Месяц спустя все стало на свои места. Информация тщательно проверялась и перепроверялась, и мы смогли определить, что главная ставка Тито находится в округе Двар в западной части Боснии. Теперь требовалось быстро осуществить непосредственную подготовку военной части операции, и я отправил начальника моего штаба капитана фон фолькерсама в Банья Луку, центр этой провинции, чтобы он установил связь с командующим нашими войсками в Боснии. По возвращении фон фолькерсам доложил, что генерал принял его холодно, если не с неприязнью. В тот момент я не обратил внимания на подобную деталь, ибо мне было все равно, что испытывают по отношению ко мне эти господа. Главное для меня — выполнить задание.

А несколькими днями позже, в конце мая 1944 года, в Аграм пришло сообщение: «Армия X, готовит операцию против ставки Тито. Дата операции 2 июня». Вот чем объяснялось поведение армейского руководства. Во мне они видели лишь нежелательного конкурента и решили поспешить в погоне за славой. Сначала их действия возмутили меня очевидной нелепостью — я бы с удовольствием сотрудничал с ними и даже предоставил бы себя в распоряжение генерала. Но я быстро подавил гнев и поспешил исправить ошибку генерала с радиограммой: ее могли перехватить и расшифровать. Я немедленно отправил радиограмму, предупреждая господ в Боснии о возможной утечке информации. Уже возвратившись в Фриденталь, я получил дополнительные сведения, утвердившие меня в этом мнении. Стало ясно, что операция обречена на провал. Я вновь сообщил в Боснию свои соображения, но хуже некуда, если глухой еще и затыкает уши. Генерал X, не захотел отменить «свою» операцию.

В назначенный день батальон парашютистов СС десантировался в долине в самом сердце непокорного района. Тут же на планерах подоспело подкрепление, сразу ринувшееся в бой. После упорного и кровопролитного сражения партизаны отступили, оставив долину и деревню. К сожалению, мои опасения подтвердились: клетка опустела, птичка выпорхнула. Нашим удалось захватить лишь двух британских офицеров связи, от которых Тито, по-видимому, пожелал избавиться. В одном из домов обнаружили новую с иголочки маршальскую форму. Тито покинул деревню всего несколько часов назад и укрылся в другом убежище. Но это еще не все. Лишь быстрый маневр подкрепления позволил разорвать кольцо окружения, в котором оказался зажатый в горной долине батальон парашютистов СС.

Так из-за постыдного карьеризма холеных высокопоставленных интриганов провалилась тщательно разработанная широкомасштабная операция, которая, казалось, уже была «обречена на успех». Более того, эта глупость практически свела к нулю наши шансы обезглавить югославское сопротивление. В дальнейшем мы, конечно, старались точно определить местонахождение ставки Тито, перебравшегося к побережью Адриатического моря, а затем на остров Вис. Мы даже задумали провести молниеносную операцию с высадкой на остров, но развитие событий вновь опередило нас.

Но вот началась крупная высадка союзников — в Германии ее назвали вторжением. На рассвете 6 июня 1944 года первые англо-американские части ступили на землю Нормандии. В течение нескольких недель ситуация оставалась неопределенной, а затем прорыв Авранша склонил чашу весов в пользу неприятеля. В тот день каждый немец должен был почувствовать, понять, что война проиграна. По крайней мере лично я не питал более иллюзий по поводу итога войны, но своим подчиненным объявил, что командование не испытывает серьезных опасений, и ничем не проявил своего пессимизма даже в частных беседах с такими близкими и верными друзьями, как Радль и фон Фолькерсам.

Ставка фюрера еще надеялась, с одной стороны, на благоприятное развитие политической ситуации и, с другой, — на создание вскорости нового секретного оружия, надежды, по моим сведениям, абсолютно беспочвенные.

К июлю 1944 года положение стало откровенно угрожающим.

В первую неделю июня потрясающий удар русских смел нашу оборону на Восточном фронте. Центральная группа армий фактически перестала существовать. Более тридцати германских дивизий попали в плен! Невозможно даже представить себе, как разом мог сдаться весь мощный кулак армий. Повинен ли в этой катастрофе штаб Верховного командования? Или причиной стали усталость и падение духа в войсках? А на западе союзники, используя подавляющее превосходство в вооружении, неотвратимо приближались к границам Германии. Нам оставалось только стиснуть зубы и продолжать борьбу у самого края пропасти. Честно говоря, тогда мы еще не считали свое поражение неизбежным.

20 июля 1944 года я должен был отправиться в Вену, где предстояло согласовать некоторые детали операции против Тито. И тут, словно гром среди ясного неба, пришло сообщение о неудачном, к счастью, покушении на Гитлера. Мои офицеры и я были буквально ошеломлены. Как такое могло произойти? Может, группе неприятеля удалось проникнуть на территорию ставки фюрера? Мы и предположить не могли, что бомбу подложил немец. Во всяком случае, раз Гитлер остался жив, я не видел никаких причин отменять поездку.

В 6 часов вечера мы с Радлем приехали на Анхальтский вокзал, расположились в забронированном для нас купе и стали было готовиться ко сну. Но на станции Лихтерфельде, что на самом краю Берлинского округа, с платформы донеслись крики:

— Майор Скорцени! Майор Скорцени! Я выглянул в окно и, увидев бегущего вдоль состава и орущего во все горло офицера, махнул ему рукой. Совершенно запыхавшийся, он вскоре оказался в нашем купе.

— Господин майор, вам следует немедленно вернуться! Приказ сверху! Покушение на фюрера вызвало путч. Я недоверчиво пожал плечами.

— Видите ли, это непросто. За срыв задания кто-нибудь может поплатиться головой. Тем не менее.., я возвращаюсь. Радль! Поедете в Вену и начнете переговоры. Я присоединюсь к вам завтра.

Мы направились в Главный штаб войск СС, и по дороге офицер сообщил скудные сведения, которыми располагал. Получалось, что имел место настоящий заговор, инициированный группой высших офицеров и генералов. К Берлину якобы шел бронепоезд, но никто не знал намерений его командиров. Я никогда не принимал на веру непроверенные и неконкретные сведения, считая их не более чем болтовней.

Шелленберг, ставший бригаденфюрером СС, сразу принял меня и сообщил некоторые подробности. По его словам, штаб переворота находился на Бендлерштрассе, иначе говоря, в министерстве внутренних войск (эти войска контролировали территорию Германии, Чехословакии, Польши, Эльзаса и прочие). Шелленберг был очень бледен и чрезвычайно встревожен. Буквально под его рукой на письменном столе лежал огромный револьвер.

— Ситуация неясна и чревата опасностями, — заключил он. — Во всяком случае, если они доберутся сюда, будем защищаться. Я уже раздал всем пистолеты-пулеметы. Не могли бы вы поскорее прислать из вашей команды специалиста по обороне зданий?

Но в суете я совершенно забыл предупредить свою группу. К несчастью, телефонная связь работала с перебоями. В конце концов мне удалось связаться с Фриденталем и вызвать капитана Фолькерсама.

— Немедленно объявите в батальоне тревогу. Капитан Фукер примет командование и будет действовать в соответствии с приказами, полученными от меня лично. Первую роту немедленно направить в штаб СС, где я сейчас и нахожусь. Вы вместе с аспирантом Остафелем, который нужен мне в качестве адъютанта, садитесь в бронеавтомобиль и на полной скорости мчитесь сюда.

Повесив трубку, я повернулся к Шелленбергу.

— По-моему, — сказал я, — следует разоружить ваших сотрудников: меня пронизывает страх, когда ваши чинуши при мне размахивают пистолетами. Именно так я и поступлю, ибо внутри этого склепа не стоит играть с оружием. Если же «они» появятся здесь до прибытия моей роты, вам лучше бежать, поскольку таким пистолетом вы не внушите им уважения к своей персоне.

Я предоставил ему бороться со своими сомнениями и вышел на улицу. С лихорадочным нетерпением я ждал Фолькерсама и Остафеля, которые, четко выполняя приказ, уже через полчаса показались вдали в облаке пыли. Я решил своими глазами посмотреть на происходящее в Берлине. Фолькерсам остался в штабе СС, и я пообещал время от времени выходить с ним на связь. Как жаль, что мы не имели в то время портативных радиопередатчиков «токиуоки», которыми пользовались американцы!