Хафиз развел руками, мол, такова жизнь. Латифа молчала и грустно улыбалась.
– Ничего, – сказала она. – Ты будешь знать, где меня искать. Я подожду. У меня в запасе много времени.
– Нет, так нельзя!
Я вгляделась в лицо Яра, надеясь отыскать скрытый ответ. Я хотела верить, что ошибаюсь! Но мой джинн едва заметно качнул головой.
– Увы, Ви… Артефакты ты не сможешь пронести с собой. Если бы мы выбрали забвение – все стало бы проще. Я бы объяснил тебе, как уничтожить артефакты, и та же мощная сила, что отправит тебя в прошлое, расплавила бы наши тюрьмы и освободила нас…
– Это не свобода, – прошептала я, борясь со слезами. – Ты обещал! Обещал, Яр!
Он обнял меня, наклонился и негромко произнес:
– Я сказал: если бы выбрали забвение. Я выбираю тебя, Ви. Я люблю тебя.
– Я люблю тебя… – эхом подхватила я.
И в тот же миг поняла, что мне надо будет сделать, когда я вернусь в прошлое. Чуть отклонилась, так что очутилась нос к носу с Яром.
– Поцелуй же меня, мой несносный джинн.
Зажмурилась, ожидая, когда его теплые губы накроют мой рот. Я тут же захмелела от его пряного и сладкого поцелуя. Мы пили друг друга, так жадно, как путник после долгой дороги припадает к колодезной воде.
– Моя Ви… – выдохнул Яр, с трудом оторвавшись от меня. – Ви… Послушай еще, это важно. Когда ты вернешься, рядом с тобой окажусь не совсем я. Тот Яр, которого ты призовешь из браслета, будет зол на весь мир и захочет тебе навредить.
– Ой… Ты навсегда останешься таким?
– Нет, память обо всем, что мы прошли вместе, вернется через какое-то время, но на это может уйти несколько часов или дней. Будь осторожна.
Я вспомнила Яра, в чьих глазах горел огонь ненависти, и поежилась.
– Не бойся, Ви. Ты найдешь на него управу. Заставь его подчиняться тебе во всем.
– Но как?
Заставить того Яра подчиняться было примерно так же легко, как сдвинуть взглядом гору…
– Очень просто. Силой моего настоящего имени.
– Что?! Яр…
– Ш-ш-ш, зайчишка. Кому, как не тебе, я могу доверить мое настоящее имя! Слушай и запоминай. Арслан Вакар Дари Пламя Сердца.
64
– Арслан… – произнесла я, пробуя имя на вкус, будто изысканное лакомство.
И рассмеялась, догадавшись:
– Лев! Так вот почему…
И Яр – Арслан – рассмеялся тоже.
– Запомнила? Или еще раз повторить?
Я покачала головой: нет, не нужно. Каждая буква его настоящего имени огненными рунами горела на сердце. Разве я смогу забыть?
Яр кивнул: «Пора». Он, Хафиз, Латифа и мрачный Фархан, участвующий против воли, окружили меня кольцом. Джинны еще ничего не успели предпринять, но внутри круга сгустилась грозная сила, от которой слегка щипало кожу и волоски вставали дыбом, как во время грозы. Артефакты нагрелись.
– Ты можешь пожелать забвения только для одного из нас, – сказал Яр, посмотрев на бывшего сенешаля короля. – Тогда он больше не сможет смущать разум Карла.
Фархан побледнел. Желание свободы и власти не довело советника короля до добра. Трудный выбор! Если я предам мерзавца забвению, в будущем это избавит меня от многих проблем. Но… Кто я такая, чтобы казнить или миловать? Это герцог считал джиннов сгустками темной материи без души и разума, а я знала, что они такие же люди.
– Нет. Я никому не стану желать забвения.
– Ви, подумай еще раз! – не выдержал Хафиз. – Опасно оставлять такого врага за спиной. Он рано или поздно вспомнит все, что здесь происходило. Мы все вспомним.
– Очень на это рассчитываю!
Я обвела взглядом друзей: Латифу, растерянно прикусившую губу, сумрачного Яра, Хафиза, приподнявшего брови. Самым изумленным выглядел бывший сенешаль, потрясенный известием, что я сохраню ему жизнь.
– Просто доверьтесь мне!
– Хорошо, Ви, – ответил за всех Яр. – Вижу, ты знаешь, что делаешь.
– Спасибо!
Моя искренняя решительность убедила Яра. Когда я успела обрести эту внутреннюю силу? Когда из испуганной и слабой девочки превратилась в бойца? Нет ответа. Беспомощность уходила от меня по капле. С изнеженной графинюшки, какой я была, словно живьем сдирали кожу. Больно и страшно. Но та, что заплела в волосы темные пряди и вышла один на один против целого мира, потому что на всем свете больше некому было ей помочь, уже не была маленькой и робкой Ви.
– Я готова.
Джинны медленно двинулись по часовой стрелке. Очертания стен и мебели за их спинами размывались, погружались в темноту, пока не осталось ничего, кроме крошечного круга света, в котором стояла я.
– Я хочу вернуться в утро своего восемнадцатилетия. Сразу после пробуждения! – торопливо сказала я.
Можно было перенестись и на несколько дней раньше, но я не хотела рисковать: пусть браслет точно будет у Патрика.
Яр кивнул, не размыкая рта. Губы всех джиннов были плотно сжаты, и в воздухе гудело низкое мелодичное «М-м-м-м…», словно одна-единственная нота. От этого звука моя душа дрожала и рвалась наружу, я ощущала это всем своим существом. Фигуры джиннов превратились в расплывчатые тени с красными угольками на месте глаз.
За гранью круга разрасталась мгла, поднималась над человеческими силуэтами волной с неровными краями. Она угрожающе зависла надо мной, подрагивая, точно живая.
«Не бойся… Не бойся…» – коснулся разума неслышный шепот.
Темнота хлынула, словно вода, захлестывая меня с головой, и увлекла в водоворот. Я вскрикнула, забарахталась, инстинктивно пытаясь выбраться. Темнота залила глаза, нос, потекла в рот. Я захлебнулась и растворилась в ней…
…Чтобы в следующее мгновение очутиться в собственной постели, в спальне, наполненной светом утреннего солнца.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Я жива, я дышу! Голова кружилась, слабость была такая, что затылок от подушки не оторвать. Руки плохо слушались, были как чужие, однако я с усилием приподняла одну, другую. Пошевелила пальцами перед глазами. Мои ладони. Ноготки аккуратно подпилены, а не обкусаны. Розовые мягкие подушечки – ни следа мозолей. Я чувствовала гладкость шелковых простыней, ворсинки пледа, мягкость ткани тонкой хлопковой сорочки.
– Получилось? – прошептала я и испугалась звука собственного голоса: так хрипло он звучал.
Я рывком села на постели и осмотрелась. Сознание плыло, как после тяжелого сна, но все случившееся не приснилось: на среднем пальце левой руки посверкивало тонкое колечко мастера Эрмина, рядом с подушкой лежал кристалл. А вот артефакты исчезли. Яр предупреждал, что так будет, и все же в солнечном сплетении угнездилась тревожная пустота: без браслета на руке я чувствовала себя голой.
Браслет! Я отыскала взглядом место на полке, где лежал подарок Патрика, но подушечка, на которую брат собственноручно водрузил артефакт, пустовала. Я вскрикнула.
«Спокойно, спокойно! – урезонила я колотящееся сердце. – Пат просто не успел мне его подарить. Еще слишком рано. Интересно, который час?»
Я соскочила с кровати и облачилась в легкий халатик. Впереди долгий и трудный день, каждый час на счету! Первым делом нужно отыскать брата и попросить свой подарок. Вот он удивится! Маленькая сестренка прежде не выказывала такого нетерпения.
Мой Патрик…
Ноги вдруг сделалась ватными. Я вынуждена была опуститься на ковер, пережидая слабость. Он правда жив? И родители? Все они – живы? Еще не поздно?
– Еще не поздно? – беззвучно шевельнулись губы, и из глаз потекли прозрачные слезы, вымывая из души черную боль. – Я успела…
Однако нельзя расслабляться, пока не наступит утро следующего дня. Враги сильны и жестоки, переиграть их будет непросто.
В дверь постучали.
– Стрекозка? – услышала я звучный баритон любимого старшего брата. – Ты проснулась? Знаю, что проснулась. Я принес тебе подарок.
65
Я распахнула дверь и бросилась Патрику на шею, прижалась изо всех сил. Не выдержала и разревелась, оставляя мокрые следы на ткани модного сюртука. Мой брат из плоти и крови, живой, настоящий стоял передо мной. Я уже забыла, как пахнет Патрик: цветочным мылом и терпким древесным ароматом туалетной воды – подарка мамы.