— Я не могу поверить, что ты все еще тверд после этого, — говорит она после долгого момента тишины.

— Это твоя вина.

— Почему это моя вина?

— Он никогда не устает внутри тебя.

Она дрожит в моих руках.

— Когда ты так говоришь…

— Что?

— Я верю, что это действительно возможно, что у нас это получится.

— Это возможно, и у нас уже получается.

— Пожалуйста, только не передумай.

— Я не передумаю. Я обещаю.

Хани

Сначала я не поняла, что меня разбудило. Средина ночи. Блэйк спит рядом со мной, он чем-то обеспокоен. Его ноги двигаются, и благодаря легкому свету ночника я вижу, что его руки крепко сжимаю одеяло в кулаках.

Я кладу руку ему на грудь, и неожиданно понимаю, что он весь покрыт потом, его сердце бешено пульсирует под моей рукой.

— Блэйк. — Я приближаюсь к нему и целую в плечо. — Дорогой.

Он кричит как будто от невыносимой боли.

Встревоженная, я сажусь, кладя руку ему на лицо.

— Блэйк! Дорогой, проснись!

Он мямлит что-то неразборчивое и скулит.

Я не могу выносить, что ему больно, даже, если это во сне. Наклоняясь, я целую его лицо, губы.

Он просыпается с дикими глазами и осматривает комнату вокруг себя.

— Я здесь, Блэйк. Ты в прядке.

— Я, ум… — Он потирает лицо, резко встает и бежит в ванную.

Пока я жду его возвращения, рассматриваю потолок, гадая, что ему снилось, и захочет ли он рассказать мне об этом.

Он долго находился в ванной, перед тем как вернуться в постель, его кожа остыла, его дыхание пришло в норму.

— Извини, что разбудил тебя.

— Ничего страшного.

Задетая его резким тоном, я возвращаюсь на свою подушку, и фактически прикусываю свой язык, чтобы не давить на него. Я знаю, что это самый быстрый способ оттолкнуть его от себя, так что принимаю решение уважать его границы и частную жизнь, несмотря на то, что, кажется, знаю, что ему снилось.

Мы долго лежим в тишине, так долго, что я подумала, что он снова заснул. Но он нарушает тишину.

— Извини. Я не хотел быть резким с тобой, Росинка Хани.

— Все в порядке.

— Нет, это не так. — Он поворачивается, встречается со мной взглядом и тянется к моей руке, переплетая наши пальцы.

Это все, что требуется, чтобы вернуть нас на верный путь, по крайней мере, меня.

— У меня бывают кошмары про аварию. Они всегда у меня были. Это одна из причин, почему я ни с кем не ночую. — Он сжимает мою руку. — До недавних пор.

— Мне очень жаль, что тебе приходится так об этом рассказывать.

— В этом есть ирония, потому что я не помню саму аварию, но вижу ее вживую, в цветах, в моих снах. Я вижу, как фура едет на нас, и я знаю, что должно случиться, но не могу ничего сделать, чтобы остановить это.

У меня разрывается сердце от того, что он до сих пор так сильно переживает произошедшее почти двенадцать лет назад. Когда остальные из нас нашли способы продолжать жить, потеряв Джордан, Блэйк застрял на точке день первый.

— Я никогда не знаю, когда кошмары вернуться. Я пойму, если ты не захочешь больше спать со мной рядом.

— Ничто не сможет меня заставить спать без тебя. Когда придут кошмары, мы разберемся с ними вместе. Ты больше не один. — Я тяну его за руку, заставляя приблизиться ко мне.

Вздыхая, он кладет голову мне на грудь.

Я окутываю его руками.

— Засыпай. Я держу тебя.

— Хани…

— Я знаю. — Я целую его голову, пробегаю пальцами по губам, по шелку его волос. — Я тоже тебя люблю.

Блэйк

— Сегодня день нашей встречи с семьей, я волнуюсь. Не потому, что не хочу Хани рядом со мной, я уверен, что она нужна мне. Я хочу ее каждую секунду каждого дня рядом с собой. Нет, я нервничаю, потому что знаю, что для моей семьи это будет огромной переменой, так же, как было для меня. Они не видели меня с другой женщиной со дня смерти Джордан. Они осознают всю важность того, что я возьму ее собой на семейную вечеринку, поэтому мне кажется необходимым предупредить Хани.

Я приношу ей кофе в ванную, где она сушит свои волосы, хотя ей не нужно делать ничего дополнительно, чтобы быть красивой. Ставлю кофе на тумбу у раковины и целую ее голое плечико.

— Я не задержу нас, мы не опоздаем, — говорит она. — Я обещаю.

— Собирайся столько времени, сколько тебе нужно. Они никуда не уйдут. Все продлиться до ночи, будет костер, и зефирки, и фейерверки, и еды столько, что можно месяц кормить целую армию.

— Звучит замечательно, — говорит она с небольшой тоской. — Я никогда раньше не была на семейных собраниях.

Это заявление приносит мне боль от того, какой одинокой она была.

— Это будет первым из многих, на которые мы будет ходить вместе. Моя семья станет твоей семьей.

В зеркало я вижу, что от моих слов у нее наворачиваются слезы. Боже, я люблю ее. Я охренеть как люблю ее. Я люблю ее сладость и уязвимость, а также ее непринужденную сексуальность.

— Думаю, я готова.

Я отхожу, чтобы освободить немного места, чтобы она могла покружиться.

— Я нормально выгляжу?

Она одета в простое желтое платьице, что подчеркивает ее легкий загар.

— Ты выглядишь великолепнее, чем обычно.

Положив руку на живот, она говорит:

— Я, как бы, нервничаю. Я имею в виду, я знаю твоих родителей, братьев и сестер, но иду туда…

— Это что-то значит.

Она кивает.

— Вот именно.

— Признаться честно? Я тоже немного нервничаю, по той же причине.

— Оу, — говорит она, с легкой улыбкой.

— Не из-за того, что я иду с тобой, а из-за того, что они сделают из этого много шума. Я боюсь, как бы они тебя не отпугнули.

Она прижимается ладонями к моей груди и смотрит на меня, даря солнечный свет и все, что мне нужно, чтобы быть счастливым.

— Ничего не может меня отпугнуть.

— Ты говоришь так сейчас. Подожди, пока у тебя будет полный живот Дэмпси.

— Я всегда так буду говорить.

Я глубоко выдыхаю, снимая напряжение. Почему мне не все равно, что о нас подумает моя семья? Пока она здесь со мной, я буду в порядке.

— Давай выдвигаться.

Хани запаковывает картофельный салат и печенье, что она приготовила сегодня утром, а также собирает пучок подсолнухов из сада бабули, которые она срезала для моей мамы, хватает сумку со своим фотоаппаратом, выходя из дома вместе со мной.

Мы выезжаем с ее подъездной дорожки, и она берет меня за руку, это стало нашей привычкой, и мне это нравится. Она держит меня за руку, когда мы выезжаем за черту города, направляясь на ранчо моих тети и дяди, где будет проходить вечеринка.

Когда мы приехали, я снова беру ее за руку. Мы пересекаем широкий коричневый газон, растянувшийся вокруг дома, подходим к заднему дворику, где тент защищает гостей от горячего солнца Западного Техаса.

В бассейне полно орущих детей, включая моих племянников и племянниц. Мой восьмилетний племянник, Лиам, визжит, заметив меня. Потом он резко пересекает дворик и запрыгивает на меня, мокрый и в плавках. Я отпускаю руку Хани, чтобы не уронить эту маленькую обезьянку.

— Дядя Блэйк, ты поплаваешь с нами?

— Еще бы, приятель. Дай мне только поздороваться со всеми, и я присоединюсь к вам.

— Ок. — Он смотрит мимо меня. — А она кто такая?

Улыбаясь его вопросу, я говорю ему

— Это моя девушка, Хани. Ты можешь поздороваться с ней?

— Привет, Хани. Меня так мама называет [хани — ласкательное обращение на английском, близкое к нашему дорогой/дорогая, любимый/любимая, сладкий/сладкая и т.п. — прим. перев.].

— Моя бабуля меня так часто называла, поэтому все начали звать меня Хани.

— Круто. — Он начинает вертеться, желая вернуться обратно в бассейн.

Я опускаю его и ищу взглядом моих родителей, которые, заметив нас, идут в нашу сторону, рука в руке, как обычно. Они знают, что я был занят в последнее время, но до сегодня они не знали чем. Судя по их восторженным лицам, мое появление с Хани — это хорошая новость.