– Не успел толком вработаться в дело, а уже такое любопытство! – раздался за спиной Пелисье звонкий голос, и все обернулись.

Галлена, приглаживая волосы, стояла у окна и улыбалась.

– Стучать надо, когда заходишь! – пробурчал Афанасьев. – Опять эти ваши штучки с телепортацией! Не могли бы вы, уважаемые граждане дионы, входить нормально – через дверь? А то в прошлый раз Эллер тоже решил переместиться из офиса Ковалева сразу ко мне домой… он тут свой проклятый молот оставил. Так он оказался прямо в ванне, куда я наливал воду с пенкой. Совсем не для него, кстати!..

– А для кого? – лукаво поинтересовалась Галлена. Афанасьев, думавший о себе, что давно уже отучился краснеть по такому поводу, смутился. Впрочем, щекотливая тема была тут же перекрыта другой, куда болееважной и насущной.

– Я тут слышала последние слова Жан-Люка, – сказала дионка, – так вот, из наших отправятся Эллер и Поджо. Уже решили.

– Ну и выбор! Поджо! Он, по-моему, кроме как жрать, больше ничего не умеет. В этом они с Тангрисниром конкуренты!

– Не надо об этой проклятой четвероногой твари! – сжав голову руками и сморщившись, воскликнул Васягин и с отвращением выпил кефира.

– Так или иначе, но за Ключом номер семь – хвостом коня хана Батыя – отправятся Поджо и Эллер. Правда, у Эллера те же проблемы, что и у тебя, Васягин: проклинает своего козла и ищет его по всему городу. А козел где-то в засаде, наверное, отсиживается.

– Как там поживает Добродеев? – осведомился Женя. – Наверное, никак не может опомниться после топора Эйба Линкольна и теплого приема со стороны миссисипского крокодила? Ну что ж, не одному же Коляну и Ваське страдать.

– Не знаю, как там Добродеев, – выпятила нижнюю губу Галлена. – Надо будет порекомендовать моему почтенному родителю – как-нибудь, при встрече – поднять Добродееву жалованье и присвоить степень доктора сатанинских наук и почетного инфернала. Кстати, в поисках Ключей я подметила еще одну закономерность. Важную. Не менее важную, чем та, что при каждом Перемещении мы попадаем в непосредственную близость от нужного нам человека и Ключа. Так вот, я заметила, что только человек – не дион, не инфернал! – способен добыть Ключ. Мы, дионы, слишком слабы в тех мирах, к тому же нам мешает фактор предопределенности. Ну а Добродеев… я рассказывала, что с ним было. Если бы добрейший Эйб Линкольн сам не швырнул в него топор, то есть не отдал по доброй воле, то ничего бы не вышло. Этот Добродеев, ох уж он!!!

– Да бог с ним, с этим Добродеевым, – пробормотал Пелисье.

Все захохотали.

– Ты это, Жан-Люк, ему самому скажи! Такой фейерверк увидишь! Из носа дым, из ушей искры, изо рта огонь!

– Змею Горынычу и не снилось!

– Он после Линкольна-то никак очухаться не может, а тут еще ты со своими зажигательными напутствиями!

– Вот именно – ЗАЖИГАТЕЛЬНЫМИ! – воскликнул, смеясь, Афанасьев. – Астарот Вельзевулович у нас мужчина горячий, чуть что, сразу тлеть начинает! Изо рта огонь – это, может, и не шутка! Хотя, в отличие от Змея Горыныча, у Добродеева одна голова.

– На наше счастье.

– Кстати, о Змеях Горынычах, – важно проговорил Пелисье и приосанился. – Я тут готовлюсь к реалиям Древней Руси и вычитал гипотезу о происхождении Змея Горыныча.

– Только не говори, что он еврей.

– Да нет, он из Чернобыля! Трехголовый ведь!

– Так вот, я прочитал интересную версию, – продолжал Жан-Люк, не обращая внимания на насмешки. – Оказывается, происхождение сказочного образа Змея Горыныча можно соотнести… с ракетным обстрелом. Стоп! Не смейтесь. Сейчас поясню свою мысль. Во-первых, известно, что татаро-монголы при покорении Руси пользовались пороховыми зарядами различных видов, позаимствованными у китайцев. Ничего подобного в европейских армиях того времени и в дружинах русских князей, конечно, не было. У монголов был даже прадедушка современных металлических бомб – так называемый «чжэнь тянь лэй», в переводе с китайского – «гром, потрясающий небеса». Далее. У монголов армии Батыя было настоящее артиллерийское оружие множества разновидностей, а также «огненные стрелы», представлявшие собой настоящую ракету, состоящую из полой бамбуковой или бумажной трубки с пороховым зарядом. Надетый на стрелу и выпущенный из лука, такой снаряд имел значительно большую дальность, чем простая стрела, и мог вызвать пожар.

– А при чем тут Змей Горыныч? – спросил Афанасьев

– Терпение. Змей Горыныч – это поэтическое переосмысление ракетного оружия, которое русичи, понятно, видели впервые. Доказательства? О, eh biennote 17! Так вот, во-первых, Змей Горыныч – носитель огня, – с жаром продолжал Пелисье, – «из ноздрей пламя пышет». Огонь, используемый им как оружие, способное опалить или даже сжечь. Во-вторых, Змея Горыныча постоянно сопровождают клубы дыма… «из ушей дым валит». А заряд перед запуском поджигался либо при помощи раскаленного шила, либо при помощи запальных шнуров. Ракеты, начиненные порохом, в полете искрили и дымили. Далее. Змей Горыныч многоголов. Шарообразная или бочкообразная форма снарядов напоминает голову какого-то животного, по крайней мере так могли счесть не слишком образованные русские крестьяне. А так как оружие китайского происхождения, а китайцы были склонны к эстетизации предметов быта и оружия, то могло статься, что пороховые снаряды раскрашивали под головы драконов. Тогда неразорвавшиеся снаряды могли восприниматься защитниками русских городов как кем-то отрубленные головы чудовища.

– Ну и премудрость. Тут и Добродеев ногу сломит! – вставил Васягин.

– Все проще, чем вы думаете, – элегантно отозвался Пелисье. – Далее. У Змея Горыныча черная кровь, которая подолгу не может впитаться в землю, поскольку ее «не хочет принимать земля русская». И опять же все очень просто. Из неразорвавшихся зажигательных снарядов вытекала черная маслянистая жидкость, с трудом впитывавшаяся в землю и вполне воспринимаемая как кровь Змея Горыныча. Нефть – вот что это такое.

– Так вот, значит, где родина Змеев Горынычей! – завопил Афанасьев. – Персидский залив! А президент Буш кровушку змеиную пьет, империалист проклятый!

На этом кухонные прения по сомнительной персоне Змея Горыныча завершились. Никому и в голову не приходило, какое неожиданное завершение они могут получить…

Это уже было. Женя Афанасьев стоял на берегу Волги, глядя в широкую спину Эллера. Только вместо белокурого Альдаира был толстый, непрестанно пыхтящий Поджо, а вместо Коляна Ковалева – его двоюродный брат Жан-Люк Пелисье, которого все уже звали на русский манер просто Ваней.

– Ну что, Эллер, – сказал Женя, – мы с тобой уже сработанная команда, так что давай начинать.

Рыжебородый дион согласно кивнул и, присев на корточки, опустил руку в реку. На боку его висел молот Мьелльнир.

– Кстати, – заметил Женя, – твой отец мог быть известен на Руси как Перун. Или это папаша Альдаира?

– Черт его знает! – отмахнулся Эллер, который давно уже овладел русскими разговорными выражениями.

Афанасьев не стал повторять уже изрядно поистаскавшуюся шутку о том, что если Добродеев и знает, то все равно его здесь нет. Он просто присел рядом с Эллером, а толстый Поджо, пыхтя и пытаясь втянуть свой огромный толстый живот, последовал их примеру. Пелисье что-то записывал в книжечку.

– Ваня, заканчивай свои летописи, – обратился к нему Афанасьев, – пора. Не стучи зубами. Что русскому здорово, то немцу – смерть… но ты-то француз, к тому же с русской матерью. Так что давай сюда, к нам. Сейчас будем перемещаться.

Пелисье, оставляя во влажном после недавнего дождя песке глубокие следы, подошел к ним и присел.

– Поджо! – скомандовал брату Эллер. – Делай так, как тебя учили Галлена и Вотан! Нельзя же все силы тратить на перемалывание жратвы!

Живая цепь из людей и дионов вздрогнула, словно пронизанная током высокого напряжения. Песок шевельнулся под ногами как живой, а волосы на голове Пелисье поднялись дыбом. Женя хоть и прошел сквозь одно ПЕРЕМЕЩЕНИЕ, все равно почувствовал, как в нем неумолимо раскручивается клокочущая воронка пустоты, стылого, звериного страха. Это было так же непривычно, как в первый раз. Пополз перед глазами мутный горизонт, звуки замедлились и размазались, как будто зажевало громадную магнитофонную ленту… Тут за спинами четверки вскинулось басовито-радостное «ммм-ме-э», и козел Тангриснир, выскочив на берег, радостно устремился к хозяину. Эллер хотел пошевелиться, но не сумел, потому что уже заработали разбуженные силы Перемещения. Песок свился змеями, тяжело и холодно обвивая ноги, и потянул вниз. Привычное чувство полета прорвалось в каждой клеточке четырех тел, Афанасьев закрыл глаза…