый запах жареного мяса, картошки и жженного сахара – разогнать ароматы было не под силу даже ветру. Всюду шныряли вездесущие мальчишки, предлагая купить у них за монетку яблоко или грушу – или же просто так дать медяшку, если не жалко. У крытых шатров плясали акробаты в обтягивающих ярких трико – как им только не холодно! Факиры выпускали изо рта огонь в опасной близости от людского моря, но никто не двигался с места. Зеваки восхищенно ахали, несмотря на то что у самых смелых слегка подпалились усы и брови.

– О, Яр, ты так тоже можешь! – Я вспомнила огненную иллюзию в музее академии. – И даже лучше!

– Предлагаешь подзаработать? – хмыкнул Яр.

– А ведь можно было бы! Нет… Я не к тому, сейчас нет нужды. Но если бы ты стал свободным!..

– Вивиана! – рявкнул мой джинн, да так, что на нас стали оборачиваться.

– Ой, смотри, кажется, здесь скоро будет кулачный бой! – сказала я как ни в чем не бывало: ну не спорить же с этим упрямцем снова и снова.

Отец еще и потому не хотел отпускать меня на ярмарочные гуляния, а на побеги Патрика смотрел сквозь пальцы – из-за традиции кулачных боев. Это зрелище не для юных дев!

Парни и мужчины, посетители ярмарки, разделялись на две команды, раздевались до пояса и шли врукопашную – размяться, показать удаль и силу. Некоторые приходили сюда специально, чтобы почесать кулаки, а после боя выпить пива с недавними соперниками.

Распорядители боев вбивали в землю колышки и привязывали веревки, чтобы отгородить часть площадки. Стражники отгоняли любопытных ребятишек. Парни, дожидаясь веселья, расстегивали кафтаны и стягивали рубашки.

Я устремилась туда, где собирались зрители. В этот раз я обязательно полюбуюсь кулачным боем, никто меня не отговорит. Но Яр и не собирался отговаривать, встал рядом и заинтересованно спросил:

– Зачем они будут драться?

Я пожала плечами.

– Силу девать некуда. Ну и спустить пар.

– Спустить пар… – медленно повторил джинн. – Хм. Можно не сдерживаться?

– Магию применять нельзя! – испугалась я.

Яр принялся расстегивать куртку. Лицо его загорелось предвкушением. Похожее выражение я видела на лице Патрика, когда он задумывал очередную проделку.

– И убивать никого тоже нельзя! – добавила я на всякий случай. – Только драться.

– Отлично. Я понял. Без магии, без убийств.

Почему мне так не понравился восторг в его голосе? Яр пытался его скрыть, но получалось плохо.

Яр отдал мне куртку, стянул через голову рубашку. Я впервые увидела его обнаженным по пояс. В одежде он мог показаться худощавым, но сейчас особенно хорошо было заметно, как прекрасно он сложен. Поджарый, мускулистый, даже тонкие полоски шрамов на бронзово-смуглой коже нисколько не портили красивое тело.

Я сглотнула, на миг позабыв слова, но тут же снова забеспокоилась:

– Серьезно, никакой магии! За битвой обязательно наблюдает кто-то из боевых магов.